«Эх, жить бы мне долго-долго!..»
Эх, жить бы мне долго-долго!Но краток наш бренный век,Увы, человек не Волга,Не Каспий и не Казбек.
Когда-нибудь путь замкнется,И вот на восходе дняГород мой вдруг проснетсяВпервые уже без меня.
И критик, всегда суровый(Ведь может же быть вполне),Возьмет да и скажет словоДоброе обо мне!
И речи той жаркой градусПрочтут и почуют люди.Но я-то как же порадуюсь,Если меня не будет?
И чем полыхать на тризне,Сердечных слов не жалея,Скажите мне их при жизни,Сейчас мне они нужнее!..
ДАЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ ЧЕЛОВЕКУ!
Странною жизнью живет человек:Чуть ли не всем овладел на свете!Только и слышишь: «Атомный век —Квантовый век, электронный век,Плазма, космическое столетье».
Но вместо того чтобы день за днемЧувствовать радости обновленья,Мы словно бы нервно всегда живемПод током высокого напряженья.
Ну разве когда-нибудь было так,Чтоб земли хоть раз расцвели содружьемЧтоб кто-то нигде не звенел оружьемИ злобой не тлел никакой очаг?!
А хочется, хочется, чтоб годаМирно, как звезды, смотрелись в реку.Нельзя нервотрепками жить всегда,Дайте спокойствие человеку!
Нет, не спокойствие равнодушья,А ясность и радостные волненья.Ведь горькие, нервные напряженьяХуже порой любого удушья.
Как мы страдаем от разных ссор,Срываемся, грубо браним кого-то.Резкое слово же, как топор,Порой вдруг навек отсекает что-то.
Когда же мы сможем остановитьСтычек и распрей дурную вьюгу?Нельзя с нервотрепками вечно житьИ укорачивать жизнь друг другу!
Нельзя ни позволить, ни допустить,Чтоб ради справки или решеньяЧинуши, которых не прошибить,Могли посетителя доводитьПочти до полного исступленья.
Нельзя, чтоб на улицах и балконахГремели, сомкнуть не давая глаз,«Спидолы», гитары, магнитофоны,Чтоб где-то в бутылочном перезвонеПлясала компания в поздний час.
Неужто должны и теперь кварталыТрястись под тяжелый трамвайный гром?И люди, с работы придя устало,Обязаны слушать, как самосвалыРевут неистово за окном?!
То громом, то шумом, то злостью фразКак же мы нервы друг другу гложем,Нет, как-то не так мы живем подчас,Честное слово, не так, как можем!
Не десять ведь жизней дается нам,И надо сказать и себе и веку:Долой нервотрепку, ко всем чертям,Дайте спокойствие человеку!
НАЧАЛО
Говорят, что конец — всему делу венец.Так на свете всегда бывало.Только мне, как ни дорог порой конец.Все же чаще важней начало.
Нет в году многоцветнее ничего,Чем сирень и начало лета.Ну а в сутках мне, право, милей всегоУтро. Алая песнь рассвета.
Где-то в дачном поселке вдруг выйдешь в садИ зажмуришься в восхищенье:Брызги солнца, немыслимый ароматИ стозвонное птичье пенье!
И, куда ни пришлось бы порой идти,Лишь в начале любой дороги,Не заботясь еще о конце пути,Окрыленно шагают ноги.
И приятельский пир за любым столомГде-то в комнате или в залеС ровным строем приборов и хрусталем,С первым тостом и первым хмельным огнемТоже лучше всего вначале.
Через час — ни веселья, ни красоты,Все смешается в тарараме:Лица, рюмки, закуски, слова, цветы —Все в табачном дыму и гаме!
А любовь? Если в небо взлетят сердцаОт сплошного хмельного буйства,Ах, как редко умеем мы до концаСберегать и слова и чувства!
Мы черствеем, мы стынем от серых слов,Будто трепет свой растеряли.Нет, простите, товарищи, но любовьВсе же чаще хранят вначале!
И уверен я, счастье бы долгим сталоИ не знали тоски сердца,Если б в жизни мы часто, ища начало,Не спешили достичь конца!
ЭЛЕКТРОКАРДИОГРАММА
Профессор прослушал меня и сказал:— Сердчишко пошаливает упрямо.Дайте, сестрица, мне кардиограмму,Посмотрим-ка, что он напереживал.
Маленький белый рулон бумаги,А в нем отражен твой нелегкий путь.Зубчики, линии и зигзаги —Полно, профессор, да в них ли суть?!
Ведь это всего только телеграмма.Но телеграммы всегда сухи.А настоящая «сердцеограмма»Где все: и надежда, и смех, и драма,Вот она — это мои стихи!
Откройте любую у них страницу —И жизнь моя сразу к лицу лицом:Вот эта военной грозой дымится,А та сражается с подлецом.
