водительское удостоверение, пожалуйста.
Петр кивнул и передал карточку. Сержант принял ее и даже не показал собственное удостоверение. Видимо, сам был немало удивлен и даже несколько растерян.
– Припаркуйте машину за перекрестком, пожалуйста, – показал он рукой. – Будем оформлять лишение прав.
В голове Петра все резко смешалось. Деньги, лицей, магазин, неприятные уколы где-то в груди… все закрутилось в один клубок. Он понимал, что теперь точно никуда не успевает. Вариант оставался только один.
– А если сейчас вам позвонит ваш начальник, отпустите? – сказал Петр чувствуя закипающий в крови адреналин.
Сержант переглянулся с напарником, неопределенно дернул челюстью.
Петр, уверенный, что этого делать нельзя, уже вызывал Растягу.
– Ну, приехал? – весело откликнулся начальник.
– Да, – быстро и бодро ответил Петр, – совсем. Оформляют протокол за двойную сплошную и встречку.
– О ты какой! – засмеялся Растяга.
– Так что сегодня все-таки не получится. Обстоятельство непреодолимой силы.
– Меньше вибрации! У нас с господином Скирониным и на такой случай хороший одноклассник найдется! – начальник отреагировал как Петр и планировал. – Скиронин, будь другом, набери Коринетовича!..
Все это время Петр даже не думал трогаться с места, и обе машины, его и полиции продолжали стоять на перекрестке. Сержант смотрел на Петра, прищурив глаза, но ждал.
– Кирюша, привет! – продолжил голос начальника вперемешку с музыкой, – твоя помощь нужна, очень срочно! Там мой растянулся на лишение прав, вот прямо сейчас надо чтобы отпустили. После сведем баланс. Петя, как зовут инспектора?
Петр быстро глянул на полицейского:
– Еще раз: как вас зовут?
– Сержант Михаил Таврин, – нерешительно ответил он.
– Слышу, жди! – сказал начальник и бросил трубку.
Замигала стрелка налево, и водители сзади забеспокоились. Сержант еще раз показал Петру жестом к тротуару, но тот твердо покачал головой. Напарник сержанта насупился, вылез на перекресток и жезлом махнул остальным машинам, чтобы объезжали.
Стрелка помигала, и снова загорелся полный красный.
Зазвонил телефон у полицейского.
– Сержант Михаил Таврин! – поднял тот трубку и вытянулся, хотя и оставался сидеть. – Да, товарищ подполковник! Но… выезд на полосу встреч… Слушаюсь, товарищ подполковник…
Ноздри его широкого носа над тяжелой челюстью заходили, он положил трубку и отдал права Петру. Тот взял карточку, оскалился и рванул с места. Ловя ненавидящий взгляд полицейских, он развернулся вокруг их машины и вдавил газ вверх по виадуку.
Мир мигнул.
Петр сидел на пластиковой лошадке-качалке с погрызенным ухом и отломанными колесиками на перекрестке между столиками. У копыт лошадки лежал крупный плюшевый жираф. Кругом были разбросаны куклы, кубики и стульчики. За пределами столиков видны были кроватки рядочками, а противоположная стена была разрисована веселенькими персонажами из мультфильмов.
Все было миленько и цветасто. Только взрослые ноги Петра казались несоразмерно большими по сравнению с лошадкой. А над Петром возвышался давешний гаишник, Таврин.
Стоя он казался огромным. Его широкие ноздри раздувались, челюсть ходила ходуном и выглядел он так, будто собирался рухнуть на Петра и раздавить его. Однако вместо этого он достал планшет с протоколом, ручку, покосился на поверженного жирафа и свирепо потребовал:
– Ну рассказывайте! Как обгонял? Как подрезал?
– Да вы что! – удивился Петр, – Я же… у меня же даже колесиков нет! Что я мог нарушить?
– Внутренний нравственный императив! – рявкнул Таврин. – Что скажете, не справились с управлением?
– Ну-у-у… да, – ошалело кивнул Петр.
Он попытался попятиться, чтобы избавиться от нависающего над ним гаишника, но почувствовал, что спина лошадки под его ягодицами слишком мала и он может только соскользнуть на пол.
