— Удачи вам во всех ваших начинаниях, — сказал я.
— Ты, Чапай, какой-то спокойный.
— А чего мне дергаться? Совесть моя чиста.
— Ну да, ну да, — сказал он, собирая остатки яичницы последним куском хлеба. — Пойдем, ствол предъявлять будешь.
Мы пошли, и я предъявил.
Майор покрутил пистолет в руках, передернул затвор, понюхал дуло. Потер пальцем вытисненный на рукояти герб.
— Чистил недавно, да? Смазывал?
— Регулярно чищу, — сказал я.
— И то верно, за оружием уход нужен, — согласился он. — Чтобы в самый неподходящий момент оно тебя не подвело. Наградной, значит?
— Ну, типа.
— А ты знаешь, что в СССР никому, кроме маршалов и генералов, наградное оружие не вручают? — поинтересовался он. — Официально, по крайней мере. Ты генерал или маршал?
— Капитан.
— Что ж ты такого сделал-то, капитан, что ради тебя такие исключения стали делать?
— Так Гитлера же в Аргентине ледорубом стукнул, — сказал я.
— А не топором?
— Нет, ледорубом.
— Топором-то оно сподручней, — вздохнул он. — Чапай, а что будет, если я этот ствол нашим экспертам на баллистику отдам?
— Отдавай, — равнодушно сказал я.
Как говорил мой старик-отец, принимая любое решение, ты должен быть готов к последствиям, которые непременно наступят.
Я был готов.
— Надо же, и ни один мускул не дрогнул, — восхитился Сашка, возвращая мне пистолет. — Я вообще посоветовал ментам в сторону конкурентов посмотреть, хотя какие там конкуренты, к хренам? Такая же гопота, как и эти. А там, на даче, настоящий спец поработал, всех из одного ствола положил и ушел, судя по всему, без единой царапинки. Такие под гопотой не ходят.
— И менты, типа, этого не знают?
— Знают, конечно, — сказал Сашка. — Но я вообще думаю, они это все как внутреннюю разборку оформят. Сидели, выпивали, потом повздорили и сами друг друга перестреляли. Пусть даже того ствола на месте не оказалось… Хорошо хоть, гранатами баловаться не начали и весь поселок к хренам не разнесли. Ментам лишний висяк не нужен, сам понимаешь. Да и какая, по большому счету, разница, кто этих дроидов пострелял? Мало у нас дроидов, что ли? Уверен, что заводы на Урале уже новых штампуют.
— Угу, — сказал я, убирая пистолет обратно в стол. А чего же висяк? Вот же он я, готовый подозреваемый, ствол мой, рожу мою как минимум трое опознать могут… Ну, если они пострадавшую таки найдут.
Э… стоп. Какие дроиды? О чем он вообще?
— Так вот в ящике и хранишь? — изумился Сашка. — Ну ты и раздолбай, прямо как сыночек мой ненаглядный. Там, правда, не ствол, пока еще, но вот финку и кастет я у него уже изымал неоднократно. Ладно, черт с ним, с Лобастым, даже если это ты там всех перестрелял и сейчас самолично мне в этом признался, я бы тебя ментам все равно не отдал. Потому что ты — советский офицер, а они, суки, этого вполне заслуживали. Но раз ты говоришь, что это был не ты, то на этом мы и закончим. В смысле, эту часть разговора закончим.
— А что будет в другой части? — спросил я.
— Правда, Чапай, — сказал он. — И ничего, кроме правды.
— Звучит неплохо.
— Я все знаю, — сказал он. — Я знаю, что ты агент с Альфа Центавра, что у тебя есть дочь от американской шпионки Кэролайн Блюм, я знаю, что все мы живем в мире наведенных иллюзий, и ты прилетел сюда, чтобы сломать симуляцию и возглавить человечество в грядущей битве с рептилоидами.
— Ты так говоришь, как будто это что-то плохое, — сказал я, стараясь выиграть время.
— Это сложный вопрос, Чапай, — сказал он. — Впрочем, в этой жизни простых вопросов и не бывает. Вот, думаешь, легко ли в одиночку воспитывать сына-гея? И это в СССР-то?
— Чего кого? — не понял я. Какой-то странный был переход.
