Когда-нибудь, ты поймешь Шурка.
Поймешь, почему я не звоню. Почему не захожу.
Может быть даже поверишь, что тем человеком, которого ты видел у своей школы, к которому так отчаянно счастливо побежал, раскинув свои нескладно длинные руки, а он просто повернулся и пошел прочь - был не я.
Эра абсолютного времени. День 0, 890
Малыш вернулся. Была большая вечерина по этому поводу.
Ужрались как хорьки вонючие. Забавный он все-таки, наш Малыш.
И знает много.
Хотя, если быть совсем уже честным, что-то он мне больше не кажется таким крутым.
Во всяком случае, если он захочет работать с нами, а есть у меня такое подозрение, что он захочет (слишком уж он интересовался, слишком уж выпытывал про наши дела), не уверен, что соглашусь его взять.
Мелкая рыбка.
И взгляд держать не умеет.
Ну, вот, со всеми этими встречами и празднествами, почти что получилось не думать о братишке.
Почти что.
Тик-так. Бом.
Эра абсолютного времени. День 0, 935
Мы с Сахой снова сняли квартиру. Точнее подыскал и снял ее именно он. Я только вложил свою часть денег.
Иметь постоянное пристанище - это здорово.
А за окном - клены. Совсем близко, тычутся ветками в закрытые окна. Просто красота.
У Сахи отдельная комната, дальше по коридору, вход через гостиную. И еще есть маленькая кухня. Просто класс.
Я очень доволен.
Эра абсолютного времени. День 0,989
Тик-так. Тик-так.
Черт, как ни хотелось бы мне этого избежать, зайти домой, видимо, все-таки придется. Просто даже смешно, насколько много на свете самых глупых незатейливых вещей, без которых прекрасно можно обойтись, пока живешь по знакомым, но которые мгновенно оказываются жизненно необходимы в собственной квартире.
К тому же, в конце концов, мужчина я или нет?
Почему зайти к себе домой для меня такая большая проблема?
Надо быть серьезней и проще. Это же все была просто ерунда.
Ну, с Шуркой, я имею в виду.
Теперь даже думать об этом немножко неудобно. Как-то стыдно.
Он же мне брат родной все-таки. И вообще - мальчик.
Просто помутнение как будто было какое-то.
Ну да действительно ерунда это все.
Эра абсолютного времени. День 1,000
Тик-так. Тик-так.
Тик-так. Тик-так.
Я поднимаюсь по знакомой лестнице. По знакомым ступеням. Мимо знакомых грязных стен, исписанных той забавной глупой фигней, по которой русские дети в наши дни изучают алфавит.
Солнышко подмигивает мне в каждом новом пролете.
Тик-так.
Открываю дверь. Ухо рассеянно фиксирует знакомые звуки.
Дверь к отцу в комнату закрыта. В нашу комнату распахнута настежь.
Тик-так.
Полагаю, они даже не слышали, как я вошел в квартиру. Я только за вещами. У меня даже сумка уже приготовлена. Болтается на плече.
Ну и щелчки. Наверное, ремнем его порет. Чтобы рука не болела.
А Шурка только хрипит и всхлипывает после каждого удара. Вот дурачок, так и не понял до сих пор, что кричать надо в голос.
Кричать!
Так легче.
Копаюсь в ящиках нашего общего шкафа, пытаюсь нарыть под кучей его одежек где-то там завалявшиеся мои вещи. Разоряю стол.
Курить хочется просто дьявольски, но у Шурки точно этого добра не найдешь.
Впрочем…
Я сажусь у стола на корточки, осененный удивительно светлой идеей.
А почему бы мне не взять у отца? Не обеднеет он от одной пачки.
Я двигаюсь, словно во сне, странная логики которого способна оправдать и объяснить самые нелепые наши действия.
Я всего-навсего хочу курить и, оставив сумку на полу, выхожу в коридор и безапелляционным жестом открываю дверь в отцовскую комнату.
Я знаю, что я там увижу. Я сам сотни раз бывал в такой же ситуации, в той же роли и в той же позе. Мне даже не надо смотреть.
Сигареты в серванте у боковой стены, у окна. На второй верхней полочке. Рядом с дурацкой керамической кошкой, расписанной разноцветными стилизованными цветами. Только протянуть руку и достать пачку.
Конечно, отец не мог не заметить, что я вошел. Ритм ударов на мгновение сбился, но почти сразу восстановился.
– Тебе чего надо? - голос отца звучит неровно, отдышка мешает ему говорить плавно. Отдышка и… я что, действительно это слышу?
Муть, душная тяжелая муть… Я знаю ее. Эта муть…
Сколько лет они уже с матерью в разводе?
Было ли, чтобы он хоть раз приводил другую женщину? Говорил о другой женщине?
