– Когда встречались, где, при каких обстоятельствах? – наседал следователь.
– «Мы встречались», – вмешалась Рыжая Глаша, – это у молодых людей значит «были любовниками».
– Камон! – вскричала Белая Глаша. – Она встречалась с тобой? Это буллшит[6]! Ты себя в зеркало видел?
– Пожалуйста, ваши пирожки, – склонилась над Елисеем официантка.
– Вы тут все заодно, что ли? – прошептал Федор и перевел глаза на Аглаю. – Я думал, это ты Мертвая Девочка.
– Кто? – Аглая взревела, насколько это прилично было в кафе.
– Мертвая Девочка, нет?
Через четверть часа вся компания уже сидела за тремя сдвинутыми столиками и мирно беседовала. Елисей раздал детям свои пирожки с солеными огурцами и заказал еще десяток. Пирожки были очень вкусные. Федор фон Если рассказывал немного сбивчиво, но постепенно картина вырисовывалась.
Если верить Федору, с Линарой они познакомились в самом начале летних каникул, на вечеринке, посвященной окончанию учебного года. Стали встречаться. Аглая с Фомой как раз уехали в Петербург к Фоме на дачу. Потом Линара и Федор поехали вместе к родителям Федора в Смоленск, потом к родителям Линары в Уфу. И все это время, помимо родительских обедов «ешьте-ешьте, дети, господи, какие вы тощие!», занимались новым Линариным проектом – художественным расследованием деятельности социальных сетей для подростков-самоубийц.
– Она мне ничего не говорила, – пробормотала Аглая, и Елисей услышал в ее интонации плохо скрываемую ревность.
– Съешь пирожок, малыш.
– Не называйте меня малышом, пожалуйста, – вежливо попросил Федор.
– Это папа меня называет малышом, – пояснила Аглая и откусила половину пирожка.
Смысл проекта был в том, чтобы расставить участников социальных сетей для самоубийц по схемам, предлагаемым в книге Роберта Макки «Драма», описать каждого как персонажа и вычислить убийцу.
– Убийцу самоубийц? – переспросила Рыжая Глаша.
– Убийцу, того, кто заманивает, – отвечал Федор. – Того, что накручивает и подталкивает к суициду.
– Зачем это вообще всё? – вздохнул Елисей, слышавший про социальные сети подростков-самоубийц чуть ли не впервые.
Федор объяснил, что социальные сети для подростков-самоубийц Линара считала художественной акцией, только дьявольской. Может же художник, вдохновляемый Богом, построить собор, нарисовать картину или написать музыку, чтобы пробудить в людях лучшие чувства, сподвигнуть их на прекрасные поступки. Так почему же художник, вдохновляемый дьяволом, не может создать произведение искусства, социальную сеть, чтобы пробудить в людях чувства самые ужасные и сподвигнуть их на саморазрушение, вплоть до самоубийства.
– Она мне ничего про это не говорила, – буркнула Аглая.
Так вот, продолжал Федор, Линара задумала противопоставить дьявольскому художественному проекту божеский художественный проект, добрый, разрушающий сатанинские сети.
– Какая ж хрень в голове у двадцатилетних девчонок, – констатировал Максим Печекладов.
– Она была такая, – подтвердила Аглая. – Прям узнаю́.
И поскольку, говорил Федор, дьявольские драмы устроены так же, как и божеские, по тем же самым законам, что описывает Аристотель в «Поэтике» или Роберт Макки в «Драме», то можно разобрать текст, расписать функции персонажей и найти тех, кто дергает за ниточки.
– И этому вас в институте искусств учат? – уточнил Печекладов.
– Еще не такому учат, – Аглая наконец хихикнула.
– Ну и что? – продолжил Максим. – Нашла она?
– Нашла! – Федор с каким-то мальчишеским вызовом вскинул подбородок. – Мы точно знаем, что дети, которые тусуют в суицидальных группах во «ВКонтакте», все погибли после встречи с человеком, у которого ник Мертвая Девочка.
– И ты подумал, что это я Мертвая Девочка? – спросила Аглая. – Какого хрена?
