Четырёхрукая пузатенькая синекожая богиня, украшенная ожерельем из пятидесяти черепов. Тёмная разрушительница Времён. Освободительница, защищающая тех, кто её знает. Повелительница мёртвых. И — красоты. Ибо красота — не только очарование, это также ужас и даже смерть.
Кали — недосягаемая красота, невознагражденная любовь. Красота непостижимая, потому что не имеет формы.
«Триангуляция ассоциаций» указывает на храм Кали в «закутке её имени» — в Кали-куте (Калькутта, Бенгалия)? «Калина красная» Шукшина — отзвук плясок «чёрной богини»? На поясе которой болтаются связки отрубленных человеческих рук, символизирующих карму?
Понятно, что Фанг, жрец Велеса — «скотьего бога», тоже повелителя подземного мира и мёртвых, должен был, в ходе своего обучения, получить какое-то представление о некогда столь могучем, но забытым в наших краях, культе. Похоже, этот архаический символизм вбивался в мозги волхвов накрепко. Он искренне пытался меня спасти, остановить. Но не сумел найти слов, понятий, которые я бы воспринял. Не выполнил мой приказ. И попытался воспрепятствовать мне силой.
Грубо говоря, убивать не следует — есть смягчающие обстоятельства: забота обо мне, любимым. Но просто так оставить нарушение дисциплины нельзя. А для пользы дела и в качестве наказания — надлежит разрушить его этическую систему в этом сегменте.
Нет ни богов, ни путей, ни их хранителей, которых не может попинать мой человек, моя сволочь. По моему приказу, конечно.
— Авундий, давай-ка дуру сюда, к костру. Раздеть догола. Растянуть… по апостолу Петру. И этого не знаешь? Кол вбить вон туда. Привязать руки. Не так — переверни на спину. Второй кол — туда. Правую ногу за щиколотку. Третий — туда. Левую ногу. Тяни. Должно быть — в… в полную растяжку. Полено ей под задницу. Теперь ты, Фанг. У тебя возникли проблемы с исполнением моих просьб. Ты, почему-то, стал больше бояться каких-то носителей какой-то «священной грозди», хранителей куда-то ведущих путей. Их — больше — меня. Это — неправильно. Ты это исправишь. Исправишь свой страх. Своим трахом. Сейчас ты запендюришь этой… носительнице и хранительнице. И тем избавишь меня от сомнений в своей верности. А себя — от глупых страхов, предрассудков и преклонений. Не тряси лохмами: всунешь и вдуешь. А потом, о мудрый наставник и учитель мастеров лесных троп, по твоим следам, мокрым и липким, пройдут твои ученики. Старательно повторяя твои высокомастерские… запендюривания.
Обычно говорят: «повязать кровью». Но есть варианты.
Фанг стоит неподвижно, тупо смотрит на трепыхающееся женское тело, растянутое между кольями, вбитыми на бревномогильнике. Или ты верен мне, или мифы, вколоченные в детстве, сказки о древней богине из тридесятого царства — сильнее. Чему ты следуешь, Фанг? — Собственной клятве живого — живому, или стереотипам прошлого, «как с дедов-прадедов заведено бысть есть»? Давай, решай — кто тебе важнее: четырёхрукая синяя негритоска из Калькутты, или плешивый Ванька-ублюдок из Пердуновки?
Пауза тянется, толпа народа во дворе не дышит.
«Крестьяне затаили все дыханье. Все знают, что сошлися два вождя Два мастера по делу фехтованья».
Фехтования не клинками — символами.
Разрушение веры через изнасилование символа? «Сила через радость»? Или наоборот — «радость через силу»? «Радость освобождения души» через «насильственное совокупление тел»?
Я только что радовался, что с Кастусем обошлось без таких мероприятий. Но, увы — вот всплыла другая проблема. Проблема других людей в моём окружении. И нет иных средств, кроме двух базовых: смерть и любовь. В разных оттенках множеств смыслов, приписываемых этим словам.
Фанг никак не может решиться. Ни на что. Придётся подтолкнуть:
— Люди подумают, что крещёный волхв — утратил свою силу. Скажут: Ванька-ублюдок охолостил волхва Велеса. Волов и быков не ставят в одну упряжку: волы болеют и умирают от бычьего дыхания. Мерины не водят табуны. Если у тебя не встанет — люди потеряют к тебе уважение. Скажут: Фанг — слаб. Ирод нерусский — немощен. Твоим ребятам придётся драться, чтобы защитить твою честь. А мне — придётся казнить драчунов.
Фанг отрешённо смотрел мне в лицо. Кажется, он меня не слышит. Состояние аффекта? Результат сильного стресса при лобовом конфликте в основах собственной этики?
