Разлогов внимательно слушал Каменского, пытаясь по привычке выйти на более глубинные пласты мысли декана, на те слои его сознания, которые и диктуют ему этот текст. Он давно понял, что истинные мотивы слов и поступков человека чаще всего находятся далеко от того, что он говорит или делает. И обычно этот разрыв даже не осознается, а говорящий пребывает в полной уверенности в своей честности и искренности. Но пока Разлогов не мог определить, какие побудительные причины двигают Каменским, он слишком мало знал этого человека. Хотя все произнесенное им, оставили в Разлогове двойственный след. Он был согласен с его словами и не согласен. Более того, все сказанное вызывала настороженность.
Он тихонько вздохнул, он рано радовался, не так-то просто и гладко будет ему тут. И все же то, что он только что услышал, по сравнению с тем, с чем он сталкивался ранее, являлось большим продвижением вперед. Ему надо будет, не афишируя, гнуть свою линию, внезапно нашел он выход из затруднения. Каменский в отличии от предыдущего его шефа, не похож на самовластного диктатора и не станет следить за каждым его шагом, фиксировать каждое произнесенное слово. Да и сама атмосфера здешнего университета гораздо раскованней и разяженней, он уже успел это почувствовать. А атмосфера – нередко определяет все, подчиняя своему влиянию даже тех, кто природой не приспособлен дышать воздухом свободы.
Он посмотрел на Каменского и по выражению его лица понял, что тот ждет реакции на его слова. Что ж, он попробует ее сейчас продемонстрировать.
– Мне кажется, Григорий Валентинович, вы очень правильно указали на главные болезни нашего времени. Мы зашли слшиком далеко, идя по одной и той же дороге. А рано или поздно все дороги кончаются. И мы все ближе к этому финишу. Вот все больше людей подсознательно и ощущают, что вот-вот они упрутся в непроходимую стенку. И им становится очень неуютно. Нельзя идти только по одному пути, рано или поздно за это ждет наказание. Пора менять направление.
– Именно это я имел в виду, дорогой Александр Владимирович, – горячо согласился Каменский. – Мы находимся на сломе эпох, а каждый таком слом требует осмысления и формулирование новых целей. И если наша страна, наши мыслители предложат их человечеству, то наше первенство окажется неоспоримым.
Вот значит что его гложет, он мечтает стать пророком нового времени. Или по крайней мере тем человеком, под руководством которого будут выработаны новые великие идеи и устремления.
– Но я не могу уверять вас в том, что знаю такие идеи, – заметил Разлогов. – По большому счету все идеи, даже самые грандиозные, преходящи, они не выражают самую сердцевину явления или процесса. В лучшем случае лишь создают иллюзию их выражения. А это всегда опасно.
Каменский несколько секунд молчал, обдумывая ответную реплику.
– Да, конечно, по большому счету вы правы. Но человек так устроен, он все время стремится оказаться в замкнутом пространстве. Оно может быть сколь угодно большим, но все равно замкнутое. И вот для того, чтобы чувствовать в нем себя комфортно, он должен понимать на сознательном или на подсознательном уровне, что представляет из себя эта геометрическая фигура. Мы должны видеть свои подлинные размеры. Когда же мы их преувеличиваем, а то и растягиваем до бесконечности, то вдруг оказываемся в безвоздушном пространстве. Нет, решительно мы не можем без кислорода.
Каменсккий вдруг смехом прервал себя.
– Что-то мы с вами прямо с места в карьер бросились спорить. Что значит философы. Их хлебом не корми, дай поразмышлять о мироздание и места человека в нем. У нас еще будет время поговорить на разные темы. А сейчас, если желаете, можете познакомиться кое с кем из своих коллег. Они в соседнем кабинете. Там и для вас стол приготовлен. Не знаю, как вам, а мне наша встреча доставила истинное удовлетворение.
– Мне – тоже, – ответил Разлогов. Но на самом деле он точно не мог определить, действительно ли ему понравился их обмен мнениями. В таком случае лучше всего не делать скоропалительных выводов.
– Что касается непосредственно рабочих вопросов, то у нас еще будет время их обсудить. До начало занятий – неделя. А теперь пойдемьте, я вас представлю вашим коллегам.
Каменский ввел его в довольно просторную комнату. В ней находились двое мужчин.
– Друзья, – проговорил декан, – позвольте представить вам вашего нового коллегу: Разлогова Александра Владимировича. Заочно он вам хорошо известен. Не удивляйтесь, – повернулся Каменский к Разлогову, – в прошлом семестре у нас был большой семинар по вашей книге: «Свобода от свободы». Признаюсь вам, что таких горячих споров давно не вызывал ни один труд.