— Думаешь, все эти крема, пудры и присыпки — это моей жены, да? Так она с нами уже десять лет не живет, сбежала от меня к хоккеисту, к хренам. И черт с ним, что СССР не настоящий, что кроме московской области в этой симуляции ничего и нет, и за пределами МКАДа, в смысле, не в Люберцах, а с другой стороны, живут люди с песьими головами. Это все равно очень неприятно, Чапай, когда твоя жена уходит от тебя к хоккеисту. И он даже не за «Крылья Советов», сука, играет.
Я потер лицо рукой.
— Ты о чем вообще? С тобой все в порядке?
— Нет, — сказал он. — Со мной уже давно не все в порядке. Но давай вернемся к тебе, Чапай. Восстание против рептилоидов это, конечно, хорошо. Твой дух неукротимый ведёт нас к целям новым, туда, где взывают оковы к твоей руке необоримой. Здесь небо ясно и яро, здесь воздух чист и светел, тобой здесь дышит сам ветер, Команданте Че Физруччо… К сожалению, этого я допустить никак не могу.
— Почему? — спросил я.
— Потому что я в некотором роде и сам из этих.
— Из каких? — спросил я, судорожно пытаясь нащупать нить разговора, которую потерял уже несколько минут назад.
Он внезапно ухватил себя за бороду и резко потянул вниз, срывая лицо, как маску.
Которым оно, собственно, и являлось. Теперь на меня смотрел смуглый человек с хитрыми раскосыми глазами и внешность его показалась мне странно знакомой.
— Такеши? — попробовал угадать я, но это было неправильное имя, и оно никак не подходило этому лицу. — Абулхаир?
— Черт, не тот слой, — пробормотал Сашка и дернул себя за подбородок, снимая еще одну маску. — Нет, на самом деле я англосакс.
Теперь на меня смотрело лицо потомственного аристократа поколении этак в двенадцатом, если не пятнадцатом.
— Меня зовут Бон… Борден, — сказал он. — Гарри Борден. И, как и всякий уважающий себя англосакс, я работаю на рептилоидов.
Я метнулся к столу, в котором лежал мой наградной пистолет, но не успел на какие-то доли секунды. Сашка-Абулхаир-Гарри выхватил из кармана большой страшный дробовик и выстрелил мне в грудь.
Глава следующая.
Люберцы.
Люберцы никогда не меняются…
Глава 15
(настоящая)
— А есть чо пожрать, Чапай?
— В холодильнике посмотри, — сказал я, усаживаясь на диван. Я определенно стар для вот этого вот всего.
— Яичницу буду делать, к хренам, — объявил Сашка с кухни. — На тебя жарить?
— Без фанатизма, — сказал я.
— Три или четыре?
— Два.
— Ну, как знаешь.
На кухне что-то сначала загремело, а потом зашкворчало. Наверное, я не слишком радушный хозяин, раз оставил гостя без внимания, но он парень взрослый и сам себя развлечь может.
Я же включил телевизор, не обращая внимания, что там идет, и задумался о том, где еще мог проколоться. Пистолет, машина, семья девушки, бомбила, который меня подвозил… В общем, прихватить меня можно много за что, было бы желание.
Ну и ладно. Может быть, ради этого эпизода меня в прошлое и закинуло.
Впрочем, эту мысль я обдумал еще вчера и пришел к выводу, что вряд ли. Потому что если это и была моя миссия, и я ее выполнил, то почему я до сих пор здесь? Верните мне мой две тысячи девятнадцатый!
— Кушать подано, — крикнул Сашка с кухни. — Идите жрать, пожалуйста.
Не, какой-то странный он для комитетчика. И методы допроса у него весьма своеобразные. То он пиво с подозреваемым пьет, то поесть ему готовит… Из его же, правда, продуктов.
Я пришел на кухню и обнаружил, что Сашка уже разложил яичницу по тарелкам. Мне достались два яйца, как я и просил, и полтора кружочка поджаренной колбасы. Себе он сделал вдвое больше, но это и понятно, если из габаритов исходить.
Еще он порезал остатки хлеба и вскипятил чайник. Я кинул в чашку две ложки растворимого кофе и ложку сахара.
— Экономишь? — поинтересовался Сашка.
— Просто не люблю много сладкого, — сказал я.
— А я обожаю, — сказал он, высыпав в свою чашку чуть ли не половину сахарницы. — Если что, я руки без мыла мыл.
— Угу, — этот анекдот я уже слышал. Хотя современники мои из две тысячи девятнадцатого могут и не понять.
