Кривлю лицо, качаю головой и отвожу взор в сторону.
— Хорошо, если всё в действительности так, как ты говоришь, — двигаюсь вперёд, прохожу мимо Громова — младшего, — пошли! А то опять искать пойдут. И ещё, — останавливаюсь, оборачиваюсь в полуоборота, — больше не надо пытаться меня поцеловать!
Стас ровняется со мной, пытается пройти мимо, но мой пронизывающий взор заставляет немедленно остановиться.
— Можно сказать, что ты сама поцеловала меня сегодня! Это ведь даже не поцелуй. Ты — тигрица, накинулась на меня! Ещё чуть-чуть и всё, лишила бы чести прямиком в густой, высокой траве! — открыто посмеивается, обнажая свои белоснежные зубы.
— Стас, — гневно шиплю.
— А фистинг приветствуется? Оральные ласки? Откровенные прикосновения? — с некой издёвкой в голосе не унимается жених.
— Стааааас…, — разгневанно делаю шаг в его сторону, — сейчас точно прибью тебя!
— Тише, тише…, — выставляет руки вперёд, показывает, что сдаётся и больше не смеет изводить дальше, — больше не буду. Не прикоснусь к тебе… но лишь до тех пор, пока ты сама об этом не попросишь!
Глава 25
Что за бред?! Я и не попрошу! Глядите чего удумал-то!
Обратная дорога к особняку, сквозь темноту ночи и извилистые, заросшие густой порослью высокой травы дорожки, оказалась тем ещё испытанием. То и дело была на грани срыва, цеплялась лёгким, шифоновым платьем за колючие ветки кустарников, разрывая его края в клочья и царапая ноги в кровь. По рукам били хлесткие ветки, а в лицо лезли назойливые крылатые ночные обитатели, настырно попискивая вокруг меня, стремясь вкусить молодого тела.
— Катя, ну куда ты так спешишь? Подожди! — Стас пытается поспеть за мной, чертыхаясь позади меня, — аккуратнее, прошу!
Но кто бы его слышал и слушал! Сейчас хочу скорее добраться до цивилизации и уехать как можно дальше, оказаться в своей комнате и упасть на большую, мягкую перину. Закрыть глаза и провалиться в глубокий сон.
— Катя, — взволнованно вскрикивает парень, именно в тот момент, когда в очередной раз моя нога подворачивается и я лечу прямиком на острые камни.
Не могу ничего сделать, остаётся лишь сгруппироваться, выставить ладони вперёд и готовиться к острой, пронизывающей боли. Зажмуриваю глаза, готова ко всему.
Но ничего нет. Нет боли, жжения и вязкой горячей жидкости на руках. А лишь резкий рывок и я балансирую в воздухе. Оказываюсь прижатой к чему-то твёрдому и горячему. Не открываю глаза, боюсь сама не знаю, чего.
— Всё хорошо, я успел, — нежное прикосновение к моему виску, сбивчивое дыхание опаляет лицо, — ну же открой глаза, всё хорошо!
Мотаю головой, зажмуриваюсь. Не хочу, устала. Невероятно устала быть сильной, надеяться только на себя, а ведь хочется, чтоб рядом был хоть один человек, который поможет преодолеть все трудности, поддержит в нужный момент и скажет, что он просто рядом и никуда не уйдёт. Предательские слёзы сочатся сквозь опущенные веки, к горлу подступает ком, а тело сотрясает дрожь.
Не могу больше себя контролировать, даю волю чувствам. Крупные градинки кристально чистых слёз скатываются по щекам, губы подрагивают, вот-вот и начнётся истерика.
— Ну всё, всё! Я рядом! Всё хорошо! Я с тобой и никуда не уйду, — Стас тихо шепчет на ухо, успокаивающе поглаживает по спине, — слышишь? Никуда не уйду, можешь не бояться, я с тобой рядом. Ты не одна!
Реву! Ещё пуще! Навзрыд.
— Поплачь, моя хорошая, поплачь, — Громов-младший перехватывает поудобнее, удерживает моё тело на своих руках и начинает двигаться вперёд, продолжая успокаивающе шептать на ухо, — а я тебя понесу! Дурочка, испугалась?
Испугалась? Конечно же нет… может малость, но дело тут совершенно не в этом. Уверена, что и мужчине понятно, в чём именно заключается моя неожиданная мокрота и сырость.
