– Используете много косметических средств?
– Женщине без этого нельзя, – Ляля демонстративно подцепила кончиком пальца мазок из крохотной плошки, вроде акварельной краски, провела по нижней губке и пожевала ею верхнюю. Сочный ротик окрасился ярко-красным, как свежей кровью. Куда тут влюбленному вампиру.
Ощутив перемену, Ольга Ивановна цепко ухватилась за ниточку. Плавно раскачивая бедрами, словно ведя за собой взгляд мужчины, отошла к постели. Халатик медленно пополз. Родион призвал себя к мужеству. Край одежды остановился на половине ягодиц, открыв удивительную картину. Свора гончих псов бежала от самого плеча за лисой. Но хитрый зверь успел юркнуть в узкую норку, из которой торчал рыжий хвост. И тут лисий хвостик призывно завилял. А вместе с ним вильнуло и рыцарское сердце. Родион вынужден был зажмуриться. Слишком искусная татуировка. Это вам не морские якоря или зверские наколки сибирской каторги. Тут большое мастерство и вкус требуются. В красках.
– Ну, разве такая красота может быть преступной? Разве она может убить?
Ванзаров смолчал: убить может любая красота. Полицейские сводки это наглядно доказывают.
– Красота не знает правил! Это наш девиз, – сказала Ляля и натянула халатик. – Если бы вы не были таким скучным и правильным, я бы вам многое открыла, милый девственник. Случайно не тайный монах?
– Так что вы делали с трех до половины пятого? – напомнил скучный чиновник, с которого сошел уж третий жар.
– Нет, безнадежен!.. Хотите знать? Извольте: пополняла счет. Было настроение устроить что-нибудь молниеносное.
– Где именно?
– Недалеко от «Помпей». Чтоб не сильно опоздать на собрание. А то Маслова ворчать начнет.
– Могу знать его имя и фамилию?
– Да и не помню… – Ляля откровенно зевнула. – Какой-то женатый глупыш. Ничего интересного. Всего удовольствия, что прямо у него в мерзкой квартирке. Хотела порезвиться на семейном ложе, но он повалил на ковер, так не терпелось изменить горячо любимой супруге. Животное, что с него взять…
– Позвольте адрес.
Ляля назвала переулок недалеко от набережной Фонтанки и, стрельнув глазками, спросила:
– Не проводите меня до «Помпей»? Мне только собраться. С вами пройтись под ручку – одно удовольствие.
Но чиновник полиции был слишком занят, чтобы прогуливаться с барышнями. Тем более – с такими хищными. Срочные дела призвали его.
Дверь в квартиру была нараспашку. Из кухни раздавались звуки, каких не могло быть: кто-то смачно и яростно жевал. Нет – чавкал и перемалывал пищу, словно сказочный дракон закусывал вкусной девушкой. Но вместо чудовища нашелся добрый друг. Что, в общем, одно и то же.
За кухонным столом восседал Тухля, словно владыка маленькой империи. Перед ним расстилался пир – на бумажках, в баночках и просто в газетной обертке. Запеченная курочка, домашние котлетки, вареная картошка с укропчиком, соленья и маринады, холодная говядина и кровяная колбаса. И это неполный список.
– Увы-эге! – выдавил Тухля набитым ртом, что означало великодушное: «Присоединяйся».
Медлить нельзя, иначе достанутся крошки. Ощупав себя изнутри, Родион не нашел ни капельки аппетита. На еду по-прежнему смотреть тошно. А звуки челюстей откровенно раздражали.
Откуда взялось это изобилие? Тут и логику беспокоить незачем. Обнаружив утром кухню, чистую от припасов, Тухля побежал к маменьке, не удосужившись и дверь захлопнуть. Назад он вернулся как баржа, груженная товаром. Любящая мать дала все, что нашлось в закромах. Закон жизни: нет такого брошенного мужчины, которого тут же не накормит другая женщина.
Милый друг, не вдаваясь в философию, уплетал обед, как видно выданный на двоих. Нагло уплетал, причмокивая. Бедный желудок робко спросил хозяина: «А может, и мы?», но его одернули. Вместо еды Ванзаров ждал прихода умных мыслей. Сейчас они были ох как нужны. Давно замечено: чем меньше ешь, тем больше думаешь. На сытый желудок мысли становятся досадной помехой пищеварению. Но в этот раз мудрость оплошала.
– Не торопись, жуй тщательно, – сказал Родион, наливая воду из крана. Пахло железом и какой-то дрянью, но другой нет. Не отнимать же у большого ребенка бутыль клюквенного морса.
– Очень зря, – беззаботно ответил друг.
Смотреть на это издевательство было скучно. И Ванзаров решил повеселить себя:
– Хочешь, Тухля, по твоему лицу все расскажу о твоей великой любви?
