— А мы получим первоклассную рекомендацию от нашего селедочного капитана; прямо сейчас ее и напишем, — заявил Штолленберг.
Внизу кто-то заиграл на фисгармонии, затем послышалось пение: «А теперь отдохните, все леса, поля и города, весь мир погружается в сон…»
Хейне спустился в кладовую и вернулся с тремя бутылками божоле. Они начали пить и, когда завыли сирены воздушной тревоги, ничего не услышали. Люди внизу тоже продолжали петь, как ни в чем не бывало.
— Ария царя слишком длинная, — сказал Тайхман. — Я помню ее еще с детства.
— У тебя, должно быть, очень хорошая память.
— Давайте его выключим. Я поставлю другую пластинку.
— Поставь что-нибудь приличное.
— Нет, лучше неприличное.
Хейне поставил маленькую пластинку и прибавил звук. Голос девушки пел: «Что ты делаешь со своей коленкой, дорогой Ганс…»
— Схожу-ка я за Молли, — сказал Хейне.
Девушка выпила с ними за компанию. Она была в строгом черном платье и белом фартуке. Когда пение внизу возобновилось, Хейне поставил пластинку с танцевальной музыкой, и Молли пошла танцевать. Движения ее были неуклюжими и неуверенными; вскоре она растянулась на полу, но даже не ушиблась в своих многочисленных одежках. Когда она поднялась и потянулась за новой рюмкой, Хейне произнес:
— Тебе уже хватит, лучше потанцуй еще, это тебя отрезвит.
Тогда она задрала юбку и стала изображать балерину, но все время падала. Штолленберг не мог оторвать от нее глаз. Хейне курил сигареты и равнодушно наблюдал, как Молли встает, падает, снова встает и снова падает. Когда она шлепнулась особенно тяжело, он заметил:
— Не шлепайся так громко, там внизу, как-никак, церковь.
Прозвучал сигнал отбоя воздушной тревоги.
Тайхман открыл окно. На улице уже стемнело. Воздух был влажным и душным; дело, похоже, шло к дождю. Верующие прощались у входа. Когда они разошлись, профессор взял лейку и стал поливать газон.
— Мне раздеться? — спросила Молли.
— Можешь не торопиться, — ответил Хейне.
При расставании профессор Хейне вручил Штолленбергу галстук.
— Прошу вас, поймите меня правильно — этот галстук подойдет вам больше.
Штолленберг тут же надел его.
У ворот сада Хейне заявил:
— Завтра утром я отошлю наши заявки в Киль; рекомендации старика пошлем позже. Я буду на борту к десяти. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи всем, — сказал Тайхман.
Когда они остались наедине, Штолленберг предложил пойти к девочкам.
— Это что, выкрутасы Молли на тебя так подействовали?
— Молли меня не волнует. Я просто не пойму, почему мы должны в тоске глядеть на луну, пока Герд будет шикарно проводить время?
— Значит, все-таки Молли.
Они отправились в квартал красных фонарей.
Сначала они с трудом ориентировались. Вокруг было темно, уличные фонари притушены. Первый же дом, куда они зашли, был так переполнен, что им пришлось бы долго ждать своей очереди, и они решили уйти отсюда.
— Мальчики, приходите через час, места будут, — крикнула им вслед мадам.
— Слишком долго ждать, — ответил Штолленберг, ухитрившись не покраснеть.
— Ты, похоже, здорово озабочен.
Тайхман удивился, как сильно подействовали на Штолленберга несколько бокалов красного вина. У следующего дома стояла группа моряков торгового флота — им удалось прорвать блокаду, объяснили моряки. Они только что прибыли из Южной Америки и намеревались поправить здоровье.
— Хорош хвастаться, — сказал Тайхман.
— А кто хвастается? Мы дважды уходили от английских эсминцев — дважды.
— Должно быть, это были очень тихоходные эсминцы, — заметил Тайхман.
— Скажешь тоже. Приходилось давать полный ход. Один из эсминцев открыл по нас огонь, но не попал.
— Ваше корыто, должно быть, слишком маленькое, чтобы в него можно было попасть, — усмехнулся Тайхман.
— Заткни свою глотку. Судно большое, но тоннаж засекречен.
— Небось какая-нибудь шлюпка, — гнул свое Тайхман. — Такая малюсенькая, что англичане ее даже не заметили, а стреляли просто так, чтобы проверить свои пушки.
— Ты называешь танкер в 12 ООО тонн шлюпкой?
— Ого. А ты говорил, что тоннаж засекречен.
Не дожидаясь начала драки, Тайхман и Штолленберг двинулись дальше.
— Если ты будешь нарываться на драку с каждым встречным, — заметил Штолленберг, — то мы никогда не закончим свое дело.
