— Послушай, что это такое? «Свет и сила для побед!» Ха-ха!
— Вы что, пришли сюда прямо из воскресной школы?
— Полегче.
— Да они извращенцы, — завопил Евгений. — Это же надо додуматься — притащить в бордель Библию.
Через секунду он валялся под столом — Тайхман вмазал ему в челюсть.
Луняшка живо выскочил из-за стойки бара. Тайхман подумал, что сможет вырубить его, если врежет в подходящее место. А пока Луняшка будет в отрубе, они смоются. Он нанес Луняшке удар коленом в бедро, тот вскрикнул и упал. Еще один малый, которого Тайхман до этого не видел, получил удар в подбородок и рухнул рядом с Луняшкой. Тайхман вовремя заметил официанта, заходящего сзади, чтобы накинуть грязную салфетку на шею Штолленбергу. Тайхман врезал ему ногой по самому чувствительному месту. Официант схватил себя руками между ног, слегка наклонившись вперед и открыв подбородок, и Тайхман успел нанести ему в челюсть увесистый свинг, который полностью вывел официанта из строя. Луняшка пришел в себя и запустил бутылкой в Штолленберга, но тот успел пригнуться, и бутылка угодила в только что вошедшего посетителя. Тот свалился на пол, а Луняшка, получив от Штолленберга удар ребром ладони по шее, снова вырубился. Штолленберг потащил Тайхмана к выходу.
— Классная драка!
Он заправил галстук в рубашку и сунул свои часы в карман. Затем швырнул в центр зала несколько стульев, а вслед за ними запустил маленький столик. Штолленберг без разбора обрабатывал ножкой стола любого, кто к нему приближался. И вдруг Тайхман увидел ту миловидную девушку, которая недавно бросала на них обнадеживающие взгляды. Она спускалась по лестнице, одетая лишь в короткий жакет и туфли на деревянной подошве. Она крикнула: «Полиция!», но, похоже, остальные ее не услышали.
Тайхман и Штолленберг вышли из борделя. У дверей остановилась полицейская машина, и из нее выскочили стражи порядка. Тайхман обратил их внимание на то, что творилось внутри заведения.
Завернув за угол, Тайхман и Штолленберг пробежали несколько сот метров, а затем легкой походкой направились в гавань. Шел дождь, но их это не волновало.
На следующее утро Штолленберг свесил с койки белокурую голову и поинтересовался:
— Надеюсь, ты хорошо отдохнул?
— Спасибо, хорошо, — ответил Тайхман.
— Я отлично выспался. Должно быть, вино, шнапс и драка пошли мне на пользу. Скажи, а неплохие вчера вечером были ребята.
— Еще какие неплохие.
— А девочки так себе, правда?
— Точно.
— Совсем не в моем вкусе. А у Евгения рожа просто отвратная.
— Сомневаюсь, чтобы она стала лучше после драки.
— Точно. Ты его основательно отделал. Зато теперь зубная боль не будет мучить. Ты только подумай, все по роже получили, кроме нас. Славный вечерок, а?
— Именно так, — подтвердил Тайхман.
Вошел Хейне.
— Доброе утро, господа. Полагаю, вы читали перед сном Писание. Вот такой он, мой старик; раздаривает Библии, словно цветы. У него это бзик какой-то.
— У других и похуже бывает, — заметил Тайхман.
— Да. Например, капитан не дает мне рекомендацию. Я только что от него. Тебе он напишет, а мне нет. И все из-за моего гнусного языка, сказал он, и еще из-за того, что я оскорбил Дору.
— Не переживай, — успокоил его Тайхман. — Я все улажу.
— Ее здесь больше нет.
— Я знаю, но она придет сюда обедать. Я поговорю с ней.
— Только не ползай перед ней на брюхе. Не так уж мне и нужна эта рекомендация. По правде говоря, я рад, что высказал ей все, что о ней думаю.
— Да ты просто обозлился, что она тебя отшила.
— Обойдусь и без нее.
— Но ведь однажды случилось, что ты ее захотел, а она тебя — нет.
— Все в прошлом. Так или иначе, а я ее отбрил будь здоров.
На самом деле Хейне сделал больше. Он взял молоток и, взобравшись на крышу капитанской каюты, как раз над тем местом, где стояла койка Доры, принялся сбивать краску, которой там никогда не было. Он колотил по крыше, пока Дора не выскочила из каюты и не велела ему прекратить грохот. Тогда он сказал:
— Старпом приказал мне сбить краску.
— Я не могу заснуть в таком шуме.
— Значит, не очень хочешь спать.
— Нет, хочу.
— Поспишь потом.
— Когда потом?
— Когда кончу.
Слово за слово, короче, дело кончилось тем, что старик приказал ему прекратить шум. Хейне назвал это шоковой терапией для Доры и повторил лечение несколько раз.
