«[email protected]»
– Какого хрена! – Максим сел на кровати и полез в коробку за новым хот-догом. – Их мама не учила не разговаривать с незнакомыми? Не давать свой адрес чужим дядям? «Красную Шапочку» не читала? Где живет твоя бабушка? Какого хрена эта хрень вообще кому-то может быть интересна?
– Подросткам интересно, – Федор воздержался от комментариев о компьютерной безопасности. – Картинка няшная, вопросы мудреные. Обычная манипулятивная техника. Какая у вас есть необычная способность и в какой степени она развита?
Картинка в компьютере у Максима была никакая не няшная – над северным пейзажем, над вересковыми пустошами и скалистыми, покрытыми снегом горами летел по небу синий кит balaenoptera musculus. Максим не любил такое. Из природных явлений ему нравились черные реки в Карелии и гусиный лёт над Окой. Максим не знал латинского названия кита, просто по привычке сразу загуглил – кита отдельно и всю картинку целиком. Про картинку выяснилось, что она из клипа певицы Эмили Николас. Певица Максиму не понравилась. Из музыки ему нравился Шнур.
И все же Максим подумал, что с детства ведь умеет искать. Что ему хочется рассказать про эту свою необычную способность. Про этот свой дар воображать себя другим человеком и представлять, как этот человек двигался. Он хотел бы рассказать про особенный приятный звон, который разливается у него в голове, когда удается искать правильно. Но не стал ничего говорить, потому что Федор задал ему вопрос из манипулятивной анкеты, цель которой завлечь человека в хрен знает какую, хрен знает зачем существующую сеть.
– Что за мудацкое прозвище у тебя? Какой, на хрен, «Если»?
Они сидели над «группами смерти» уже третий час. Максим сначала чувствовал голод, а когда «Деливери клаб» доставил хот-доги, стал чувствовать раздражение.
– Это от фамилии никнейм, – Федор, кажется, не обиделся на два грубых слова, – давно придумал, еще в детстве.
– Ифочкин. При чем тут?
– If по-английски «если».
– А фон откуда взялся? Тебя в бароны произвели, Фифочкин?
Федор отвернулся и не стал продолжать дискуссию. Ему хотелось сказать что-то едкое про фамилию Печекладов, но он не стал. Еще минут двадцать они листали социальные сети, оба что-то записывали в блокноты, когда дверь в келью Федора отворилась и вошли Аглая и Елисей.
Они только что были на выставке в Институте современных искусств, и Елисей наконец увидел живьем ту самую прощальную работу Аглаи, посвященную Наре. Сначала он долго не мог найти ни дочь, ни ее работу. Осмотрел грудастую женщину, сделанную из виниловых пластинок. Постоял перед огромным, пять на три метра, полотном, сплошь расшитым пайетками. До полотна можно было дотрагиваться. Если провести по нему пальцем, пайетки переворачивались, и оставался след. Посетители выставки рисовали и писали на пайетках. А потом, дойдя до конца полотна, читали название и аннотацию: «Русалочья кожа. Русалки огромные, величиной с кита, но кожа у них очень нежная. На воздухе любое прикосновение доставляет русалкам нестерпимую боль». И имя автора – одна из однокурсниц Аглаи, которая участвовала в травле в студенческом чате, когда Аглая впервые показала товарищам свой триптих.
Он висел в самой глубине зала. Триптих. Три рассеченных вертикально куска оргалита, на каждом из которых изображалась Нара. И щель рядом с Нарой или в одном случае – даже по самой Наре. Щель – это была Нарина смерть, рассекавшая Аглаину жизнь на «до» и «после». Елисею нестерпимо захотелось заглянуть в эту щель, он заглянул и – увидел там летящую девушку. Там в мрачном пространстве за трещиной летела Аглая на почти невидимой цирковой лонже. Через пару часов Аглая вернулась с того света, отец и дочь купили хот-догов и присоединились к своей расследовательской группе.
– Так, объясните мне по порядку, как эта штука работает, – сказал Елисей, когда покончено было с приветствиями, а хот-доги, которых оказалось по четыре на человека, еще оставались.
И Федор принялся объяснять:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Существуют социальные сети, так?
