Фрэнсис же провела несколько часов наедине с дядей в уютной библиотеке его дома, где он постепенно опустошал графин с водкой и показывал ей семейный альбом с фотографиями. Здесь, конечно, была и Хоуп, запечатленная на всех этапах взросления — сначала младенец, потом девочка, загорелая до черноты во время каникул на Бермудах, и девушка в расцвете юности в ярком, бьющем в глаза своей веселой расцветкой летнем платье.
— Разве она не красавица? — бормотал медленно уходящий в пьяное забытье Билл.
Фрэнсис задержалась с ним до полуночи, выслушивая почти слово в слово повторяющиеся истории о детстве Хоуп, о ее первых шагах по лужайке перед домом и вдоль кромки прибоя на океанском побережье, о ее успехах в школе, о том, как он впервые вывел ее в свет — юную, прелестную дебютантку, и как он вальсировал с дочерью на глазах у восхищенных гостей новогоднего бала в Охотничьем клубе. А еще были совместные велосипедные и лыжные прогулки, танцевальные вечера в отеле «Риц-Карлтон» в Бостоне и эпизод, когда Хоуп настояла, чтобы они в паре выступили на теннисном турнире на Большой приз Охотничьего клуба, а ей едва исполнилось восемь, и ракетка была чуть ли не с нее ростом, и публика хохотала и подбадривала отчаянную девчушку. Воспоминания возникали спонтанно, без какой-либо хронологии, и Билл все время оглядывался, словно надеясь, что Хоуп живая выйдет откуда-то из темного угла, улыбнется и поправит отца или подтвердит его слова.
Фрэнсис с трудом удалось уговорить Билла поспать перед тяжелым завтрашним днем, и когда он уже начал сползать со стула, заводя новый рассказ, она чуть ли не на руках доставила его наверх. Последние ступени витой лестницы он преодолел сам, молча, с поникшей головой.
Фрэнсис сняла цепочку с замка и впустила Джека. Тот вошел в номер, словно не замечая, кто перед ним, — ни полуодетую женщину, которая открыла ему дверь, ни незнакомого мужчину, приподнявшегося на постели и сонно таращившего на него глаза.
Глубоко засунув руки в карманы брюк, он принялся мерить комнату шагами, едва не налетев при этом на тумбочку с телевизором. Фрэнсис смотрела на него и выжидала. Сэм быстро сориентировался в ситуации и исчез в ванной. Молчаливое хождение из угла в угол длилось достаточно долго. Сэм успел привести себя в порядок и даже вернуться одетым в костюм для путешествия обратно домой. Они собирались отчалить в семь утра. Теперь они оба смотрели на Джека и ждали от него каких-либо слов.
— Хоуп не покончила с собой, — заявил Джек твердо, словно выступал на суде перед присягой.
— Я думаю… — открыла рот Фрэнсис, но Джек резко оборвал ее:
— Пожалуйста, помолчите! Самоубийство не в характере Хоуп. У нее были проблемы, да! О многих я не имею представления, но она… она радовалась жизни. Ей хотелось стать замужней женщиной. У нас было столько планов на будущее!
Фрэнсис не знала, как ей вести себя дальше: молчать и слушать, кивая головой, или безжалостным словом разрушить иллюзии молодого человека. Узел затягивался на ее горле — не такой страшный, как на шее Хоуп, но все же сдавливающий дыхание.
— Вы юрист, я знаю. Еще год назад вы были прокурором. У вас должен быть профессиональный взгляд на эту трагедию. Посмотрите на улики! Неужели вас это не заинтересовало? Полиция утверждает, что Хоуп наглоталась каких-то таблеток, потому что они обнаружили их рассыпанными по полу спальни. Но ничего определенного никто не сказал. Как она закинула веревку на люстру? У нее не было ни сил, ни воли для такого поступка. Один стакан вина, и Хоуп уже была в полной отключке… слабенькая, беспомощная. Ее мог убить и подвесить кто угодно. Много посторонних шаталось по дому…
«Покончить с собой — это предписано в судьбе некоторых», — всплыло в памяти Фрэнсис неизвестно чья цитата. Аргументы Джека ее никак не убеждали. Ей вспомнилась нервозность Хоуп накануне прихода в храм, и вдруг Джек поразил Фрэнсис одним замечанием:
— Она безумно боялась темноты и не могла бы повеситься в темной гардеробной. А свет там был выключен.
