единственный ребёнок. И мать такая маленькая, сухопарая. И на двоюродных, троюродных не похож. Ни телом, ни умом, ни поведением.
— Да не спал я с твоей матерью никогда, успокойся. Ещё бы я к ней сунулся при таком альфе, как твой папка — невозможно. И ничего ты не сирота. Истинный сын своих родителей. Я бы и хотел тебе соврать, что моё семя взяли на воспитание. Я бы и хотел в тебе видеть родную кровь. Но ты — это ты. Ивановы вы.
— Уфф.
— Да-да. Ещё б такой ангелок был бы моим отпрыском. Айнар — вот мои гены. А теперь и Айталик пробудился.
Вздох. Отвернулся.
— Что делать будете?
— Ничего. Это их жизнь. Они будут. Вы будете. Я уже не в том возрасте, чтобы спешить в будущее.
— А без сантиментов.
— Без сантиментов хочу обнять свою жену и рыдать, как маленькая девчонка, три дня подряд.
— Господи.
— Без шуток.
— Ладно, прости.
— Я проверил твоё состояние, пока ты спал. Это очень опасно: быть в контакте с таким, как мой старший. Слава богу, Айтал подоспел вовремя. Если б ты умер, я не знаю, чтобы со мной стало. Даже думать об этом не могу. Вообще. Впредь тебе должно быть известно, на какой странный путь ты попал. Я виноват, да. Мы все виноваты. И ты всегда можешь уйти. Я сотру тебе часть воспоминаний. Теперь я могу делать это весьма непроблематично для мозга, благодаря Далиле.
— Я так и думал, что подох, тогда.
— Айнар слаб. Но у него очень злость. Злой да злой. Не знаю, откуда столько. Одна это злость двигает его конъюгацию.
— Мне показалось, что его брат, как бы, толковее?
— Да, меня это тоже поразило. Я ничего не хотел видеть. Я хотел видеть только моего славного доброго мальчика. Нежного доброго мальчика, который хочет заботиться о животных и родных. И я так радовался.
Хрисанф слегка склонил голову и нервно коснулся руками своих колен. Арс даже немного струхнул.
А вдруг заплачет.
— Ну ничего, Птер. Они же большие. Справятся.
— Господи, Айтал поедет к Аранию. Неужели старик подозревал?! Неужели он уповал сменить наследника? Ах, как жестоко! Нет-нет. Хватит. Быть такого не может. Какое бремя! Бедный мой мальчик!
— Что плохого в том, чтобы продолжить дела своего рода?
— Представь себе на собственном примере.
Арсен заткнулся, поняв, что он и до пяток своего отца не дотягивает.
— Ссорич.
— Это проблемы нашей семьи. Ты тут ни при чём. Во всяком случае, отныне держи ухо востро с ними, и как-нибудь научись уже контролировать свои гребаные активаторские техники.
— А?
— Разве ты не понимаешь. Это ты активировал Золотареву. Это ты меня к себе притянул и привязал. Хотя считаешь наоборот. Ты влияешь на мою жену и Калиту. И ты, может, также неосознанно, подтолкнул моего сына к той черте, которая до этого была неприкосновенна. Ах, для конъюгата по рождению хода назад нет. Тем более, с такой насыщенной родословной.
— Про меня всё — выдумки. Кажется, это называется найти козла отпущения. Да и про его родовитость — промашка выходит. Ведь мы ничего не знаем о тебе.
— Кроме того, что я всем конъюгатам конъюгат. Эти честолюбивые Аичи… Ладно. У меня своя семья. Аичи — значит, Аичи. Я не могу так. У меня же Далила и наши с ней дети. Калита. Ты.
— Ну.
— Прости-прости. Это всё наши предписанные узы. Однако, это их выбор. А ты держись подальше от моих старших, ты их заинтересовал.
— Но я ведь…
— Ревность у конъюгатов, как ваш инстинкт стада, вшито, прошнуровано, врождено. Они тебя запомнили.
Глава 27
Хрисанф, побаиваясь реакции Далилы, направился домой. До этого он, для спокойствия души, проводил Арсена до его квартиры, так что когда вернулся к себе, было уже довольно поздно: жена почивала. Света в домике для гостей не было, Калита ушёл, дети тоже давно спали. Одна Виктория задержалась, чтобы отстирать пятна с праздничного платья Милы, да и та уже клевала носом. Она сообщила, что Айтал уехал один, а его брат остался. Это известие вызвало некоторое недовольство Кирсанова, однако он наскоро принял душ и присоединился к своей супруге.
Далила изволила проснуться ближе к обеду, уставши после вчерашнего торжества, и долго потягивалась в постели в ожидании обнимашек от мужа. Тот, конечно, не заставил себя ждать (потому что потягушки длились на самом деле пару минут). Она поняла, что что-то случилось: Калита намекнул. Вообще-то, Никита сообщил ей прямым текстом, что младший из близнецов походу принял своё конъюгатство, но Кирсанова подумала, что это не совсем возможно и была больше обеспокоена самочувствием Иванова.
— Ты ночью сильно опоздал.
— Куда? (переиначил в себе её вопрос, переместив к произошедшему).
— Я ждала-ждала и сама разобралась с этим треклятым кимоно. Не Калиту же надо было упрашивать.
Агний усмехнулся (наконец).
— Ах! Я совсем забыл об этом твоём неудобстве! Простишки!
Далила встала, подошла к шкафу, достала оттуда многострадальный наряд и стала натягивать его, пытаясь приподнять полы и изящно пустить складки.
— Не так.
Хрисанф спрыгнул с кровати (он уже с семи тихонько поджидал её пробуждения (до одиннадцати, получилось), и сном её любовался, и не желал нарушать её спокойствие: его траблы её не касаются), и весьма технично упаковал жену в зелёный шёлк.
— Вот так должно быть.
— Ты слишком долго жил на востоке да.
— Да.
Целуются.
— А что ты сделала вчера с этим беднягой? Я же нормально собрал?
— Сходила в туалет. Там где-то потянула и распустилось.
— Вя-вяу. Всегда у тебя так. Я решил, что ты нарочно так в гейшу захотела сыграть и перед Арсом покрасоваться.
— До той самой минуты, пока я чуть не упала, когда погналась за Верон?
— Ага. Тогда только достукало, что здесь что-то не так.
— А сам взял да постригся. Я что ли такая дура, что не замечу под шляпой?
— Это для обороны.
— Акаары быьылах.
— Уродски да?
— Нет. Модельно даже.
Она провела рукой по коротко стриженому пятнистому леопардовому полю. Его волосы всегда были мягкими и послушными под её пальцами.
— Ничего. Если хочешь, быстро отращу.
Целует.
Тут надо оговориться, что это чисто художественное восприятие текста. В жизни так не бывает, ребята. Особенно, маленькие ребятки (сколько бы вам ни было), к вам обращаюсь. Можно посчитать, что у дражайшей четы какие-то неправильные отношения, попахивающие токсинами, абьюзом (это слово наверняка выйдет из моды уже через год, так что объяснения ниже) и прочее.
Так оно и есть. То есть так и этак. То есть вы, в вашей реальности никогда такое
