— Почему развелись?
— Из-за разности сексуальных пристрастий.
— Извращенец! — снова громко ржёт она, и смотрит с нескрываемым интересом.
На нас опять оглядываются окружающие, а класснуха зыркает так, будто не было никаких сорока лет, и она сейчас вызовет в школу родителей.
— А бизнес… — продолжаю я. — Да ничего, спасибо. Занимаюсь услугами в области здравоохранения. Клиентов хватает… Мануальная терапия, нутрициология там всякая, немедикаментозное оздоровление и прочее модное шаманство…
— Точно, ты же врач!
— Угу, — киваю я. — Доктор Айболит.
— Надо к тебе прийти, где у тебя офис?
— Да, здесь недалеко, на Калинина, — неохотно отвечаю я. — Но мы и на дому услуги оказываем. У нас больше всего массаж спросом пользуется…
— Серьёзно? — уже захмелев, ухмыляется Вика.
Ага, всё честно, серьёзней некуда.
— А сам можешь? — подмигивает она. — А то может и закажу тебя с выездом на дом!
Она начинает смеяться и тут же прикрывает рот ладонью. Пальцы красивые, ухоженные, ногти красные.
— Не слушай, несу всякие глупости!
— Могу и сам, — усмехаюсь я. — Главное, не пожалей потом, я ведь пощады не дам.
— Не слушай, не слушай, — машет она своими светлыми волнистыми волосами и мне кажется, что в глазах её мелькает искра. — Ты человек серьёзный, это я вон дурочка с переулочка, да?
— Нет, Вик, ты не дурочка.
Она подмигивает, мол, могу быть дурочкой, могу умницей. Артистка.
На сцене, тем временем, появляется школьный ансамбль и заводит «Когда уйдём со школьного двора».
— Иди, пригласи Палех танцевать, — мурлычет Вика.
Палех — это фамилия нашей бывшей класснухи. Это я каким-то чудом помню.
— Не, опять придётся объяснять, кто я такой, — отказываюсь я. — Давай лучше я тебя приглашу, ты хотя бы меня узнала.
Она соглашается, и мы не слишком твёрдым шагом выходим на «танц-пол» — в широкий проход между рядами кресел, где всегда и устраивались танцы. А даёт ведь себя знать коньячок натощак. Вслед за нами начинают выдвигаться и другие танцоры, более молодые, закончившие школу намного позже нас.
Танцую я целомудренно, особых вольностей не допускаю… Правда, когда руки под действием сил гравитации начинают сползать вниз по спине, Вика недовольно хватает их и подтягивает выше.
— Только не надо жир на боках пальпировать, доктор, — комично хмурясь, выдаёт она. — Любые другие места — да, но там — нет.
Ансамбль начинает следующую песенку, современную, наверное, я её не знаю. Народу прибавляется. Надо же, танцы. Вроде, в программе не заявлены.
— Пойдём покурим в тыбзик, — шепчет она мне на ухо. — В смысле, я покурю, а ты на атасе постоишь. Помнишь, как в старые времена? И словечко само всплыло… Тыбзик…
— Пошли, — соглашаюсь я.
Мы идём к выходу. Актовый зал находится на пятом этаже и, чтобы попасть в уборную, нужно спуститься на этаж ниже. Здесь за дверьми в те давние времена всегда кто-нибудь тусовался. Кто-то переобувался, кто-то зашибал у малышни деньжата, кто-то назначал дуэли.
Выходим из двери и Вика, запнувшись, резко хватает меня за руку и буквально повисает на мне. Руки у массажиста крепкие, пожалуйста, пользуйся.
— Ой, — говорит она и, держась за меня, поджимает ногу и второй рукой поправляет туфельку.
Наши лица оказываются близко друг к другу, очень близко. Я смотрю на неё… Удивительно, она всё ещё милая. Разумеется, это уже не та свежая, пышущая красотой и ранней зрелостью школьница.
Есть и морщинки, и кожа чуть провисает, и пластика, судя по всему была. Но глаза такие же синие, как сорок лет назад. Тот же румянец на красиво очерченных скулах и те же полные, сочные губы. Да и хрен с ней, с пластикой. А может…
Поддаваясь порыву я вдруг тянусь к ней, но она чуть отворачивается и моё движение заканчивается в «нигде». Ну, мне к этому не привыкать… Сердце всё-таки немножко дёргается и чуть сжимается. Глупость какая… Точно, это из-за коньяка.
— Не надо, — вмиг сделавшись серьёзной, говорит она. — Вот если бы тогда, помнишь, когда Альберт тут ещё был? Вот если б ты тогда поцеловал, всё, наверное, было бы совсем иначе. А теперь ни к чему. Ничего не будет…
— Э, Чебураха, ты чё творишь, в натуре! — раздаётся вдруг голос Альберта. — А ну, отвали от моей девчонки!
Блин! Всё точно так же, как и в тот самый раз! Мы тогда закончили девятый и балдели на школьной дискотеке в последний день занятий. И всё было вот так же, абсолютно так же. Цеп стоял чуть внизу на лестнице, а мы с Викой вышли из зала.
Покурить, кстати. Я полез целоваться, но тут возник Алик… её дружок как бы. Она сказала мне, мол, не надо и, типа, что ты делаешь, хотя была совсем не против. Как и сейчас. Сказала специально, чтобы я сохранил лицо, потому что переть против Цепа было самоубийством. Здоровый шкаф, метр восемьдесят пять, да ещё широкий в плечах, боксёр, силач и хулиган. Он бы меня урыл.
Тогда я отошёл, а вот сейчас она мне говорит, что если бы в тот раз я не струсил… Да пошёл ты нахрен, Альберт Черепанов! Цепень хренов! Бычий! Да, точно, бычий цепень, иди ты в зад! Смешно. Бычий цепень, иди в зад. Я улыбаюсь.
— Ты чё лыбишься, чмо! — разъяряется Алик и ускоряется, поднимаясь по лестнице.
— Бычий цепень, вернись в зад! — надменно произношу, практически декламирую я и замечаю огромные удивлённые глаза Вики.
А вот так, знай наших. Тем более, ты уже давно не муж. И, почувствовав себя героем, настоящим Бэтменом, и получив от этого неслабый кайф, я решаю не останавливаться на достигнутом. Вернее, я не решаю, всё происходит само собой. Руки сами, губы сами, ну… в общем, я же говорю, само.
Я обхватываю её голову и притягиваю к себе. Притягиваю и целую. Она хлопает глазами, задевая длинными ресницами мою щеку. Вкус коньяка, запах блаженства и волнующие касания ресниц. А ещё громыхающее, как камушек в бидоне, сердце. Докатился, герой-любовник. Ни стыда, ни совести. На лестнице с девками целуешься, а она, между прочим, бабка,
