– Неужели тебе совершенно все равно, кто войдет в этот дом хозяйкой?
– Мне не все равно,– грустно улыбнулась Лаура, – Но я знаю, что это неизбежно, потому и отношусь к твоей женитьбе как к неизбежности, к которой остается только привыкнуть.
– Я даже не знаю ее, Лаура, – вдруг сказал Эрик. – Как я буду жить с ней?
– Так же, как с любой другой женщиной, – ответила та.
– Но я люблю тебя! – вскричал Эрик. – Что же мне делать, если я жить без тебя не могу?
– Это самое главное, что ты можешь мне дать, господин. Твоя для меня любовь драгоценнее всех сокровищ мира и, уж конечно, дороже права называться твоей женой.
– Я увезу тебя из этого дома. Мне придется так поступить для того, чтобы ты не чувствовала себя здесь неуютно.
– Я буду благодарна тебе за это. Вряд ли твоей супруге придется по душе мое присутствие в доме. Но ты не сказал мне, где я теперь буду жить?
– Я полагаю, что терем, который я приказал начать строить перед своим отъездом, уже почти готов...
– Что ж, мне никогда не нравилось жить в Киеве, – ответила Лаура и нежно обняла своего возлюбленного.
Вечером того же дня состоялся серьезный разговор между Эриком и Хельгой. Девушка вернулась домой, когда солнце уже клонилось к закату. Известие о приезде брата, без сомнения обрадовало ее, но Эрик заметил в ее взгляде смущение.
Эрик решил завести разговор начистоту. Негоже девке одной на целый день пропадать из дому, да и тайны ей иметь не следует. И чего боится, глупая? Знает ведь – не для того брат забрал ее в Киев, чтоб в темнице держать. Так зачем же таиться?
После вечерней трапезы, когда Лаура удалилась в опочивальню, Эрик попросил Хельгу задержаться в трапезной. Девушка смутилась, потупилась, но ослушаться брата не решилась.
Эрик налил себе добрый кубок сладкого греческого вина, что привез с собой из Константинополя и, подозвав Хельгу к себе, приказал ей сесть поближе.
Девушка подчинилась, и Эрик увидел, как дрожат ее полные губы.
– Ну, сестра, расскажи, как жила ты тут без меня, чем занималась? – начал Эрик.
Хельга вскинула на брата испуганные глаза:
– Все хорошо было. Жила без тебя, как при тебе... А что, что-нибудь не так?
– Да вроде бы, пока все хорошо, но что-то гложет меня подозрение, – решил не темнить далее Эрик.
– Какие подозрения? – испуганно пролепетала Хельга. – Чем я не угодила тебе? Неужто Лаура чем не довольна?
– Ох, кабы Лаура хоть когда была чем-нибудь недовольна, – вздохнул Эрик. – Нет, дело не в Лауре. Скажи мне, сестра моя любезная, отчего не застал я тебя дома, когда вернулся? Где ты была? Отчего избегаешь мне в лицо смотреть, все глаза отводишь в строну?
Вопрос застал Хельгу врасплох. Эрику даже показалось, что она вот-вот лишиться чувств.
– Не бойся, – поспешил успокоить он сестру. – Что бы не случилось, чего бы ты не натворила, я всегда тебя прощу и понять постараюсь. Не страшись, говори, что произошло, пока был я в отъезде?
– А ты не станешь гневаться?
– Я же сказал, что не буду, – ответил Эрик.
– Ничего дурного я не сделала. У меня и в мыслях дурного не было. Я лишь хочу видеть его, а в дом ввести не могу.
– Кого его? – мгновенно посуровел Эрик.
– Василия, – трепеща всем телом, ответила девушка.
– Кто таков? – вскричал Эрик.
– Ой, не кричи, братец, я и так боюсь!
– Чего ж ты боишься, дуреха? – сразу смягчившись, спросил Эрик.
– Себя боюсь, его боюсь. Тебя вот тоже боюсь, – чуть не плача, отвечала Хельга.
– Али он что дурное над тобой измыслил? – сразу заподозрил самое страшное Эрик.
– Ну что ты! Как ты мог даже подумать о таком! Он меня никогда не обидит.
– Что ж тогда? – совершенно растерялся Эрик.
– Он гридень княжий и беден, – наконец, собравшись с духом, выпалила Хельга.
Эрик почувствовал, словно великая тяжесть свалилась с его плеч, и сразу стало легко и хорошо на сердце.
– Надумала себе беду, нечего сказать, – рассмеялся он. – Дура девка! Да у тебя приданого на двоих хватит.
– Ты и вправду не сердишься? – удивленно и радостно спросила Хельга.
– На что же тут сердиться? Бедность не зло.
– А я-то думала, что не простишь ты мне этого, – чуть ли не давясь слезами, но теперь уже счастливыми, сказала Хельга.
– Хочу я взглянуть на твоего молодца. Зови его в дом. Да поспешай, вскоре мне не до этого будет.
