Тоболин, обделенный ее вниманием, с некоторым сожалением прошел мимо, вдохнув легкий аромат духов.
Оказавшись в прохладном межсалонном отсеке, Тоболин увидел другую стюардессу, не менее привлекательной той, что стояла на входе. Она помогала пассажирам отыскиватьть свои места. Тоболин определился самостоятельно, не прибегая к ее помощи.
Кресло оказалось крайним у прохода между рядами, устланного ярко-зеленой ковровой дорожкой. Среднее из трех было уже занято светловолосой, худощавой, приятной внешности женщиной. На первый взгляд она выглядела в его возрасте, возможно, чуть помоложе. Тоболин остановился напротив и взглянул на женщину просто так, безо всякой мысли. И, вероятней всего, занял бы свое кресло без каких-либо эмоций, если бы она не показалась ему более, чем странной. Странной своим безмолвно-застывшим состоянием. Как будто бы забыв, где она находится, принимала сеанс психотерапии от невидимого источника. Не очень большие глаза, с кажущимся безразличием ко всему вокруг, смотрели куда-то вдоль пассажирского салона. Тонкие руки с гладкой кожей, тронутой легким загаром, словно приклеенные, покоились на коленях. Когда Тоболин на неё взглянул, то ни одна черточка на ее узком бледно-матовом лице не пошевелилась. Возможно, в других обстоятельствах подобное откровенно плевое отношение к своему будущему соседу его немного возмутило бы, но сейчас Тоболин подумал о другом. Неподвижное состояние женщины, бледное лицо навели на мысль, не нуждается ли она в медицинской помощи. Кстати, ничего исключительного в этом нет. Не всякий человек хорошо переносит полеты. Для некоторых-это стрессовое состояние. И все-таки Тоболин решил занять свое кресло, предварительно и на всякий случай заявив о себе.
— Извините, пожалуйста, если потревожил…
К его удивлению голос подействовал. Тоболин облегченно вздохнул.
Женщина плавно повернула голову. Заглянув в его глаза, заговорила с акцентом, указывающим на ее иностранное происхождение.
— Пазалуста. Ви меня не мешать.
Тоболин на неё посмотрел уже с большим интересом, впрочем, не назойливо, чтобы не выходить за рамки приличия. Однако успел рассмотреть черты её лица и произошедшие за это короткое время изменения. Туманчик с ее глаз сошел. Они оказались светло-серыми, почти голубыми, с моложавым блеском, с узорчиками мелких морщинок в уголках, выдававших её возраст. Длинные, редкие, в меру подкрашенные ресницы моргнули и, на ее лицо набежала улыбка. Ее можно было расценить, как проявление радости от появления приятного соседа. Тоболин решил не разочаровывать женщину. В ответ, насколько возможно, избразил на лице улыбку и, в знак уважения кивнул головой.
2
Земная дорога или полет для пассажира-вынужденное безделье. Начало ее, не исключено, может показаться интересным. И все-таки в дальнейшем путь приобретает свойства однообразного томительного явления и время вытягивается в бесконечную ленту одного цвета. Даже круизы на морских лайнерах, тем более когда они продолжительны, надоедают. Человек постоянно нуждается в переменах. Конечно это не относится к каждому…
В полетах во всех отношениях проще. Они не так продолжительны по времени. Если не подвернется разговорчивый сосед или соседка, большую часть пути можно попросту проспать.
Что касается настоящего случая, то в Боинге вполне осуществим досуг по душе. Этот воздушный дом можно сравнить с мини-городом. Напичкан всем, как универсальный магазин. К услугам пассажиров: телевизоры, радио, музыка, газеты, журналы, напитки. Ну, и конечно, заботливые стюардессы не позволят умереть с голоду.
Обстановка, в какую попадает пассажир, несомненно играет главенствующую роль. Тоболин воспринял самолет, как и многие другие, — место, где можно отключиться от всех забот и, наконец, отдохнуть.
Ощущая усталость в теле и голове, накопившуюся от дороги в поезде, толкучки на вокзалах, от жаркого июльского дня, Тоболин с удовольствием протянул ноги, закрыл глаза и попробовал расслабиться. Что удивительно, вместо ожидаемого успокоения, впал в раздумья. Вспомнил жену, уверенный в том, что она не уедет из аэропорта пока не взлетит самолет. Томно заныло под сердцем. «Так всегда, — начал думать Тоболин, — дома надоедает, а покидаешь его, возникает обратная реакция. Задумываешься и, кажется, что там, вдалеке, оторвавшись надолго от семьи, от родных мест, теряешь что-то важное, невосполнимое будущим временем.» По своему опыту Тоболин знал-хандра временная. Стоит только ногой ступить на палубу судна, приходят иные заботы. Согласился и с тем, что все-таки, раньше отъезды воспринимались не так болезненно, как в этот раз. Что-то угнетало и, казалось, неведомая сила удерживала от стремления в море. Хотя само существо Тоболина тянуло его туда. Собственно, он мог бы сидеть дома до официального приглашения из отдела кадров. Впрочем, начальство его не тревожило. Прошло уже более, чем полгода, как возвратился из последнего рейса, а от начальства ни намека об отзыве из отпуска. Словно оказался забытым и ненужным. Вот, это больше всего задевало его самолюбие. Ну, а коли добровольно появился в отделе кадров, как говорят, направление в зубы и на самолет.