Другие страницы — другие войны:За правду без страха и за любовь.Ну мог ли, профессор, я жить спокойно,Как говорится, «не портя кровь»?
И разве же сердцу досталось мало,Коль часто, горя на предельной точке,Из боли и счастья оно выплавлялоВсе эти строчки, все эти строчки.
Итак, чтоб длиннее была дорога,Отныне — ни споров, ни бурных встреч.Работать я должен не слишком много,Следить за режимом умно и строго,Короче, здоровье свое беречь.
Спасибо, профессор, вам за внимание!Здоровье, конечно же, не пустяк.Я выполню все ваши указания.Куренью — конец, говорю заранее.А жить вот спокойно… увы, никак!
Ну как оставаться неуязвимым,Столкнувшись с коварством иль прочим злом?А встретившись где-нибудь с подлецом,Возможно ль пройти равнодушно мимо?!
Любовь же в душе моей, как всегда,Будет гореть до скончания века,Ведь если лишить любви человека,То он превратится в кусочек льда.
Волненья? Пусть так! Для чего сердиться?Какой же боец без борьбы здоров?!Ведь не могу ж я иным родиться!А если вдруг что-то со мной случится,Так вот они — книги моих стихов!
Где строчка любого стихотворенья,Не мысля и дня просидеть в тиши,Является трассой сердцебиеньяИ отзвуком песни моей души!
В ТАЙГЕ
В светлом инее березы.Злы в Сибири холода!Речка скрылась от морозаПод тяжелый панцирь льда.
Кедры в белых рукавицахМолчаливо-высоки…Жадно нюхает лисицаДеревенские дымки…
На сугробах птичий росчерк,Ель припудрена снежком,Дятел, греясь, как извозчик,О крыло стучит крылом…
Завалил берлогу свежийСнег. Мороз трещит окрест…Спит в своей дохе медвежьейСам «хозяин» здешних мест…
Только белка-непоседа,Глаз ореховый кося,Мчит по веткам, для обедаШишку крепкую неся…
Ближний куст ударил громом…Оборвав свой быстрый бег,Белка светло-серым комомПолетела в рыхлый снег…
Эхо в троекратной силеГулко ахнуло вокруг.Кедры, вздрогнув, уронилиРукавицы с длинных рук…
Человек скользит на лыжах,Ручейками след бежит.Средь лисиц пунцово-рыжихБелка серая лежит.
Сумрак в лес ползет сторожко,И на веточках осинЛьда стеклянные сережкиЗагорелись под рубин…
Вновь от гула встрепенулсяЛес на целую версту,Только лучше бы вернулсяИли просто промахнулсяПарень в эту красоту!
ЛЮБОВЬ И ТРУСОСТЬ
Почему так нередко любовь непрочна?Несхожесть характеров? Чья-то узость?Причин всех нельзя перечислить точно,Но главное все же, пожалуй, трусость.
Да, да, не раздор, не отсутствие страсти,А именно трусость — первопричина.Она-то и есть та самая мина,Что чаще всего подрывает счастье.
Неправда, что будто мы сами пороюНе ведаем качеств своей души.Зачем нам лукавить перед собою,В основе мы знаем и то и другое,Когда мы плохи и когда хороши.
Пока человек потрясений не знает,Не важно — хороший или плохой,Он в жизни обычно себе разрешаетБыть тем, кто и есть он. Самим собой.
Но час наступил — человек влюбляетсяНет, нет, на отказ не пойдет он никак.Он счастлив. Он страстно хочет понравиться.Вот тут-то, заметьте, и появляетсяТрусость — двуличный и тихий враг.
Волнуясь, боясь за исход любвиИ словно стараясь принарядиться,Он спрятать свои недостатки стремится,Она — стушевать недостатки свои.
Чтоб, нравясь быть самыми лучшими, первыми,Чтоб как-то «подкрасить» характер свой,Скупые на время становятся щедрыми,Неверные — сразу ужасно верными.А лгуньи за правду стоят горой.
Стремясь, чтобы ярче зажглась звезда,Влюбленные словно на цыпочки всталиИ вроде красивей и лучше стали.«Ты любишь?» — «Конечно!»«А ты меня?» — «Да!»
И все. Теперь они муж и жена.А дальше все так, как случиться и должно;Ну сколько на цыпочках выдержать можно?!Вот тут и ломается тишина…
Теперь, когда стали семейными дни,Нет смысла играть в какие-то прятки.И лезут, как черти, на свет недостатки,Ну где только, право, и были они?
Эх, если б любить, ничего не скрывая,Всю жизнь оставаясь самим собой,Тогда б не пришлось говорить с тоской:«А я и не думал, что ты такая!»«А я и не знала, что ты такой!»
И может, чтоб счастье пришло сполна,Не надо душу двоить свою.Ведь храбрость, пожалуй, в любви нужнаНе меньше, чем в космосе иль в бою!
«Ты далеко сегодня от меня…»