– Люди целыми днями не работают, пишут в них всякую хрень, а владельцы всего этого говна зарабатывают кучу денег, – вставил Максим, ибо два проглоченных хот-дога не совсем еще справились с его дурным настроением.
Но Федор продолжал невозмутимо. Время от времени в социальных сетях люди начинают играть в какие-нибудь игры. То вывешивают свои детские фотографии, то обливаются холодной водой, снимая это на видео.
– И если придумать игру, в которую все играют, то заработаешь бабушек, – буркнул Максим.
Федор согласился и продолжал. Некоторое время назад в социальной сети «ВКонтакте» появилось несколько десятков популярных игр, в которые играли подростки. «Киты плывут вверх», «Море китов», «Разбуди меня в четыре двадцать»… Смысл игры заключался в том, что некий куратор давал играющему в «Море китов» подростку последовательно пятьдесят деструктивных заданий: украсть и носить с собой нож, нарисовать на стене в подъезде бабочку или кита, потому что бабочки живут один день, а киты выбрасываются на берег, совершая самоубийство…
– Почему бы леммингов не рисовать? Они чемпионы по самоубийствам, – попытался пошутить Елисей, но никто не засмеялся.
– Лемминги… Никто не знает, как они выглядят, крыса какая-то, – продолжал Федор.
…написать стишок «Кровь моя холодна, холод ее лютей реки, промерзшей до дна, я не люблю людей»…
– Бродский, – вспомнил Елисей. – «Натюрморт».
– Да, Бродский, – Федор кивнул.
…нацарапать на запястье кита или просто нанести себе на запястье раны. Фотографии и отчеты о выполненных заданиях следовало размещать в группе, снабжая их комментариями типа «по- взрослел – умер», «настроение – суицид», «там хорошо, там вечность»…
– И прочей подобной безвкусицей, – резюмировал Елисей.
– Пап, – сказала Аглая за спиной, – где вкус и где подростки?
С каждым разом задания становились все деструктивнее, и наконец подросток получал номер и дату, в которую должен был совершить самоубийство. По данным «Новой газеты», в 2016 году, когда «Киты» были в самом расцвете и никак не преследовались, в России покончили с собой 130 подростков, игравших в «Море китов».
– Почему? – спросил Елисей. – Почему ребенку интересно получать задания от какого-то придурка и царапать себе на запястье кита?
– Пап, это мода, – сказала за спиной Аглая. – Я ни в каких «синих китов» не играла, но, помнишь, таскала нож в сумке и царапала запястья. Теперь понимаю, что это кринж, конечно, но тогда мне нравилось. Жизнь-боль и все такое.
Елисея бросило в пот. Дочка следовала смертельно опасной моде, а он и не замечал. Но Федор с некоторой лекторской интонацией продолжал. В 2016 году, когда одна за другой бросились с крыш и погибли две девочки в Рязани, следователь Дмитрий Плоткин впервые увидел в этих подростковых самоубийствах закономерность. Плоткин рассказал о группах смерти обозревателю «Новой газеты» Галине Мурсалиевой. Та написала статью, которая набрала два с половиной миллиона просмотров и стала настоящей сенсацией. Статью обсуждали, кричали, что какие-то взрослые люди в интернете убивают наших детей, но ни Галина Мурсалиева, ни Дмитрий Плоткин циничных злоумышленников и устроителей смертоносной сети не нашли. Нашли какого-то паренька по прозвищу Филипп Лис…
– Да, да, я помню, – сказал Елисей. – Какого-то прыщавого подонка, который не смог даже денег поднять на этом своем «Море китов», а только издевался над детишками.
Этого Лиса посадили года на три. Группы смерти администрация «ВКонтакте» позакрывала. Особенно постарались блогеры и хакеры. Едва обнаружив в интернете группу смерти, они принимались троллить ее куратора, определяли его IP-адрес и высылали к нему ментов. Одновременно «Медуза» опубликовала две статьи, которые ставили под сомнение сведения, приведенные Галиной Мурсалиевой в «Новой газете». В редакционном разборе статьи «Группы смерти» «Медуза» отмечала, что текст Мурсалиевой – не первый, в котором этот автор пишет об опасности интернета для подростков. То есть Мурсалиева выставлялась заполошной бабкой, которая просто боится интернета и вечно причитает «не ходите, дети, в интернет гулять».
