Он прислонился к стене. Сейчас его заботила только возможность — даже более того, уверенность, — что Догсон уже где-то здесь поблизости. Он с раздражением огляделся, но нигде не видно было ни самого фанатика, ни его мотоцикла.
Саймонс прервал его размышления каким-то вопросом о сегодняшнем рейсе. Чарлз ответил нехотя, и Саймонс снова замолчал. Теперь он редко заговаривал с Чарлзом. Он был слишком наблюдателен, чтобы, несмотря на все предосторожности Чарлза, не понять, что тот не воспользовался его советом держаться подальше от Бандера. Когда глаза их случайно встречались, Чарлз замечал у того выражение укора; как ни старался Саймонс скрыть упрек — по-видимому, он решил не ввязываться в это дело, — его честность, столкнувшись с двойной игрой, давала вспышку осуждения. Чарлз до встречи в Дубовой гостиной тяжело переживал бы неодобрение такого человека, но теперь оно было ему безразлично, даже когда он его замечал.
— А ну, уходите-ка отсюда, — произнес чей-то голо громко, но не сердито.
Все в изумлении оглянулись.
— Я имею право и могу доказать это… М о р а л ь н о е право… Народ должен у з н а т ь! — закричал в ответ другой визгливый голос.
Чарлз весь сжался от приступа тоски и отвращения. Из-за шеренги блестящих черных машин появился полисмен, ведя под руку Догсона. Вся сцена имела столь фарсовый характер, что большинство шоферов, да и все присутствующие заулыбались, а то и захохотали. Полисмен, задобренный такой внезапной разрядкой, соблаговолил объяснить, проходя мимо: «Застукал его, когда он лез в одну из ваших машин. Хотел, видите ли, проникнуть в доки, схоронившись на дне».
Вдруг Догсон заметил Чарлза.
— Послушай, Ламли, — крикнул он, выглядывая из-за спины уводившего его полисмена, — замолви за меня словечко. Видишь, какое недоразумение.
— Так вы знаете этого человека? — спросил полисмен, останавливаясь. — Если так, попрошу вас, как только освободитесь, зайти в контору инспектора и удостоверить его личность.
— Хорошо, — пробормотал Чарлз.
Комическая пара проследовала дальше. В тот же момент дали сигнал, что шоферы могут подводить машины к причалу. Они сели за руль, и следующие полчаса ушли на эту привычную работу.
Освободившись, Чарлз прошел в контору инспектора и заявил, что Догсон человек ему известный и безвредный. Чарлза тут же отпустили и продолжали опрос помрачневшего Догсона; он ушел уверенный, что его показание спасло Догсона от штрафа и тот отделается внушением.
Направляясь к воротам доков, он заметил, что кто-то идет за ним по пятам. Это был Бандер. Чарлз хотел было заговорить с ним, но у него язык словно прилип к гортани и он никак не мог начать. Бандер также не произнес пока ни слова. Они вышли на улицу. Бандер придержал для Чарлза дверь в первый же кабачок, и вот они уже сидели в укромном уголке за бутылкой пива. Ни один из них еще не нарушил молчания.
Бандер в упор посмотрел на Чарлза. Они сидели неподвижно, не притрагиваясь к стаканам, стоявшим перед ними на столе.
Сомневаться не приходилось — Бандер был хозяином положения. Как раз в тот момент, когда их молчание стало напоминать игру «кто кого перемолчит», Бандер небрежным жестом дал понять, что дальше тянуть нечего, что он имеет право спрашивать, и сказал:
— Так, значит, приятель?
— Ну какой там приятель? — неуверенно попробовал защищаться Чарлз. — Просто он знает, кто я, вот и все.
Уже произнеся эти слова, он с ужасом почувствовал, насколько они бессмысленны.
— Он знает, кто вы, вот и все, — спокойно заметил Бандер. — И он знает ваше имя, вот и все, и вы идете выручать, когда его задержали, и он знает, что сегодня должна была прийти партия машин, вот и все.
Чарлз отхлебнул большой глоток. Это звучало как зловещее повторение бог весть сколько времени назад происходившей сцены с миссис Смайт. Я частный сыщик. Ну, вот и сыщи сейчас что-нибудь. Сыщи что-нибудь в ответ Бандеру, чтобы спасти себя от ножа в горло или от удара кастетом темной ночью.
— Послушайте, надо же понимать, — сказал он порывисто.
— Я-то все понимаю, старина, — серьезно сказал Бандер. — А вот вы, сдается мне, ничего не понимаете. А в нашем деле понимать надо.
— Ну, чем я виноват, что знаком с этим полоумным? — отбивался Чарлз.