Жизнь моряка-явление особенное. Разделенная на две половины, большая должна быть отдана морю. А в целом, несомненно, интересна, хотя всегда с присутствием элементов трагизма, ожидания неизвестности. Тревожные расстования и радостные встречи… Во всем этом, вероятно, ее романтика и притяжение.
Лайнер взлетел и очень резко стал набирать высоту. Турбины, извергая предельную мощность, яростно гудели, отчего корпус самолета мелко вибрировал. Прошло минут десять, турбины поутихли, начался горизонтальный полет. Трасса проходила по треугольнику: Москва-Франкфурт-Александрия. Погасло табло «Пристягнуть ремни». Пришло чувство расторможенности и то, что осталось на земле, теперь уже не принадлежало тем, которые над ней на высоте десять тысяч метров. Все земное вроде как бы сгинуло во вчерашний день. В пассажирском салоне появился живой человеческий шум. Задвигались, словно на шоу, элегантные, длинноногие стюардессы. Пассажиры ждали пива, кока-колы, воды, виски, вина.
Тоболину также захотелось выпить что-нибудь такого, воздушного, но некрепкого. Затянувшая салон прохлада от бортового кондиционера его ободрила и он, почувствовав даже холод, забыл об усталости. С оторванностью от земли земные заботы перестали его беспокоить.
Женщина хотя и сидела без заметных со стороны намерений пообщаться с Тоболиным, однако уже не раз бросала на него короткие взгляды, делая это только движениями глаз. Ни тот, ни другой пока еще не ощущали необходимой потребности в общении, между тем, невидимая нить уже протянулась между ними. О соседке он вспомнил без особого энтузиазма, а лишь только для того, чтобы уделить немного внимания. Взглянул на нее, чтобы удостовериться, все ли с ней в порядке… И, совершенно не ожидая, встретил…. улыбку. Очень милую, искреннюю, какую можно дарить человеку, с которым у тебя давно близкие отношения. То, что улыбка в его адрес, Тоболин не сомневался, а вот повода вроде бы не находил. Эту иностранку он видел впервые. И несмотря на неловкое состояние, не отвернулся, продолжая смотреть в ее глаза. Женщина также не спешила отводить от него своего молчаливого взгляда. Может быть, собиралась с мыслями. Сам Тоболин не посмел сказать ни единого слова и, чуть позже принимая удобное положение в кресле, пожалел о том, что не заговорил первым. А собирая свои перепутанные мысли в порядок, решил словесное общение оставить до подходящего момента. Учитывая некоторые свойства женской натуры, а это в первую очередь любопытство, то, очевидно, правильно поступил. Она сама найдет повод для разговора.
Продолжение оказалось несколько неожиданным. Когда Тоболин нетерпеливо посмотрел на стюардессу, медлительно загружающую напитками тележку в конце салона, женщина по-приятельски подала ему белую круглую таблетку… Такую же легонько сунула себе в рот. Свою услугу сопроводила фразой:
— Пазалуста. Очьень помогать.
Удивившись ее догадливости, отказаться Тоболин не посмел. Вынул из ее длинных пальцев, как из пинцета, круглую штуковину и, поблагодарив, для пробы откусил половинку. Обычная мятная с холодком, конфета. Приятная прохлада во рту на время отвела острое желание пить. Полученное удовольствие Тоболин оценил словами:
— Чудная конфета…
Женщина подтвердила:
— О, да. Она есть карашо, чтоби не хотеть пить.
И она с любопытством взглянула на его рот, когда в нем исчезла вторая половинка конфеты. Нельзя было не заметить, как освежилось ее лицо, и, теряя подозрительную бледность, щеки покрывались небольшим приятным румянцем. На несколько секунд, отвлекаясь от соседа, женщина рукой поправила белые брюки, потом легонько передернула плечико у очень короткой кофточки. Тоболин случайным взглядом скользнул по оголенной полоске живота, подумав: «Сколько же этой даме лет? Вероятно, где-то под пятьдесят. В молодости, несомненно, была красоткой.» И сообразно своей мысли, бросил на неё короткий взгляд. «Пожалуй, я грубовато оценил её внешность, — снова подумал Тоболин, — и не ошибусь, если представлю, что она была чертовски привлекательна. А ведь возраст ей нипочем. Изящная, ухоженная, одета по последней моде. Умеют же женщины запада держать себя в форме». С некоторой обидой вспомнил своих, российских женщин: «Наши-труженницы. Им всегда некогда или не хватает денег». Но это только молчаливые мысли для себя. Он знал и то, что в цивилизованном западе, как и всюду, наряду с модерном неплохо уживается и простота, и обыденность. Тоболин не любил чопорность и пристрастие некоторой части женского общества изображать из себя бриллианты, во-преки своему происхождению в качестве обычных стекляшек. Нет, он ничего против соседки не имел. У него даже появилось желание продолжить разговор.