Федор помолчал, собираясь с мыслями, и рассказал вот что. Мертвую Девочку никто не видел. Все, кто видел, покончили с собой. Но Линара отыскала девочку, которая встречалась с Мертвой Девочкой, совершила суицидальную попытку и выжила. И в самый день смерти у Нары было назначено свидание с этой девочкой, которая выжила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– И я подумал, – взгляд у Федора остановился, он как будто заглядывал сам в себя, – что Девочка, Которая Выжила и Мертвая Девочка – это один и тот же человек, просто такой способ заманивать.
– Мозг с вами сломаешь, молодежь! – констатировал Максим Печекладов.
Но Аглая и Федор его не слушали. Аглая наклонилась вперед и спросила:
– Почему Девочка, Которая Выжила и Мертвая Девочка может быть один и тот же человек, я понимаю. Но почему ты подумал, что это я Девочка, Которая Выжила?
– Потому что Нара шла встречаться с Девочкой, Которая Выжила, а я видел из окна, как она встретилась с тобой.
– Она передала мне телефон, чтобы починить, – воскликнула Аглая.
– А еще, – продолжал Федор, – я видел у Нары твою фотографию в майке.
– И что?
– У тебя шрамы на запястьях.
– Тыдыщ! – Аглая закрыла лицо ладонью, жест, который они с Фомой называли «фейс-палм». – Это не настоящие шрамы, это я просто царапала в тринадцать лет. Пап, скажи ему, что я не пыталась покончить самоубийством.
Тут Елисей подумал, что как раз был занят разводом и не знает точно, пыталась ли дочь в тринадцать лет покончить с собой или просто царапала себе запястья, подчиняясь тогдашней подростковой моде.
Глава 18
– Вам ближе имманентное или трансцендентное понимание Бога? – спросил Федор и улыбнулся снисходительно, как будто у старшего следователя не могло быть понимания Бога – ни трансцендентного, ни имманентного.
Максим Печекладов распаковал коробку с хотдогами, взял себе датский, а французский протянул Федору:
– Лучше скажи, где ты прятался два года так, что я тебя не мог найти?
– Это вопрос анкеты, – продолжал Федор про имманентное, взял хот-дог, вдавил сосиску поглубже в булку, так что наружу проступило немного кетчупа и майонеза.
Строить фаллические ассоциации и думать про сперму с кровью юноша запретил себе, иначе не смог бы есть.
– И чё, тринадцатилетние дети могут на эту хрень ответить? – спросил Печекладов жуя, помахивая в воздухе ополовиненной сосиской и стараясь одной рукой открыть банку колы.
– Не могут, но им приятно, когда их спрашивают что-нибудь умное.
– Лучше скажи, где ты два года прятался?
– На даче.
– Все время на даче? Я же тебя там искал с собакой!
– Да, но вы же заявку на собаку по имейлу писали.
– Уй-ё! – Печекладов задохнулся и подавился сосиской. – Ты, злодей, читал мою почту?
– Личную не читал.
Они сидели у Федора в общежитской комнате и изучали сразу в двух компьютерах «группы смерти», паблики в социальных сетях, где участники, в основном подростки, играли в самоубийство. Комната у Федора фон Если была маленькая, но отдельная. Шкаф во всю стену, полуторная кровать, маленькая кухонька, состоявшая из раковины, чайника и микроволновки, у окна – маленький секретер. За ним-то и сидел Федор, а Максим, дожевав хот-дог, развалился на кровати и принялся листать страничку во «ВКонтакте», от которой его тошнило.
«Цель Вашего визита?» – спрашивал там, в компьютере, куратор (так называли себя эти инструкторы игры в самоубийство).
«Вы меня позвали поиграть», – отвечала пользовательница с покемоном на аватарке и никнеймом Алина Ня.
«Вступить в игру – это ответственное решение, – продолжал куратор. – Мы все движемся здесь к смерти, только не физической, а метафизической».
«Что нужно сделать, чтобы вступить в игру?» – спрашивала Ня.
«Заполнить анкету и получить первое задание».
«Я могу выйти из игры, если мне не понравится?»
«Из игры можно выйти в любой момент. Но в каком-то смысле Вы останетесь здесь навсегда и рано или поздно умрете, но не метафизической смертью, а как все».
«У меня анкета не открывается», – жаловалась Ня.
«Дайте свою почту, я пришлю Вам в нескольких форматах, какой-нибудь откроется обязательно».