Разлогов почувствовал приятное удивление. А он и не подозревал, что где-то внимательно штудируют первую его настоящую работу, которой он может гордиться. Правда после того, как она вышла, было несколько откликов, в том числе и из-за границы, но большой приливной волны критики труд не вызвал. Если говорить откровенно, это порождило у него разочарование; когда он его писал, то втайне лелеял надежду, что шум поднимется немалый. Пожалуй, все же прав Каменский, когда говорил о том, что современное общество заражено вирусом равнодушия к философии и вообще к любой серьезной, выходящей за рамки привычной, мыслительной деятельности. Уж очень многим кажется на этой планете, что на все вопросы найдены ответы и можно просто жить и наслаждатсья жизнью, ни о чем не задумываясь. Словно человек уже находится в раю. Хотя на самом деле он в предверие ада.
– Разрешите мне представить вам ваших коллег, – снова произнес Каменский. – Палий Валерий Витальевич.
Из-за стола поднялся мужчина среднего роста, с приятным, можно даже сказать, красивым лицом. Он подошел к Разлогову, дружески улыбнулся ему и подал руку. Они обменялись рукопожатием.
Палий понравился Разлогову что называется с первого взгляда. Он, казалось, распространял вокруг себя сильную ауру обаяния. Причем, оно не было искусственным, а являлось естественной эманацией его натуры. И у Разлогова появилось предчувствие, что они подружатся.
– А это наш известный теолог, отец Дмитрий Тихонович Шамрин. Я думаю, вы читали его работы.
Разлогов действительно читал несколько его статей, которые кроме неприятия и отторжения ничего другого у него не вызвали. И то, что ему отныне придеться работать бок о бок с этим человеком, было весьма неприятным сюрпризом. Но, как известно, ни родителей, ни сослуживцев не выбирают. Придеться искать с ним общий язык, какой бы трудной задачей это бы не было.
– С вашего разрешения я вас оставлю, господа, у меня еще много дел, – откланялся Каменский. – А вы уж тут сами, пожалуйста.
Каменский удалился. Однако неловкая пауза, которая обычно возникает в таких случаях, продолжалась совсем недолго.
– Очень рад, что вы будете работать в нашем университете, – сказал Палий. – Я как только узнал о том, что вас к нам приглашают, сразу обрадовался. Здесь нужны такие люди, как вы. Правда Дмитрий Тихонович?
Разлогову показалось, что в этом вопросе заключался какой-то подтекст или даже подвох. Вполне вероятно, что речь шла о каких-то неизвестных ему спорах. Пока неизвестных.
Шамрин как бы нехотя взглянул на Разлогова. Он явно колебался с ответом. С одной стороны, ему хотелось быть любезным с новым коллегой, но с другой, он почти не скрывал, что не одобряет его появление здесь.
– Всякий человек создан Господом, а значит не нужных людей на земле не появляется. Каждый Ему угоден, каждый выполняет уготованную ему миссию.
На первый взгляд ответ теолога не вызывал возражений и был по своему справедливым. Но с другой стороны, Разлогов чувствовал, что на самом деле это едва скрытый выпад против него.
– Значит, и любой преступник, к примеру маньяк-убийца тоже выполняет полезную миссию? – засмеялся Палий.
Разлогов с любопытством посмотрел на Шамрина, ему было интересно, как он выйдет из этой ситуации.
– Что ж, грешник нужен не меньше праведника, он указывает нам на то, кем мы можем стать, если не будем выполнять Его наставления, – хмуро ответил Шамрин. – Прошу прощение, но мне надо идти. Надеюсь, у нас еще будет время для плодотворного общения, – посмотрел он на Разлогова.
– Без всякого сомнения, Дмитрий Тихонович, – отозвался Разлогов.
Шамрин вышел.
– Ну как вам наш падре? – засмеялся Палий.
– Нам будет друг с другом не легко, – оценил ситуация Разлогов.
– Не знаю, насколько вы в курсе, чем занимается отец Шамрин?
– Не в курсе.
– В каком-то смысле он разрабатывает новую церковную доктрину. Она держится под большим секретом, но кое-какие отрывки иногда проскальзывают в его речениях. Я думаю, у нас еще будет время поговорить на эту тему. А что вы намерены делать сейчас?
– Честно говоря, не знаю, – пожал плечами Разлогов. – Я так полагаю, что на сегодня все университетские дела завершены.
