- Идите, что ли.
Появился Егорин.
- Клюнуло что ли.
- Готово дело. Пожалуйте уговоренные!
Егорин вынул ей 25 рублей.
- Молодец, Катька! Сенька, - продолжал он, - иди сюда. Напился наш гость до чертиков, тащить его надо!
Соединенными усилиями Егорин и Козырь подняли отяжелевшее тело Василия Ивановича и вынесли на крыльцо.
Кое-как усадив в коробок грузную и мотающуюся фигуру, Егорин пошептавшись о чем-то с тетенькой, уселся сам, поддерживая рукою своего спутника. Когда они, незамеченные под покровом ночной темноты, выехали за ворота, Сенька спросил:
- Куда везти-то.
Знамо дело к томи...
4. БЕСКРОВНАЯ ЖЕРТВА
Темные глухие переулки болота остались позади. Город спал. Был уже третий час ночи - время, когда не только томские обыватели, но и стражи общественной тишины и спокойствия мирно покоятся в объятиях морфея. Нашим героям удалось поэтому благополучно миновать, не встретив никого, главные улицы города, Василий Иванович не обнаруживал никаких признаков жизни. Оставив вправо от себя темневшееся здание завода Андроновского, они выехали на пустыри, которые тянулись по правому берегу томи. Здесь было глухо, темно и мрачно. Ветер уныло шумел в придорожном чахлом березняке.
Дорога делала поворот и, оглянувшись назад можно было видеть ряд мутных огоньков вдоль набережной и слабый свет электрических фонарей в центре города.
- Свороти ка в строну, Семен, - нарушил молчание Егорин, когда они поравнялись с длинным рядом дровяных штабелей, - место здесь самое подходящее...
Коробок запрыгал по кочкам и пням пустыря.
- Остановись тут!..
Они вытащили безмолвную фигуру Василия Ивановича и положили на землю. Первым долгом Егорин обшарил карманы своей жертвы, вынул бумажник, связку ключей и, затем, отойдя в сторону, бросил вполголоса: "действуй!.."
Семен крякнул, достал удавку и низко наклонился над лежащим на земле. Минуты три все было кругом тихо, слышно было только тяжелое дыхание Козыря, потом пронесся легкий хрипящий стон и все было кончено...
- Пошла душа в рай, только хвостиком завиляла, - вырвалось у Козыря, он присев на корточках около трупа, нащупал сердце, которое еще содрогалось предсмертными конвульсивными толчками.
- Кабы не подмоченный он был, здорово пришлось бы повозиться: шея-то толстая, как у быка.
- Ну давай, - подошел Егорин, - раздевай его... Все сымай как есть догола, чтобы потом по одежке не узнали.
- Для чего одеже-то пропадать - одежда добрая, - запротестовал было Козырь, но Егорин грубо оборвал его:
- Делай, что приказано! Что тебе, черту полосатому, из-за лопатины да "засыпаться" охота!..
- Ну, а "стукольцы" (часы) как же. Неужели им пропадать зря...
- Сказано тебе, сымай все! Связывай в одну кучу, клади в коробок, а его, - продолжал Егорин, кивнув головой на полуобнаженный, смутно белеющийся в темноте труп, - отнести в реку надо!..
Козырь проворчал что-то про себя, но, тем не менее принялся исполнять сказанное...
Когда одежда была уложена в коробок, они взяли свою жертву за руки и за ноги, и потащили к реке. До берега было сажень десять, нашим героям пришлось порядочно повозиться, прежде, чем они достигли его. Страшная ноша тянула руки. Ноги их спотыкались о кочки. Берег кончался крутым обрывом, у подножия которого глухо и таинственно шептались волны.
- Кидай, что ли!
Сделав последнее усилие, они раскачали труп и бросили его вниз. Послышался всплеск воды. Темные бесстрастные волны приняли несчастную жертву и с тихим рокотом сомкнулись над ней. Так была похоронена на дне реки в темную осеннюю ночь молодая, злодейски загубленная жизнь!..
- Ну, а теперь в город, - заговорил Егорин, когда они пошли обратно к лошади, привязанной к дровяному штабелю, - до утра у меня побудешь, а утром чуть свет на вокзал и удирай из Томска. Деньги у тебя и паспорт будут, с ними ты не пропадешь.
Обратное их путешествие также прошло благополучно: никто им не попался навстречу. Не доезжая немного до городских построек, Егорин вышел из коробка, нашел около дороги большой камень, завязал его в узел с платьем убитого и все это также бросил в Томь... Козырь только вздохнул, видя, как исчезло в волнах томи это последнее напоминание о их жертве...
- Езжай, Семен, - замели следы!..
