— Кажется, кто-то кофточку спер!
Лиля остановилась и в испуге посмотрела на нее.
— Как спер?!
— Не знаю… Нет и все.
— Черт! Ведь она наверняка стоит как самолет!
Проверка показала, что исчезла белый джемпер. Оставшиеся Лилины модели были брошены на поиски пропажи. Но ее нигде не оказалось: ни в гримерке, ни за сценой, ни в других менее вероятных местах.
Лиле стало плохо. Марко уезжает утром, а она вместо того, чтобы решать главные вопросы своей жизни, ищет какую-то проклятущую кофту!
Народу в клубе осталось совсем мало. Стрелки больших настенных часов показывали семь. В восемь Лиля обещала доставить коллекцию в «Монику» целой и невредимой.
Она уже раздумывала о том, что, скорее всего, ей будет не на что справлять Новый год, так как все деньги придется выкладывать за спертую вещь, как вдруг эта вещь вошла в зал.
Вернее, вошла не она сама. Вошел Ванечка. А на нем был белый джемпер. Но Лиля удивилась даже не этому обстоятельству. Ванечка вел за руку какую-то невысокую девушку в серебристом топике. Причем оба казались счастливыми-пресчастливыми.
Лиля поманила своего помощника.
— Ты зачем чужую одежду на себя напялил, негодяй? — гневно произнесла она. — Мы же с ног сбились, пока ее искали!
Но Ванечка упреков не слушал.
— Лиль, тише говори! Мне очень надо было!
— Все понятно, — сказал Пушкин. — Перед девкой выпендривался.
Лиля оглянулась на Марко.
— Вот что прикажешь с ним делать, а?
Он рассмеялся.
— Думаю, его надо простить. Цель оправдывает средства.
В другой ситуации Лиля бы этого так не оставила, но времени уже не оставалось. Пора было ехать в «Монику».
Захватив возвращенный джемпер, она пошла упаковывать коллекцию.
Марко догнал ее перед самой дверью гримерки.
— Хочешь, я подброшу тебя? — предложил он.
Лиля обрадовалась.
— Давай! Я сейчас мигом все соберу!
* * *
— Все привезли? — спросила директриса «Моники», придирчиво оглядывая пакеты с одеждой. — Несите на склад и вешайте на свободную стойку в самом конце. Я потом внимательно просмотрю.
Тетка отправилась за оставшимися вещами, а Марко и Лиля, держа в каждой руке по десятку вешалок, стали пробираться между лабиринтов одежды. Это было неимоверно трудно, так как стойки стояли совсем близко друг к другу. Наконец Лиле удалось достигнуть цели, и она, привстав на цыпочки, водворила многострадальные шмотки на их законное место. А когда развернулась, то внезапно почувствовала, что Марко держит ее в объятьях.
Его глаза были так близко, что она перепугалась и вся как-то напряглась, а через мгновение почувствовала вкус его поцелуя на своих губах. Все длилось либо несколько секунд, либо вечность. Он не сказал ни слова, просто обнял ее среди этих бесценных, запаянных в целлофан пиджаков и платьев и поцеловал. Поцеловал так, что круги пошли перед глазами, и внутри что-то поднялось горячей волной, и…
Марко провел кончиками пальцев по ее щеке, улыбнулся как-то очень светло и по-доброму.
— Ты самая лучшая, рыбка… в чайнике…
Лиля молча смотрела на него, будучи не в силах пошевелиться.
— Куда вы подевались? — раздался теткин голос.
Марко взял Лилю за руку.
— Пошли.
Она послушно последовала за ним, ничего не видя, ничего не понимая.
В каком-то тумане она села в машину.
— И как после такого прикажете браться за руль? — рассмеялся Марко.
Лиля подняла на него счастливый взгляд. Но он уже не смотрел на нее. Машина мягко тронулась и заскользила по дороге. Оба молчали, так и не сумев найти нужных слов.
* * *
До общежития доехали на удивление быстро. Лиля всю дорогу смотрела в окно. Мимо проносился просыпающийся город, квадратные коробки домов, ларьки, деревья, а она никак не могла понять, что же произошло. Что это было? Любовь? Или просто благодарность за хорошо проведенное время и отлично сделанную работу?
Она бы все отдала, чтобы услышать, что он не может расстаться с ней сейчас! Что он не представляет себе, как жить, если их будут разделять сотни километров!
Но Марко молчал. Краем глаза Лиля следила за его задумчивым лицом. Только что смеялся как мальчишка, а сейчас… Где он витает мыслями? Уже просчитывает завтрашний день, когда, вернувшись в Москву, вновь окунется в свой далекий и прекрасный мир?
Марко вышел из машины и проводил ее до крыльца.
— Ну что, счастливо оставаться?
