мимо. Мой фингал вызывает насторожённость и суровое порицание, но я беззаботно пру вперёд.
Огибаю соседский дом, стоящий буквой «Г», так же, как и мой, собственно… В общем, огибаю, захожу за него и оказываюсь в тенистой аллее, идущей вдоль школы. Аллея ведёт на улицу, с которой можно попасть к центральному входу с высоким широким крыльцом.
Но я знаю дорогу получше. В металлическом заборе вон за тем кустом сирени есть дыра, не хватает одного прута. Туда я и ныряю. Смотри-ка не забыл! Юношеская память — это просто счастье какое-то. Проскакиваю за забор и оказываюсь на школьном дворе. Тут футбольное поле, а тут мастерская для уроков труда. Иду мимо мастерской, заворачиваю за угол и подхожу к двери в спортзал.
Открыта, значит физрук здесь. В коридорах пахнет конюшней. Естественно, тут же с учеников сгоняют пот в три ручья. В зале никого. Подхожу к кабинету или, правильно было бы сказать, конуре физрука и стучу.
— Да! — тут же раздаётся из-за двери.
Открываю дверь и оказываюсь прямо напротив самого физрука, стоящего посреди конуры, нос к носу.
— Здравствуйте, Глеб Алексеевич.
— Тебе чего? — кивает он. — Потерял что-то?
Он внимательно осматривает моё лицо.
— Это тебя вчера Черепанов тумаками угостил?
— Ну, вообще-то я его тоже приложил малость. — расправляю я плечи.
— Если бы ходил на физкультуру и не заработал позорный трояк за год, может, посильнее бы приложил. Не думал ты об этом?
— Вы что всех помните, у кого какая оценка?
— Только троечников. Потому что их у меня… ты один. Врубаешься, Костров? Позор вообще-то тройку по физре иметь. Тебе скоро в армию, а ты не можешь норматив сдать.
— Почему не могу? — пожимаю я плечами. — Могу я.
Могу, конечно, просто для этого элементарно надо хотя бы изредка на уроках появляться.
— Ладно, рассказывай, чего тебе, — кивает физрук.
— Возьмите меня в секцию.
— В секцию? — удивляется он.
Ему на вид лет тридцать, короткая стрижка, прямой въедливый взгляд, футболка с гербом на груди, джинсари. Нормальный по виду чувак. Признаюсь, я его не очень хорошо помню, потому как на физкультуре гостем был нечастым. Скучно было время тратить на эту «никому ненужную чепуху».
— Я вообще-то всех подряд не беру, — пожимает он плечами. — А ты от кого узнал?
— От Михи Зайцева, от Михаила то есть.
— От Зайцева? Понятно.
Он молчит, рассматривая мой фонарь.
— Хочешь, значит, овладеть мастерством рукопашного боя? — наконец решает уточнить физрук.
— Да, Глеб Алексеевич.
— Это дело хорошее, и похвальное даже. Но я думаю тебе стоило бы в «Факел» записаться.
— Куда? — удивляюсь я. — В «Факел»? Так я же не трудный подросток.
— Не трудный? А разве на твоей физиономии не отпечатаны трудности? Или это следы вторжения внеземных цивилизаций?
— Не, я ведь член городского комсомольского штаба. Куда мне ещё и «Факел»? Не потяну я.
— Зря, там бы ты многому научился.
Не сомневаюсь, конечно, но мне нужно научиться малому — как отвалтузить Цепня и самому не пострадать. Всё ведь просто.
— Ну, ладно, — принимает решение физрук. — Давай, посмотрим, что ты можешь. Приходи сегодня в семь часов на тренировку.
— Спасибо большое! — радуюсь я. — Что с собой приносить?
— Да ничего пока, обычную форму для физкультуры. Если возьму тебя, тогда уже скажу, что надо приготовить.
На том и расстаёмся. Я заскакиваю в библиотеку, сдаю учебники и… поднимаюсь в актовый зал. А вдруг там портал? Дверь в зал оказывается закрытой, а на площадке ничего не происходит. Никого нет, никаких магических пещер или хотя бы артефактов, я не нахожу. Поэтому резвым весёлым козликом сбегаю вниз и снова через спортзал выскакиваю наружу.
Солнце пригревает, птички чирикают, на сердце легко и всё кажется прекрасным, и все кажутся прекрасными. В общем, благодушничаю по-полной. Выбираюсь через ту же дырку в заборе и снова оказываюсь в заросшей и тенистой аллеи. Иду, шагаю, радуюсь жизни.
— Эй, пацан, стой, — раздаётся за мной. — Э, подожди.
На «эй» зовут… плохих девушек, всплывает из детской памяти присказка, и я продолжаю уверенно вышагивать дальше.
— Э, ты чё не слышишь?
Меня обгоняют трое невзрачных парней. Обгоняют и преграждают дорогу. Либо это полиция времени, либо простые хулиганы. Судя по рожам — второе. Они примерно моего возраста, бледные, плохо одетые, возможно, голодные и, соответственно, достаточно пассионарные для подобных разговоров в формате «трое на одного».
— Постой, — тихо, стреляя глазами по сторонам, говорит один из них.
Он белобрысый, с печальным лицом, как у Пьеро и чуть свёрнутым носом.
— Ты здесь живёшь? — спрашивает он и немного наклоняет голову вперёд.
— Кто интересуется? — чётко и довольно громко отвечаю я вопросом на вопрос.
— Да погоди, — прищуривается он, как от зубной боли. — Тихо, не шуми. Ты отсюда, да? В этом доме живёшь?
Он кивает на девятнадцатый дом, а я живу в следующем, в двадцать первом.
— Давай, ближе к делу, — говорю я.
— Да чё ты грубишь? Мы же по-хорошему с тобой.
— Здесь я живу, местный, а вы откуда?
— Мы давно за тобой приглядываем, там один серьёзный человек просил посмотреть нормальный ты пацан или нет. Ты нормальный пацанчик? Чё? Нормальный или нет? Да не крути ты жопой, прямо скажи.
Ох, приглядывальщики. Видите знаки бесстрашия на моём лице? Делайте выводы.
— Чё за наезд? — недовольно хмурюсь я. — Ты кто такой, чепушило, чтобы спрашивать? Ты кого знаешь, вообще, чтобы так наезжать? Хочешь знать, чё я за пацанчик? Ну, давай, стрелку забьём, побазарим по-пацански.
Я-то, в отличие от него и его другальков, с масскультурой девяностых знаком. Могу, в случае чего, и разговор поддержать. На примитивном, конечно, уровне, но новые словечки для размышления подкинуть в состоянии. Но они парни стреляные, моим речам не внимают.
— Ты уж побазарил, я смотрю, — серьёзно говорит белобрысый, кивая на мой фонарь и кажется делает совсем неверный вывод.
Похоже, он думает, что фингал