— Это ничего не значит… — начала было Фрэнсис, готовая разубеждать и убеждать, а главное, поддержать молодого человека в горе. Но Джек был тверд.
— И нет записки! Неужели я не достоин хотя бы строчки?
Тут Фрэнсис была бессильна что-либо возразить. Фразы, произнесенные ею, явно были малоубедительными и стандартными:
— Самоубийство — это тайна каждой личности, совершающей его. Все зависит от характера…
— Хоуп любила жизнь! — Этим яростным восклицанием Джек заткнул рот Фрэнсис, как боксерским ударом. — Она сочиняла стихи, записывала малейшее… — он сделал паузу, — …изменение в природе… дождь, кваканье лягушек… радугу… И вдруг ни строчки перед уходом из жизни…
Фрэнсис постаралась быть предельно жесткой:
— Вы видели узел?
— Что? Какой узел? — Тут Джек вроде бы очнулся. — Ту петлю? Вы первая ее увидели. Этот узел запомнился мне навсегда. Морской узел! Сама Хоуп такой завязать бы не смогла!
Напор Джека был велик, и Фрэнсис поддалась ему, хотя ее занудное прокурорское нутро протестовало и хотело отложить столь странный разговор хотя бы на пару-тройку часов, если не навсегда. Но есть еще такое понятие, как совесть, а плюс — любопытство. Наблюдательность Джека заинтриговала Фрэнсис, пусть невыспавшуюся, пусть неодетую и раздраженную.
— Вы уверены? — Это был первый более или менее профессиональный вопрос.
— И еще кольцо! С крупным бриллиантом. Она хотела такое и радовалась, как ребенок, моему подарку.
— А что с кольцом? — не поняла Фрэнсис.
— Кольцо пропало! Я осмотрел комнату вместе с полицией.
— Кому была нужна ее смерть? — прямо спросила Фрэнсис, отбросив всякую осторожность.
Джек внезапно сник. Он отвел взгляд, прошел к окну и раздвинул занавески. Рассвет был сумрачным, и, кажется, моросил мелкий дождь.
— Я нуждаюсь в вашей помощи. Найдите убийцу Хоуп, прошу вас…
— Почему я? — спросила она, хотя догадывалась, каков будет его ответ.
— Ведь Хоуп… она в родстве с вами… и вы знали ее при жизни и, наверное, любили. Или, во всяком случае, относились к ней неплохо. И еще потому, что вы ничем не обязаны моей семье… Вы независимы.
Над последним заявлением Джека требовалось подумать.
— Честно говоря, я не уверена… — нерешительно промямлила Фрэнсис и тут же резко оборвала себя.
Она видела перед собой несчастного молодого мужчину, и его мысли, возможно впервые в ее жизни, передавались ей телепатически. Как он мог так верить в насильственную смерть своей невесты? Все восставало против этой версии. Или он знает кое-что существенное, скрытое до сей поры, что убеждает его и подстегивает в нем жажду мести? Если так, то почему он не поделился этими сведениями с полицией? И что он имел в виду, когда весьма откровенно бросил тень подозрения на своих родных?
— Слишком много вопросов возникает, и слишком мало прав я имею… — начала было Фрэнсис, но он прервал ее:
— Это все отговорки!
— Вы отдаете себе отчет, о чем вы просите?
— Вполне. Я хочу знать истину и доберусь до самого дна, с вами или без вас. Мою Хоуп убили, и я уверен, что вам тоже захочется узнать, кто ее убил, не меньше, чем мне.
— Назовите первого подозреваемого. У вас есть таковой?
— Да! — Джек повернулся к ней лицом. От него исходила такая горячая волна, что Фрэнсис невольно попятилась. — Их много, и вопрос лишь в том, кто подобрался к Хоуп первым.
— Так кто же?
— Ищите!
Джек так стремительно вышел из номера, хлопнув дверью, что, казалось, за ним закрутился маленький смерч. Фрэнсис некоторое время простояла в остолбенении.
— Фрэнни, — вернул ее к реальности ласковый голос Сэма. — Не хочу показаться бесчувственным и знаю, что твои тетя и дядя прошли через ад и еще, наверное, находятся там, но ты должна подумать и о себе. Я поклялся вчера, что доставлю тебя домой в целости и сохранности, и намерен свою клятву выполнить.
— Сэм, прости, но я стою перед трудным выбором.