Как объясняла госпожа Хохлакова:
«кто ж теперь не в аффекте, вы, я — все в аффекте, и сколько примеров: сидит человек, поет романс, вдруг ему что-нибудь не понравилось, взял пистолет и убил кого попало, а затем ему все прощают…
…сидит человек совсем не сумасшедший, только вдруг у него аффект. Он и помнит себя и знает, что делает, а между тем он в аффекте. Это как новые суды открыли, так сейчас и узнали про аффект. Это благодеяние новых судов».
«Новых судов» — здесь нет, прощать — некому, будем — лечить. Представление не имею — какой формы и силы блокировки и установки вбивали в его душу. И что осталось и поныне — действующим и актуальным.
«Все мы — родом из детства». Что было в твоём детстве, боевой волхв? Что именно — желаемое, запрещаемое — звучало в песнях над твоей колыбелью? Какой букет безусловных табу тебе скормили вместе «с молоком матери»?
Поднимаю левую руку, щёлкаю пальцами. Реакция есть. Левым указательным достаю до своего носа. Взгляд следует.
— Ты. Должен. Сделать.
Мимика у него и так… нулевая, зрачков в таком освещении чётко не вижу. Но пот на лице… Тебя бы уложить, умыть, отпоить… И — этим убить. В этой социальной ситуации стоит показать людям твою слабость… для здешней ксенофобии просто намёк на безнаказанность… Нет, резать тебя не будут, ты всё сделаешь сам.
«На чужой роток не накинешь платок» — русская народная мудрость. На Руси люди — видят и слышат друг друга. И воспринимают гадости, которые говорят, изображают, думают… друг другу. Тебе придётся воспринять шквал разных мерзостей и пакостей. Просто попрёт реакция народа на прежний страх перед тобой, перед Велесом, перед лесом… Дальше будет «храповик» — абсолютно детерминированная последовательность действий и реакций.
В конце — труп. Вероятнее — трупы.
Лучше одна порванная чужая вагина, чем несколько разбитых своих голов. Разбитых — «вдребезги». «Лучше» — по моему мнению. У других персонажей могут быть другие мнения. Они — не существенны. Поскольку решать — мне.
Снова — пальцем. Ткнуть в него. Фокусирует.
— Ты.
Сказать. Проще. Перевести палец на цель.
— Иди.
Пошёл. В толпе какая-то служанка ойкает и затыкает себя руками. Аким, развернувшись в сторону Фанга, открывает, было, рот, чтобы, как и положено здешних мест владетелю и закона исполнения надзирателю… и замолкает по моему жесту. Лежащая женщина начинает снова рваться, мычать, дёргаться. Эффектно, но не эффективно: летят пыль и опилки, но колья вбиты крепко, вязки держат прочно.
Фанг почти полностью накрывает женщину. Только белые ноги от колен вниз, да кисти связанных рук — торчат из-под серо-буро-зелёного одеяния лесовика. Она рывком выгибается, сильно сгибает ступни, поджимает пальцы на ногах… И резко растопыривает их веером. Ступни выворачиваются, вперёд рывком выдвигаются пятки. До предела, до судороги, до звона натянувшихся вязок. И — опадают.
Амплитуда, беспорядочность, выразительность её движений резко уменьшается. Просто неторопливый размеренный ритм. Обоих тел. Процесс пошёл.
Кто-то из немецких зоологов середины 20 века, изучавший слонов в Нгоро-Нгоро, писал, что наблюдение за половым актом этих серых гигантов, вызывает столь сильное ощущение собственной малости и хилости, что способно довести наблюдателя до импотенции. Фанг, конечно, не элефант. Но… могуч, боевой волхв, могуч. Пойду-ка я домой. Во избежание.
Широко распахнутые, жадно впитывающие подробности глаза Хотена. Какую былину он запустит завтра в народ? Тоже распахнутые, но по-другому — глаза Алу. Детей надо убирать. Остальных… остальные прибежали меня спасть. Рискуя собственными жизнями. По своей воле, по своему выбору. Заслужили — каждому желающему… по его выбору.
Из поварни появляется Кастусь с парой парней-голядей. Кидается, было, к матери. Его мгновенно сворачивают. Подтаскивают, снова — с вывернутыми руками, к моему месту на несостоявшейся плахе.
Хорошее у меня сегодня сиденьеце: «смерть, случайно не состоявшаяся».
— Ты — принял ошейник. Сам. Рабство — твой выбор. Забота раба — имение хозяина. А не эта глупая сисястая холопка. Ты должен радоваться — дырка, из которой ты впервые увидел свет, нашла полезное применение в хозяйстве твоего господина.
Кастусь одновременно рычит и плачет. Потом чуть стихает. А я толкаю Жмурёнка. Не реагирует. Только пинком удаётся отвлечь его внимание от колебательных движений Фанга.
