— Ладно, наше дело — предложить, твое дело — отказаться, — сказал Лобастый.
— На том и покалим сростень, — сказал я, поднимаясь со стула.
— Чего? — ясное дело, он не читал.
— Выражение такое, — объяснил я.
Дверь в смежную комнату открылась и на пороге нарисовался еще один молодой человек довольно расхристанного вида. Под глазом у него красовался фингал, и мне кажется, что я узнал свою работу. Это был один из тех, кто приезжал на злополучную стрелку, куда я Сашку с собой потащил. Точнее, на которую Сашка сам напросился.
Молодой человек посмотрел на меня, все еще с пистолетом в руках, на окровавленного чувака с простреленной рукой, на мирно сидящего на диване и лыбящегося Лобастого, а потом снова на меня, и глаза его полезли на лоб.
Похоже, он меня узнал.
— Это же…
— Мы в курсе, Димон, — сказал Лобастый. — Это Чапай, и он уже уходит.
Я наклонился в сторону, чтобы заглянуть в комнату, из которой явился шестой гопник, и то, что я в ней увидел, мне крайне не понравилось.
Димон перехватил мой взгляд и резко захлопнул дверь. Чем же он там таким занимался, что даже выстрела не услышал?
Черт подери, ну почему всегда вот так? Почему ничего не бывает просто?
Пришел, договорился, ушел… Так нет же, обязательно нужно было в соседнюю комнату заглянуть.
Лобастому, видимо, выражение моего лица не слишком понравилось.
— Это не твое дело, Чапай, — сказал он.
— Наверное, — сказал я.
— Так и есть. И надеюсь, это останется между нами, — с нажимом сказал он.
«Нагана» на полу уже не было. Кто-то его подобрал.
— Бизнес или удовольствие? — поинтересовался я.
— Немного того, немного другого, — сказал он. — Совмещаем приятное с полезным. У кооперативщика одного забрали, чтобы посговорчивее был.
— Коммерсы вкрай обнаглели, — согласился я, убирая руку с пистолетом в карман и поворачиваясь к двери.
— Не говори, Чапай, — хохотнул Лобастый. — Но этот уже не из таких. Еще денек его помаринуем, и он на все согласится.
— Угу, — сказал я, открывая дверь и перенося одну ногу за порог.
— Еще увидимся, Чапай, — пообещал мне Лобастый.
— Конечно, — сказал я. Люберцы — достаточно небольшой городок, так что рано или поздно кто угодно там может пересечься с кем попало. — Но есть еще одна маленькая деталь, которую я хотел бы уточнить, прежде чем уйду.
— Что еще? — спросил Лобастый.
Вместо ответа я развернулся и выстрелил ему в живот.
Глава 14
— О чем вы задумались, Василий? — спросила Ирина, видимо, решив, что я слишком долго и слишком пристально пялюсь в окно учительской, за которым ровным счетом ничего не происходило. — Все ли у вас в порядке?
— Все в порядке, — сказал я. — Просто старшеклассники достали.
Она покачала головой.
— Не лгите мне, Василий. Старшеклассники могут достать почти кого угодно, но точно не такого человека, как вы.
— Просто вы их недооцениваете, — сказал я.
— Так вы думаете о них? Вынашиваете планы страшной мести на следующем зачете?
— Нет, — сказал я. — Я размышляю о бренности всего сущего.
На этот раз мне даже удалось не покривить душой.
— И это пройдет, — сказала Ирина.
— Несомненно, — согласился я. — Уже проходит.
* * *
Второй выстрел я подарил соседу Лобастого, который сидел рядом с ним на диване. Именно потому что он сидел рядом, и так было проще целиться. Пуля попала ему в голову и прошла навылет, выплеснув мозги на ободранную обивку.
Димон ломанулся назад, в ту комнату, из которой вышел и в которую я так неаккуратно заглянул, и я всадил ему пулю в спину, аккурат между лопаток. Он рухнул на пол без движения.
Выпущенная из подобранного на полу «нагана» пуля просвистела в добром полуметре слева от меня, так у стрелка тряслись руки. Нервы, понимаю.