– Превышение степени кривизны движения души! – взревел Таврин. – Отягчающее обстоятельство! Штраф: пять лет саморазрушения!
Он дернулся вниз, на Петра и тот, не дожидаясь пока его схватят, спрыгнул назад с лошадки. Покатился кубарем по линолеуму и кинулся к дверям, которые увидел перед собой.
Распахнул их, выскочил и обнаружил, что оказался в той же комнате перед тем же огромным гаишником. Фуражка на его голове лежала как-то неестественно, слишком высоко. Как будто у того были не волосы, а несколько слоев парика.
Он резко вырвал из протокола оформленную квитанцию и на растопыренной ладони ткнул ею Петра:
– Штраф: усиление тяги к пьянству на три балла!
Петр ошалело прыгнул в сторону, увидел за столиками еще одну дверь, и метнулся туда.
– Ты не закончил!!! – услышал он рев гаишника за спиной.
Рванув на себя дверь, Петр попал на пустую кухню, сразу увидел следующую с табличкой «выход» и побежал к ней. Однако, не сделал и нескольких шагов, как прямо из спасительной двери на него снова вывалился гаишник. Его плечи будто раздались в стороны, форменная куртка чуть не расползалась по швам. Фуражка уже не держалась на голове. Теперь было видно, что ей мешало ровно лежать – два крутых бычьих рога. На одном из них она и болталась сейчас.
– Штраф: пассивная агрессия на родных и близких! – потрясая штрафной квитанцией, гаишник ринулся вперед.
Петра обдало жаром, он отпрыгнул, укрываясь за столом. Гаишник проскочил мимо, развернулся и свирепо глядя, опустив голову, нацелив рога прямо на Петра тяжело начал разгоняться снова.
Петр обежал стол, толкнул дверь и помчался по темному коридору.
За спиной гулко топали тяжелые шаги и слышался могучий рев:
– Штраф! Перерастание агрессии в открытую! Подавление зависимых лиц!
Петр на бегу пытался найти укрытие.
Дверь!
Рванул ее на себя… кладовка!
Скорее бежать дальше!
Коридор повернул направо… тупик!
Петр развернулся на месте и увидел наступающего на него гаишника. Форма крупными клочьями сползала с его тела, бугрящегося могучими мускулами. Горячий воздух вырывался из широких ноздрей.
– Не бойся, сохраняй спокойствие. Дыши!
Петр даже не поверил, что услышал от чудовищного гаишника именно эту фразу. Не стремясь разбираться в чужих странностях поведения, он метался взглядом по сторонам, ища выхода…
Проход! Слева!
Он кинулся туда, и тут же ощутил сильный и острый удар ниже спины. Его бросило на стену, он прокатился боком, вскочил и снова побежал по темному коридору, с возмущением осознавая, что его боднули рогами. За спиной раздался рев и громкий топот.
Петр добежал до следующей двери и попал в ту же комнату, со столиками, лошадкой и сбитым жирафом. Беспомощно оглянулся назад, преследователь был уже в дверях.
Петр дернулся в другую сторону, увидел проход в туалет, кинулся туда и снова ощутил сильный и очень болезненный удар рогами в ягодицы. Он проскользил лицом по кафельному полу и, теряя сознание от отчаяния и боли рванул первую попавшуюся дверь, то ли кабинки, то ли саншкафа.
Снова оказался в коридоре.
Поворот, поворот, развилка, снова поворот… тупик!
Петр повернулся, прислонился лопатками к крашеной стене.
Гаишник медленно наступал, сверкая темными глазами. Голова его была совершенно бычьей, остатки формы исчезли, открывая мощное тело, покрытое густым жестким волосом, сзади покачивался бычий хвост. Крупные кулаки сжимались и разжимались, как будто перемалывая чье-то тело.
У Петра же ниже поясницы все болело, как единый синяк.
Бежать было некуда. «Если это конец», – подумал Петр, – «то бояться уже нечего».
– Ну чего надо? Чего хочешь? – тяжело дыша выпалил он.
– Нет! – огрызнулся Минотавр. – Это чего ты от меня