— Не в этом ваша вина, — согласился Бандер, — а в том, что вели себя не лучше полоумного. Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. В нашем деле гласность ни к чему. И вот каким-то образом этот полоумный старается проникнуть в док, спрятавшись в одной из наших машин. Каким-то образом он узнает, что именно сегодня прибудет наша партия. Когда его обнаруживают, он обращается за помощью к вам, и вы идете и ручаетесь за него или еще там что-то делаете. В конторе инспектора вы позволяете лицезреть свою персону целой своре контролеров и полисменов, которые теперь навсегда запомнили ваше лицо и узнают вас при всех обстоятельствах. И все из-за того, что какому-то полоумному вздумалось проникнуть в доки без пропуска. А чего ему там нужно?
Вдруг Чарлзу почудилось, что Бандер, к счастью, не догадывается о всей правде. Ну, конечно! Догсон для него — это просто бродяга, мелкий воришка или сущий идиот, обуянный сумасбродным желанием попасть туда, куда его не пускают. Он перебрал в голове все обстоятельства. Не сболтнул ли Догсон, что он газетчик? Да нет. Выкрикивая свои невнятные протесты, он, правда, сказал: «Народ должен узнать», — но эта цитата из его заветных риторических разглагольствований, конечно, непонятна для случайного человека. Бандеру ничего и никогда не надо говорить о том, кто такой Догсон, какова его цель. Это означало бы конец для них обоих.
— А вы слышали что-нибудь о… «Свидетелях Иеговы»? — отрывисто произнес он.
За продолговатым недобрым лицом Бандера ему почудилась хмурая физиономия миссис Смайт. Теперь надо разыграть это как следует.
— А какое это имеет отношение? — услышал он тихий, но зловещий голос Бандера.
— А вот какое. — К нему постепенно возвращалась связность речи. — Он член как раз этой секты. И у него пунктик, что им необходимо завербовать как можно больше моряков. Он не раз старался выступать с проповедью на вечеринках в разных портах, и, конечно, без всякого успеха. Он вбил себе в голову, что единственный шанс — это пробраться на самый корабль, когда он стоит в доке, и распихать свои брошюры и листовки по кубрикам. И вот он упорно атакует причалы, особенно закрытые для посторонней публики.
Бандер отпил из своего стакана. Казалось, он раздумывал.
— Что-то не заметил я, чтобы у него был портфель или какая-нибудь сумка для брошюр.
— Ну, на этот счет он стреляный воробей, — уверенно ответил Чарлз. — Он боится спугнуть свою добычу, неся ружье на виду. Он носит их на себе. У него все карманы набиты листовками.
— Вот как?
— Битком набиты, — убежденно повторил Чарлз. Сердце у него бешено колотилось.
Бандер бросил окурок, хитро и твердо посмотрел Чарлзу прямо в глаза и сказал:
— А знаете, что я думаю о всех этих россказнях?
— Понятия не имею, — едва прохрипел Чарлз, у которого сразу пересохло горло.
— Думаю, что все это выдумки.
Пауза казалась нескончаемой.
— То ли он выдумывает все это, то ли вы. Не знаю, кто именно. И только этого я пока еще не знаю.
Чарлз беспомощно молчал.
— Этот фрукт вовсе не «Свидетель Иеговы», и никакой он не сектант. Просто он пронырливая крыса, которой понадобилось пробраться в порт одновременно с нами. Не знаю еще зачем, не знаю, он ли вас одурачил или вы знаете, кто он, но не смеете сказать об этом, потому что по вашей вине он напал на наш след. Чересчур много вы болтали.
Опять молчание. Миновали столетия, геологические эры сменялись одна за другой, горы вздымались из морей и погружались в них снова. Мелькали законченные циклы эволюции. А стрелки часов, повинуясь смехотворной иллюзии, отметили вереницу эр как сорок пять секунд.
— Так, — наконец вымолвил Чарлз. — И что же вы теперь намерены делать?
— Ничего я не намерен делать, — пробормотал Бандер. — Во-первых, это не мое дело. Если у вас действительно коготок завяз, это уже должно быть известно тем, чья обязанность следить за такими вещами. Они вами и займутся. Потому что, — закончил он неожиданно резким тоном, — мы все нуждаемся в надежной защите.
— Защите? — устало переспросил Чарлз.
— Да, защите от всякого, кто по любой причине, по любой причине мог бы впутать нас в беду… И, что интереснее всего, обе покрышки не были одинаковы по размеру.
— Неодинаковы по размеру? — растерянно пробормотал Чарлз.
— Да, но в эксплуатации одинаково надежны. А на этот раз — поди ж ты. Вот это меня и поражает.
Чарлз краешком глаза заметил субъекта в котелке, который подсел к ним и прислушивался к их разговору. Вот за что можно было восторгаться Бандером. Во всяком случае, за умение приспособляться к специфике своего дела. Сейчас его можно было представить грудным младенцем, высунувшимся из детской коляски, чтобы стянуть конфету и обвинить в этом свою сестренку.