Эта муть…
Я оборачиваюсь и смотрю ему в глаза:
– У меня сигареты кончились. У тебя возьму.
Да, я вижу это в его глазах. Он даже не может достаточно сосредоточиться, чтобы как следует разозлиться на меня. Он не со мной. Такая ерунда не отвлечет его…
Свистит в воздухе черный плетеный ремень.
– Сукин сын, - просто комментирует мое бессовестное поведение отец, и это высказывание будто добавляет новый оттенок к его гневу на Шурку. От нового удара братик, наконец, кричит в голос, струной прогибаясь на коленях у отца.
Я не смог ничего с собой поделать. Не смог удержаться: опустил глаза и взглянул на него.
Боже спаси меня, зачем я взглянул на него?
Зачем?
Истерто-синяя шершавая поверхность тахты. Раздвинутые колени отца. Задранная до лопаток рубашка Шурки. Спущенные штанишки.
И… сияюще розовые, горящие под новыми и новыми ударами тугие полушария. Вздрагивающие, дрожащие, трепещущие от боли. И… сцепленные сзади на шее пальцы, напряженная судорога сжимающих голову локтей. Беззащитный темный затылок.
Эта муть… муть…
Я тоже ее чувствовал.
Я закрыл сервант и шагнул к ним.
– Отец, можно тебя на пару слов.
Сначала мне показалось, что он просто не услышал меня, но…
– Подожди на кухне.
– Нет, отец, немедленно.
Мой голос вибрировал, казалось, все тело мое дрожит.
– Стас, я же сказал…
Он не только повысил голос. Он поднял голову и посмотрел мне в глаза. Глаза в глаза.
ЭТА МУТЬ - ЖЕЛАНИЕ.
Шурка не сможет, не сможет защититься от этого. Что ж, видимо, каждому из нас положен свой путь.
Я больше не буду ждать.
– Сейчас, отец, - очень спокойно ответил я, а потом просто взял его левой рукой за майку на груди и поставил на ноги.
Шурка шлепнулся куда-то нам под ноги, но ни я, ни отец не обратили на это внимание.
– Как ты смеешь? - прошипел он, чувствуя, что повисает в воздухе.
Я просто улыбнулся, и в тот момент, когда наверху торжественно забили куранты, моя правая рука сама просчитала себе траекторию размаха и снизу-вверх устремилась ему в челюсть.
Никогда еще я не бил с такой силой. Никогда и никого. Даже, когда я думал, что защищаю свою жизнь. Не знаю, что такого было в этом ударе, но я даже не смог удержать отца второй рукой. Его отбросило через подлокотник тахты, где он и остался лежать, не пытаясь шевелиться и двигаться.
Я замер, одно долгое мгновение сражаясь со всеобъемлющим желанием броситься за ним и бить, бить его ногами, бить в лицо, превратить его в кровавое месиво. Уничтожить. Убить этого человека.
Бой часов все нарастал и нарастал у меня в ушах.
А потом я ощутил, как Шурка цепляется за мою штанину, посмотрел на него и почувствовал…
Я никогда еще не был одновременно так растерян и так… близок к небу.
Он смотрел на меня, крепко держась за мою ногу, и в его больших глазах отражался Бетмен, отражался Герой, отражался Спаситель.
Меня словно ледяной водой окатили.
– Мы уходим, - сказал я равнодушному сейчас к любым моим заявлениям отцу, протянул руку Шурке и старательно отряхнул его, после того, как поднявшись, он поспешно натянул обратно свои штаны.
– Собери свои вещи, - сказал я его сияющим глазам. - Я забираю тебя отсюда. Хватит уже.
И он крепко сжал мою все еще горящую от силы собственного удара руку своей теплой ладонью, и мы пошли прочь.
Тик-так.
В квартире наверху часы невозмутимо отсчитывали первый час дня.
ЭПОХА ВТОРАЯ
Эра абсолютного безвременья. День - 0,637
– Сах, это мой брат. Шурка. Он теперь будет жить со мной.
– Шурка? - Саха язвительно блеснул глазами поверх очков. - Мальчик, у тебя, правда, такое дурацкое имя?
– Такое же как и у тебя, - огрызнулся я.
Задело меня. Даже сам от себя не ожидал.
Шурка стоял слева и чуть позади меня. Он просто стоял рядом, но почему-то неожиданно делал меня самым сильным, самым могущественным, самым-самым.
Саха просто пожал плечами и улыбнулся. И не скажу, чтобы мне понравилось это понимающее выражение у него в глазах. Но по большому счету, мне было все равно. Плащ Бетмена трепетал за моими плечами.
Я знал, что я спас мир. Знал, что при этом погубил себя и все свои столь немногочисленные идеалы, но оно того стоило. Я спас мир моего маленького брата.