Это же все-таки еще не девяностые, и дворовые шавки еще не успели превратиться в настоящих волков. Сейчас это были просто бешеные псы, порой опасные, бросающиеся на людей, но еще не отрастившие себе клыки.
Я всадил две пули ему в грудь, потом пристрелил его соседа справа. Последнюю пулю я подарил чуваку, в которого сегодня уже стрелял, он как раз тянулся к переходящему из рук в руки «нагану».
Это что же у них, один ствол на шестерых, что ли? Или остальные в другой комнате хранятся?
Я отщелкнул пустой магазин, перезарядил пистолет.
Лобастый хрипел, сидя на диване и обеими руками зажимая рану на пузе.
Я посмотрел на него.
— Почему? — спросил он.
Резонный вопрос. Мы же, типа, уже договорились.
— Это просто правила гигиены, — сказал я. — Мой руки перед едой, чисти зубы два раза в день, утром и вечером. Отстреливай подонков, если они мешают жить нормальным людям.
— Ты думаешь, ты лучше? — прохрипел он.
Я покачал головой.
— Нет.
Я поднял руку с пистолетом и прицелился ему в лоб.
— Давай, — сказал он, и в следующий момент у него вырос третий глаз.
Лобастый своим последним вопросом Америку для меня не открыл. Я-то все про себя знаю.
Я не лучше. Я хуже.
Они — дворовые шавки, которые могли бы со временем стать волками, а я — уже волкодав, хорошо обученный и отлично натренированный. И учитывая, что в свое время меня натаскивали на куда более крупную дичь, таких, как они, я могу давить просто за завтраком.
И стреляю я быстрее, точнее и без раздумий, и рука у меня не дрожит.
Но никаких иллюзий на собственный счет я не испытываю, и когда настанет час, и кто-нибудь придет за мной, я не буду задавать сакраментальный вопрос «а меня-то за что?».
Я просто буду отстреливаться до последнего патрона.
* * *
— У вас красные глаза, Василий, — заметила Ирина. — Так что либо вы все утро безостановочно рыдали в подсобке, либо поспать этой ночью вам не довелось. Какой вариант верен?
— Я рыдал в подсобке, — сказал я.
— И что же повергло вас в такое эмоциональное состояние? — поинтересовалась она. — Неужели мысли о бренности всего сущего?
— И о его тщете, — сказал я.
— Похоже, вам довелось пройти через экзистенциальный кризис, — сказала она. — Поздравляю с успехом. И помните, Василий, все то, что нас не убивает…
* * *
Как обычно в такие минуты на меня нахлынула волна размышлений о том, что я сделал не так, что вообще можно было сделать по-другому, и какого черта это опять со мной произошло.
Ну и, собственно, главный вопрос, что же делать дальше.
Выковыривать из них пули, чтобы баллистическая экспертиза не привела ко мне? Это долго, нудно и грязно, и я могу наследить еще больше. Да и не уверен, что у меня на это времени хватит.
Я заглянул в соседнюю комнату, вернулся к столу, взял валяющийся среди бутылок и остатков еды нож. Димон еще подавал какие-то признаки жизни, так что я выстрелил ему в затылок, никаких чувств при этом не испытывая.
Потом разрезал ножом веревки, привязывающие девушку к кровати, накрыл ее подобранным с пола одеялом. Она была в сознании, но похоже, что не в себе. Дрожала и тихонько плакала.
Сколько она уже здесь?
Ну вот и как мне следовало поступить?
Уйти, сделав вид, что я ничего не видел, и это меня не касается? А как после этого жить?
Уйти и позвонить в милицию? Или Сашке рассказать? Но сколько бы на это ушло времени? Пока я доберусь до города, пока изложу ситуацию, пока они соберут группу захвата… На это в любом случае понадобились бы часы, и далеко не факт, что все это время Лобастый с его бойцами стали бы сидеть на месте. При том, что адрес уже засвечен, а перед домом стоит транспорт.
Так что иных вариантов и не было.
На крыльце скрипнула ступенька.
Это было очень странно, потому что все парни Лобастого находились внутри дома, а звука подъехавшей машины я не слышал. Неужели соседи услышали звуки выстрелов и решили проверить, что тут происходит? Крайне нетипичная для людей реакция.