В следующем доме они уселись за маленький столик. Девушки работали наверху, и, когда одна из них спускалась, ее тут же перехватывал кто-нибудь из посетителей. Штолленберг заказал два стаканчика шнапса. Когда их подали, оказалось, что это двойные порции.
— Дороговато будет, — заметил Тайхман.
— Я плачу.
— Только за выпивку?
— Нет, за все.
Немолодая женщина без двух передних зубов переходила от столика к столику, убеждая господ немного потерпеть — с минуты на минуту должны появиться две очень интересные девушки.
Чтобы посетители не скучали, в зале появилась обнаженная танцовщица. Но она была недоступна. Женщина без передних зубов с извинениями пояснила, что контракт с этой девушкой предусматривает только танцы, что она состоит в законном браке и довольно обеспечена.
Штолленберг заказал еще шнапса.
И снова им подали двойные порции.
— Я не заказывал двойные.
— А у нас здесь только такие, — ответил официант.
— Я не против, — сказал Тайхман.
Штолленберг опрокинул рюмку.
— Я думаю, с выпивкой дело пойдет легче, — ухмыльнулся Тайхман.
Мимо их столика прошла миленькая девушка и улыбнулась им, но ее заграбастал посетитель средних лет, который пришел раньше.
— А они ничего, — заметил Штолленберг.
— Эта девушка улыбнулась не тебе, а мне. — Тайхман проглотил свой шнапс. — У тебя, должно быть, плохо с глазами.
— А вот и профессионалки…
Прибыло подкрепление. У одной из девушек было расплывшееся тело, похожее на губку, огромные ляжки и торчащие колени. Ее напарница — сплошные кожа да кости.
— Я беру блондина, — сказала толстуха и уселась на колени к Штолленбергу.
Настоящая бочка, подумал Тайхман и не смог удержаться от смеха, увидев выражение лица Штолленберга. Тот неподвижно сидел на своем стуле.
— Я думаю, у тебя давно уже никого не было, — сказал Тайхман.
— Разве так приветствуют даму? — спросила губка.
— Это возмутительно, просто возмутительно, — завопил один из посетителей. — Я пришел раньше этих молокососов.
— Евгений, не ори так громко, — одернула его губка. — А то у тебя будут проблемы с Луняшкой.
Из-за бара появился гигант с огромным пузом, лысой головой и крохотными ушками, торчащими как ручки у кастрюли.
— Эй, Луняшка, ты там полегче, он уже поддатый, — произнесла губка.
— Господин, — принялся увещевать беспокойного клиента Луняшка. — Это уважаемое заведение, и на нас никогда не жаловались, поэтому попрошу вас вести себя прилично.
— З-заткнись! — взревел Евгений. — Ты, жопа с ушами!
— Я, пожалуй, проигнорирую это замечание, — сказал Луняшка.
— Евгений, спокойно, — вмешалась губка, а Луняшке добавила: — Он потом перед тобой извинится.
Луняшка скрылся за стойкой.
Евгений еще раз назвал это возмутительным.
— Успокойся, Евгений. Мы с этими мальчиками мигом закончим, и тогда настанет твоя очередь, — пообещала худышка.
Они запросили десять марок.
— Да вы спятили, — заявил Тайхман.
— Сегодня большой наплыв посетителей, поэтому цены соответствующие.
— Да у нас и денег-то таких нет, — поддержал приятеля Штолленберг.
— Ну ладно, так уж и быть, девять.
— Пятерка, и ни пфеннигом больше, — отрезал Тайхман.
— Мы так дешево не обслуживаем.
— Пять марок — это куча денег.
— Ладно, пойдет. Вы хорошие мальчики. Да и для начала неплохо. Как ты считаешь, Мариан?
— Сюда входит и стоимость выпивки, — произнес Тайхман.
— Бог ты мой! Может, ты хочешь, чтобы мы заплатили еще и за то, чтобы вы пошли с нами наверх? — завопила худышка.
— Девчонки, не шумите. Это же новобранцы, у них денег-то почти нет, — сказал пожилой моряк с торгового флота.
— Мы с флотилии тральщиков, — уточнил Тайхман.
— Это хорошо, ребята. Сейчас война, так что не важничайте, берите то, что можете взять. Я заплачу за вашу выпивку. Так что все в порядке.
— Спасибо, дружище, — сказал Тайхман. — У нас действительно с деньгами туго. Мы еще не были…
— Забудьте об этом.
Тайхман и Штолленберг встали. Тайхман подумал, что ему было бы гораздо лучше без подарка профессора, и попытался запихнуть пакет в карман.
— Чего это у тебя там?
— Это подарок тебе, — сказал Штолленберг, которому тоже надоело таскать с собой пакет.
Девицы развернули сверток.