Незадолго до полудня Тайхман вышел на пирс. Он купил газету и уселся на причальную тумбу. Прочитав, что какой-то генерал переплыл Вислу, он подумал, что это было сделано ради дешевой саморекламы, на самом же деле описывались боевые действия в Польше. После этого он принялся изучать спортивную страницу.
Увидев Дору, он сложил газету и встал с тумбы.
Дора протянула ему руку:
— Привет, малыш.
— Ты шикарно выглядишь.
— Я теперь меньше работаю.
— Оно и видно.
— Он — владелец кафе, совершенно потрясной забегаловки. На следующей неделе мы поженимся, но это совсем не значит, что мне надо будет торчать там все время.
— Сколько ему?
— Он чуть-чуть постарше тебя. Шестьдесят два. Но выглядит на пятьдесят.
— Ты его быстро укатаешь.
— Не дерзи.
— И ты там будешь самой главной?
— Знаешь, местечко вправду очень милое. Две боковые комнаты. Отдельные. Четыре девушки…
— А красные обои там есть?
— Красные? А, ну да, они такого красноватого оттенка.
— А девушки живут в самом заведении?
— Так удобнее.
— Ну, тогда мне все ясно.
— Это совсем не то, что ты думаешь.
— Если сейчас не то, скоро будет то.
— Ну в любом случае все будет по высшему классу. Если вздумаешь заглянуть — добро пожаловать. Ты, я полагаю, мастер на все руки.
— Обо мне не беспокойся. Но я вот о чем хочу спросить: ты что же, расстаешься со стариком?
— Сегодня встречаюсь с ним в последний раз. Однако мы расстаемся друзьями. А тебе-то какое до этого дело?
— Совершенно никакого. Я хотел поговорить с тобой о моем друге, Герде Хейне. Старик не дает ему рекомендацию.
— А он ее и не заслуживает.
— Может, замолвишь за него словечко перед стариком?
— Ты хочешь, чтобы я с ним сегодня была понежнее, так, что ли?
— Я думаю, у тебя и без этого получится…
— Запомни: «без этого» ничего в жизни не добьешься. Даром ничто не дается. Но я не из таких. Для тебя я сделала бы и за так, ха-ха. Впрочем, если тебе это поможет, то я добуду твоему Хейне рекомендацию.
— Спасибо тебе большое.
— Да не за что. Пока, малыш. Смотри, не утони на этом линейном крейсере. — И Дора скрылась в каюте капитана.
Когда она ушла, появился Хейне. Пока Тайхман разговаривал с Дорой, он наблюдал за ними.
— Ну что, она согласна?
— Согласна.
— Подумать только.
— Думать не вредно.
— Но благодарить ее я не буду.
— Она и не просила.
— Значит, моя рекомендация зависит от того, удовлетворит ли она сегодня старикана или нет?
— Я бы так не сказал.
— Ты, похоже, втюрился в эту овцу.
— Вовсе нет. Но она не такая уж и плохая.
— Это смотря как взглянуть.
На обед были свиные котлеты, бобы и картошка. Тайхман положил себе три полных черпака и взял две котлеты, полагавшиеся тем, кто ушел в увольнение. Затем он улегся на свою койку и решил, что война пока что штука вполне терпимая. Штолленберг и Хейне тоже разлеглись на своих койках, но заснуть не смогли; матросы пили шнапс и шумели. Когда шнапс кончился, они сходили на берег и принесли еще. Этот шнапс оказался похуже, но если ты уже выпил достаточно, то большой разницы нет.
— Медосмотр завтра в одиннадцать ноль-ноль, — крикнул боцман Швальбер. — Мы выходим в десять. Будет какой-то доктор в чинах из флотских. Так что вымойте шеи.
— Пошли они все к черту, — заорал Питт. — Что нам эти флотские? Я хожу в море двадцать лет и не собираюсь наряжаться перед этими пижонами. Пойду на осмотр в этих лохмотьях и покажу им свою голую задницу.
— А тебе ее и так придется показывать, — заметил Штюве. — Они захотят посмотреть, нет ли у тебя геморроя.
— Ну, они еще не то увидят, — прорычал Питт.
Его бутылка была пуста. Мекель был тоже хорош; он долбил кулаком по столу так, что бутылки приплясывали, а Хинш кричал:
— Спасибо нашему фюреру.
После того как он произнес это дважды, его повалили на койку. Тогда он затянул «Интернационал». Ему налицо набросили одеяло, но приглушенные возгласы «хайль» все равно были слышны.
— Я принес рекомендации, — объявил Хейне, входя с тремя конвертами в руках.
— Это старик тебе дал?
— Нет, Дора. Она отпечатала их на машинке, а старикан только поставил подпись.
Они прочитали их.
— Классные рекомендации, и к тому же ни одной орфографической ошибки. Я в восторге!