Эрик вспомнил о предстоящей своей свадьбе с девушкой, которую он до сих пор даже еще не видел, и вздохнул тяжело.
– Али с тобой что не так? – настал черед Хельги вопрошать у брата.
– Тяжко мне, сестра. Жениться приказывает мне великий князь.
– Ну, так что ж тебя заботит? – не поняла девушка.
– А то, что не Лауру прочит мне в жены Владимир.
– Кого же? – изумленно переспросила Хельга.
– Племянницу свою...
– Красавица, наверное, – с завистью в голосе предположила Хельга.
– Знать не знаю! – вспылил Эрик. – Не видел я ее ни разу и видеть не хочу!
– Так не женись, – робко шепнула сестра.
– Не могу! Это ты сама себе хозяйка, а мной великий князь распоряжается. Ослушаюсь и себя погублю. Да ладно, если б только себя, ведь сколько людей за собой потащу!
– Да, брат, не свезло тебе, – печально заметила девушка. – А Лаура-то об этом ведает?
– Сказал я ей...
– И что же?
– Да ничего. Она ж не знает, как госпожой быть, ей этого не нужно. Это мне за нее обидно и за дите наше, а ей все равно – лишь бы из дому не гнали!
– Не уживутся они, – задумчиво оглаживая край кубка заметила Хельга.
– Я на то и не надеюсь, – признался Эрик. – Поселю Лауру в новом тереме, что в деревне строится. Пусть там живет, на вольном воздухе, вдали от глаз любопытных. Да и дитяти там лучше будет.
– Значит, решил уже все... А кого с Лаурой отправишь?
– Вот это вопрос! – вздохнул Эрик. – Я мыслю, что без Преславы пропадет она там. Я же только наездами бывать с ней смогу. А коли Преславу туда отправлять, то и Плишку с семейством.
– А как же я? – жалостливо глядя на брата, спросила Хельга.
– А что ты? Ты ж замуж скоро выйдешь, с мужем жить станешь.
Хельга ничего не ответила, лишь посмотрела брату в глаза так, будто в душу заглянула.
Через два дня, вечером, славный гридень Василий провожал Хельгу до ворот. Тут-то его и приметил Эрик, приказал звать в терем.
Это был высокий, статный молодец, лет двадцати от роду.
Нюта, мельком видевшая Василия, потом рассказывала дворне, что в такого красавца нельзя не влюбиться и даже Плишка ему в красоте уступает.
Эрик провел Василия в палату и устроил ему самый настоящий допрос с пристрастием. Оказалось, что Василий сам не киевский, приехал он служить князю вслед за старшим братом. Брат вскоре погиб в одной из стычек с печенегами, и Василий остался один. Родители его умерли во время мора, пронесшегося по Руси год назад, потому возвращаться ему было не к кому.
Василий был беден, но горд и честолюбив, что, по мнению Эрика, могло сослужить ему добрую службу. Ведь когда-то и он сам был простым гриднем в дружине князя Владимира.
Василий Эрику понравился. Конечно, при своей красоте и богатстве могла бы Хельга найти себе мужа и познатнее, и побогаче – да зачем богатство, коли нет счастья? Так решил Эрик. Если ему самому удачи нет ни в чем – пусть хоть сестрица будет счастлива. Потому был любезен с Василием, угощал его на славу, а после доброй чары хмельного меда, выспросил о его намерениях. Жених смутился, как девка на выданье, и ответил, что коль был бы богат – пал в ноги Эрику, просил бы Хельгу в жены. Но пока об этом и помыслить не смеет, зная свое ничтожество.
Эрик не стал разубеждать гридня. Он решил некоторое время понаблюдать за ним, дабы побольше о нем узнать. В душе же он и теперь был согласен на свадьбу. Однако говорить об этом Василию Эрик не стал, лишь сказал, что бедность – это еще не повод для того, чтобы отказываться от своих намерений.
Василий, кажется, понял, что к нему отнеслись благосклонно, и ушел из дома Эрика в весьма приподнятом настроении. У двери его поджидала взволнованная Хельга, которой не терпелось узнать, о чем говорил Эрик с ее возлюбленным.
Эрик видел из окна, как Хельга вышла проводить Василия до ворот, как они говорят о чем-то, как Василий вдруг наклонился и жадно поцеловал девушку в губы. Эрик вздохнул и отправился в опочивальню, где отдыхала Лаура.
... Наставленный митрополитом херсонским в тайнах христианства, решил Владимир озарить свой народ благостным светом крещения. Через некоторое время по приезде, приказал он рубить и жечь идолов по капищам, дабы приуготовить это торжество. Рано поутру собрался народ по приказу княжескому на Перуновом капище. В первых рядах стояли бояре и верные гридни Владимира, за ними – простой народ. Гул носился по площади, удивленный ропот. Наконец вышел сам князь, и воцарилась тишина. Празднично облачился в этот день Владимир – в платно, тканное золотом и серебром, а на крыже меча сверкали драгоценные самоцветы.