— Сейчас доберёмся до дома, а там приготовлю тебе горячий шоколад. Ты же любишь его? — киваю головой, — вот и хорошо! Закутаем тебя в тёплый плед, расслабишься, отдохнёшь! Но сначала посмотрим не повредила ли ты что-то себе.
Не могу понять лишь одного, почему Стас так носится со мной. У нас же просто договоренность, не более того. Он продолжает отрицать тот факт, что ему нравлюсь. Громко кричит, что есть «возлюбленная», к которой питает пылкие эмоции. Большую привязанность и даже любовь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ощущаю себя обузой, ходячим недоразумением. Преградой, которая мешает воссоединению любящей пары. От этого только хуже… новая волна слёз выплёскивается наружу. Не могу успокоиться.
— Катюша, девочка моя маленькая, — мужчина останавливается, аккуратно помогает стать обеими ногами на твёрдую поверхность, обхватывает моё лицо большими ладонями и вглядывается в заплаканные глаза.
Мочу, лишь пытаюсь хоть как-то пересечь этот неконтролируемый потоп, но всё безуспешно. Громов-младший шумно выдыхает, сгребает в охапку и прижимает к себе, его чарующий аромат и сильная мужская энергетика обволакивает, а ласковые легкие поглаживания, больше напоминающие укачивание, смешанные с тихим хриплым шепотом, действует успокаивающе. Незримо сколько пребываем в таком положении, позволяю «чужому» мужчине быть рядом. Стас — лекарство! По крайней мере в данный момент.
Не могу разобрать всех слов, лишь обрывки, всплывающие в моём помутившимся сознании «Моя маленькая девочка», «Катенька, Катюша…», «Глупышка…», «рядом… с тобой…». Полностью расслабляюсь, снова, сама льну к жениху, прижимаюсь плотнее, размеренно дышу, пытаюсь выровнять дыхание, привести участившийся пульс в норму.
Прихожу в себя быстро и неожиданно, так же как нахлынувший ранее приступ минутной слабости. Всхлипываю и пытаюсь отстраниться от Стаса, но он не отпускает. Позволяет лишь отодвинуться на миллиметр, так чтоб смогла рассмотреть его лицо.
Ровные черты напряжены, скулы сжаты, встревоженный, обеспокоенный взгляд блуждает по очертанию моего лика, а руки переместились выше, мужские ладони утирают проступившую мокроту с округлых щёк.
— Прости, — хрипло шепчу, судорожно сглатываю, — я…
— Не надо ничего объяснять, — большой палец мужчины скользит по нижней губе, медлит у самого уголка, — я всё понимаю. Не нужно слов!
Стас пленительно долго задерживает свой взор на подрагивающих губах, а после отводит глаза в сторону и как ни в чём не, бывало, будто сейчас ничего не происходило, ровным и спокойным голосом проговаривает.
— Вот, смотри мы пришли! Пойдём, — переплетает свои пальцы с моими, подталкивает к входной двери, — я же обещал тебе горячий шоколад! Мужик сказал — мужик сделал!
Жених тянет на себя увесистую, с элементами своеобразного преднамеренно состаренного покрытия, деревянную дверь, с резными извилистыми линиями. Пропускает меня вперёд, галантно удерживая полотно, не позволяя ему захлопнуться перед носом.
Прохожу в большой, погруженный в полумрак холл, освещённый лишь несколькими тускло поблёскивающими маленькими торшерами, располагающими в дальних углах комнаты. Скольжу равнодушным взглядом по всему периметру, прислушиваюсь к доносящимся звукам. Никого… мёртвая тишина, будто кроме нас больше никого нет.
Странно, очень странно. Неужели хозяева решили покинуть своё излюбленное место и оставили нас одних?!!
Ну что ж… это даже хорошо, не придётся больше выносить присутствие Виктора Александровича, испытывать на себе тягость тяжелого, испытывающего взгляда и слушать бесконечное щебетание его назойливой пассии.
— Ну наконец-то, а я уж было подумала, что вы опять где-то уединились, — девушка элегантно спускается с извилистой лестницы, уверенно покачивая бёдрами, губы растягиваются в приветливой, дружелюбной улыбке, — все достопримечательности продемонстрировал?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не все, но времени у нас будет много! — Стас отмахивается от будущей мачехи, разворачивается ко мне, — ну что, пойдём?
— Да, конечно! Обещанное нужно выполнять! — кокетливо улыбаюсь, стреляю глазками в направление кухни.
Громов-младший слегка наклоняет голову вбок, рассматривая меня, а после склоняется к моим ногам и прикасается мягкими пальцами к нежной коже.