5. В ОДНОМ КЛУБЕ
Полночь... Залы ж-а клуба полны народа. Вверху, где помещается танцевальное зало, гремит музыка. В буфете - народу - ступа непротолченная. Сегодня один из танцевальных вечеров. В осеннее время все такие вечера, устраиваемые клубами, посещаются особенно охотно. Зимний театральный сезон еще не начался и скучающим томичам некуда девать свое время, но пройдем мимо ярко освещенных залов, минуем буфетную комнату, наполненную людьми, "чающими движения воды", спустимся в игорные комнаты. Здесь душно, жарко, трудно дышать от табачного дыма. За зеленым сукном игорных столиков мы увидим людей - бледных, с изможденными лицами, на которых наложил свой отпечаток результат долгих бессонных ночей. Мы увидим людей со слабыми и нервными движениями, собирающих свой выигрыш и в порыве злобы рвущих, карту, которая была бита.
- Семьдесят пять рублей в банке! Сколько вам угодно!
- Ва-банк!
- Рискуете, молодой человек - получайте!
- Дайте открытую.
- Извольте!
- Купите себе!
- Девять!
- Очком меньше, - вырвалось из уст остальных игроков.
- Вам полтораста.
- Десять.
- Вам сто сорок.
- Четвертная.
- Сто пятнадцать.
Высокий сухощавый брюнет еврейского типа, одетый по последней моде, с золотой цепочкой, пущенной по жилету, нервно пожимая плечами и тихо, словно конфузясь, протянул руку к отыгранным картам.
- Ворожит, - саркастически заметил кто-то.
- Пятьдесят рублей!
- Вы.
- Остальные!
Банкомет, сдержанно глубоко вздохнув, вытянул слегка левую руку и сохраняя серьезный, невозмутимый вид, продолжал метать.
- Девять!
- Ваша, - молодой человек, почти юноша, с лицом, побледневшим от внутреннего волнения, быстро вынул из кармана своего пиджака бумажник и отсчитал нужную сумму.
- Триста в банке! - ровным голосом произнес банкомет. В это время сквозь стену наблюдателей и "мазчиков", осторожно пробрался клубный лакей и, слегка прикоснувшись к плечу молодого человека, - так неудачно поставившего шестьдесят пять рублей, произнес:
- Вас просят в буфет.
- Кто?
- Г. Егорин.
- Я ухожу, господа, - отнесся к остальным игрокам тот и вышел из-за стола.
6. ТАИНСТВЕННОЕ ПИСЬМО
В столовой за одним из угловых столиков сидел Егорин, весьма франтовски одетый - в черную дорогого сукна пару и лакированные ботинки. В галстуке у него красовался громадный поддельный рубин. Перед ним стояла недопитая бутылка пива.
- В чем дело, Кондратий Петрович, - спросил вызванный Егориным молодой человек, подходя к столу и садясь на стул.
- Вот в чем, Ваня, - ответил Егорин, нажимая кнопку звонка и протягивая своему собеседнику стакан пива, - сегодня я ночевать дома не буду - дело есть, так ты, в случае чего, скажи моей бабе, что вместе, мол, засиделись: в карты играли.
- Понял.
- Как не понять - дело знакомое!
- Что прикажете. - Появился лакей.
- А что, Иван Семенович, не выпьем ли мы с тобой по коньячку полбутылочки, а, - и не ожидая ответа, Егорин бросил - половинку нам в три звездочки!.. А голова у меня, признаться болит, - заговорил Иван Семенович, закуривая папиросу, - со вчерашнего еще не опохмелился как следует, а тут еще в в карты взялся играть - совсем беда!..
Прежде, чем продолжать наше повествование, скажем несколько слов о молодом человеке, которого Егорин пригласил с собой выпить коньяку. Иван Семенович Кочеров был сын того самого старинного дружка Егорина, который оказал этому последнему приют и покровительство в те дни, когда Егорину, только что сосланному в Сибирь приходилось очень туго.
После того, как дела Егорина поправились и у него стали водиться денежки, он женился на дочери Кочерова, двумя годами старше Ивана Семеновича, так что теперь, помимо уже старой дружбы, Егорин был связан с семейством Кочерова и родственными отношениями. С молодым Кочеровым - с Ваней, Егорин частенько покучивал, ссужал его деньгами и мало-помалу втягивал в те темные дела, которыми занимался.
Ивану Семеновичу в то время было лет девятнадцать. Это был рослый, довольно красивый, юноша со смелым, несколько насмешливым взглядом темно-карих глаз, с целой копной густых волнистых волос. Он был не дурак выпить, мастерски играл на гитаре, обладал довольно приятным, хотя и не сильным тенором и был, как говорится, парень на все руки.
- Ну, Ваня, давай выпьем, - Егорин налил рюмки.
Они выпили и закусили лимоном. Егорин вновь поторопился налить рюмки, в его беспокойном бегающем взгляде сказывалось какое-то скрытое неуловимое волнение. Иван Семенович обратил на это внимание.
- Что это ты, Кондратий Петрович, такой странный сегодня: руки у тебя трясутся - точно кур воровал, сам сидишь как на иголках! Уж не на любовное свидание ли торопишься!