– Мня? Лювофыфно…
– Жена отправилась в гости. Ты вышел прогуляться по свежему морозцу. И вдруг недалеко от дома встретил девушку. Нет, не девушку – виденье. Она была сказочно хороша, особенно ее необыкновенные глазки. Между вами проскочил будто разряд молнии. Ты весь окаменел и потерял разум. И с ней творилось нечто подобное. Она взяла тебя под руку, вы стали гулять вместе, ты чувствовал жар ее губ, вы о чем-то говорили, но это было неважно. Вам обоим стало понятно, что это – судьба. Вы должны принадлежать друг другу. Целиком и безраздельно. Прямо сейчас. Она так хотела. А ты был на все готов. Такого с тобой еще никогда не случалось. Это была она – великая и бездонная любовь…
Тухля замер, кусок котлеты не попал на зубок, застряв на полпути.
– Ты предложил снять номер в гостинице, их много в округе… Но она захотела видеть, как ты живешь, чтобы познать твой внутренний мир и характер. Уже не думая ни о чем, ты повел ее в свою квартиру. И там вы жадно бросились в объятья. Она тянула в спальню, но ты с невиданной страстью повалил ее прямо на ковер. И дальше случилось невероятное чудо, какого с тобой никогда не было. В особый восторг тебя привела татуировка на спине: гончие бегут за лисой, но она спряталась в пещерке. Так, что хвостик торчит и виляет, когда надо…
Вилка выпала из руки друга.
– Потом она стала прощаться. Ты умолял ее о новой встрече, она обещала, что вскоре это обязательно случится, и ушла. Было это вчера между двенадцатью и четырьмя часами дня. Только вот соседи все видели…
Выплюнув недожеванную котлетку, Тухля прошептал:
– Ты, полицейский! Ты следил за мной! Это гадко, Пухля… Как ты мог! Не смей пачкать мою любовь грязными лапищами… Она единственная и великая!
Родион не стал добивать друга: какая разница, какой он по счету – сорок первый или шестьдесят девятый. Великой любви, как оказывается, нет. Остальное не так важно.
– У вас назначена встреча сегодня под вечер?
– Не твое дело, полицейский! Но каков ты, оказывается!.. Как узнал?
– Не ходи на свидание, друг мой Тухля. Ее там не будет. Можешь о ней забыть.
– Не может быть! Ерунда! Я увижу ее!.. А почему она не придет?
– Прости, Тухля, только логика и ничего личного. Жуй тщательно…
– А вот и не угадал! – закричал обжора. – Мы не просто гуляли, а покупали подарок ее дедушке.
– Неужели кусок мыла «Нежное»?
– Ты пошляк, Пухля. Мы купили большой поварской нож! Вот так.
– «Мы» или ты?
– Это не имеет значения!
– Упаковка с бантиком?
– Просто в бумагу завернули… Да о чем я?
– Извини, она назвала свое имя?
– Ее зовут как песня: Ладушка!.. Ладунька!.. Лада!
– Какого цвета у нее глаза?
– Волшебного! Не помню я таких мелочей… Да и пасмурно было. Но откуда ты узнал про татуировку?
Разбираться с этой мелкой загвоздкой не хотелось. Надо логические цепи достраивать, а не заниматься пустяками. Но накатившая слабость приказала дать покой. Немедленно. Не удостоив друга ответом, Ванзаров приложил голову к подушке, и пиджака не сняв.
И сразу кто-то тронул за плечо. И стал трясти.
– Отстань, Тухля, только лег… Потом…
– Вставай, лентяй, к тебе пришли, – сказал далекий голос друга.
Раскрыв глаза, Родион взглянул на часы: около пяти! Провалился почти на два часа. Вот это фокус выкинул… В комнате кто-то шмыгнул.
Размазывая по лицу слезы вперемешку с соплями, Коля Гривцов легонько дрожал. Не от холода, одет в шинель, фуражка при нем, даже варежки теплые. Бравого оруженосца было не узнать.
– Что-то случилось? – спросил Родион, хотя и так было ясно.
– Беда, Родион Григорьевич, – всхлипнул Николя. – Я за вами. Пролетка ждет…
Из лепетания сквозь вздохи и утирания носа рисовалась странная картина.
…Гривцов выбрал широкое окно, что выходило во двор, и встал на караул около часа дня. Место выбрано удачно, пространство просматривалось целиком, только нижние двери, что под окнами, не попадали в поле зрения. Николя проверил, как было приказано, выход. Быстрее всего можно оказаться во дворе, пройдя по черной лестнице. Сжимая свисток в кулаке, он принялся ждать. Наблюдать оказалось скучнейшим занятием. Жители соседнего дома пользовались своим парадным входом, а в ранний час «Помпеи» еще не проснулись. Появлявшихся во дворе не набралось и пяти. Да и то работники концертного зала. Около трех стемнело. Двор погрузился в сумрак. Чтобы не оплошать, Коля махнул вниз и топтался на морозе, пока не окоченел. Но тут зажгли свет в коридорах, сияние больших окон прояснило тьму. И он вернулся на пост. Где-то в половине пятого с переулка донесся свисток городового. Коля решил, что это уличное происшествие. Но вскоре началась кутерьма. Прибежали еще городовые. Затем появились чиновники участка, и закрутилось.