Лиля в последний раз окинула его взглядом: расстегнутая куртка, черные джинсы, светло-серый джемпер… Пряди волос слегка колышутся от ветра. И темные глаза, за которые не жалко отдать ничего на свете.
— До свидания, — сказала Лиля, и сама не узнала своего голоса.
Еще есть время! Ну! Скажи это! Скажи! Пожалуйста…
Он отступил на шаг. Короткая улыбка и все.
— Пока.
Хлопнула дверца машины, глухо запел двигатель, и через минуту Марко исчез.
Лиля постояла на крыльце. Вкус его поцелуя таял на губах.
ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ
(Воскресенье)
Лиля проснулась от того, что Марко что-то проговорил над ее ухом и рассмеялся. Она вздрогнула и села на кровати. В комнате было пусто. Налитые светом занавески чуть колыхались от сквозняка из форточки. В углу стоял выигранный вчера торшер. На стуле висело платье.
Некоторое время Лиля сидела неподвижно, пытаясь понять, что же произошло. Голос Марко был так реален! Сон улетучивался из головы, унося с собой состояние счастья.
Да, в сумке лежал превзошедший все ожидания сбор со вчерашней вечеринки. К тому же, судя по словам Пушкина, в скором будущем можно было надеяться на заграницу… И совершенно нельзя было надеяться на Марко.
Зачем он приехал, растерзал сердце и растворился в этом солнечном дне? Чем жить, о чем думать? О том, что где-то на этой земле есть Марко Бродич, который дышит, размышляет, вспоминает о чем-то? О чем угодно, кроме Лили. О чем угодно…
Она запахнула развязавшийся за ночь халатик. Ступни, голова, все тело были кирпичными, налитыми каменной тяжестью. Был новый день, надо было жить и думать о будущем, несмотря на то, что ни жить, ни думать невозможно.
Слава богу, Гали нет. А то бы пришлось рассказывать, как Марко улыбнулся на прощание и исчез навсегда. Подойдя к холодильнику, Лиля рванула на себя хромированную ручку. На средней полке стояла красная кастрюля, а поверх крышки — записка, исписанная аристократическими буковками Галиного почерка:
«В доме кончились огурцы. Я ушла по важным делам. Ешь рассольник».
Лиля разорвала записку. Рассольника не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Разыскав под кроватью скомканные колготки, она оделась. Кое-как напялила свитер, взглянула в зеркало, закрутила волосы в хвост. Отражение было бледное и несчастное. Какая разница: неужто краситься, чтобы пойти за огурцами?
Прихватив пакет с истертым ковбоем Мальборо, Лиля спустилась вниз и побрела к остановке. Пролетающие мимо маршрутки громко шуршали по полурастаявшему снегу. А Марко наверняка подъезжал сейчас к Москве. Лиля глубоко вздохнула, чтобы только не заплакать прямо на улице. Хотя, какая разница? Пусть будет красный нос, красные глаза, красные уши… Кому какое дело?
В переходе у остановки раскинулся небольшой рыночек. За стеклянной витриной какая-то тетка в норковой шапке продавала овощи и фрукты. Лиля вошла внутрь и встала в небольшую очередь.
«Потом куплю себе сигарет, — решила Лиля. — И накурюсь до одурения».
Расплывшись жалостливой мыслью, она не заметила, что ее очередь давно подошла, и тетка-продавщица смотрит на нее, как на врага народа.
— Девушка, долго будем людей задерживать, а?
Спохватившись, Лиля пробормотала едва разборчиво:
— Два кило огурцов.
Тетка откинула старое пальто, под которым прятались ящики с овощами.
— Выбирайте.
Лиля долго ковырялась среди пупырчатых огурцов. Наконец, выбрав пять здоровых-прездоровых, она сложила их в пакет и кинула на весы.
— Маленькие-то огурчики вкуснее! — произнес насмешливо чей-то мужской голос за ее спиной.
— А я хочу большие! — отрезала Лиля, даже не взглянув на него.
Расплатившись, она поднялась наверх за сигаретами: табачный киоск стоял у самой остановки. Внезапно ее каблуки поехали по ледяным кочкам, пакет вылетел из рук, и Лиля грохнулась прямо в сугроб, наметенный дворниками вдоль дорожки. Оглушенная падением, она сидела в снегу, пытаясь не зарыдать. Капюшон окончательно съехал на нос, закрывая все на свете. Вспомнив про утерянные огурцы, Лиля откинула его назад и замерла, не веря своим глазам. Кто-то очень любимый стоял перед ней, протягивая пакет.
— Вставай, — сказал Марко, — а то промокнешь.
— Ты как тут очутился? — только и смогла выговорить она.
Марко взял ее под мышки и поставил на ноги. Стряхнул мокрый снег с дубленки.
