Микулка забрался в седло, хозяева ответили на его прощальный поклон, а Ветерок, повинуясь хозяйской команде, резво поскакал на север, поднимая облачка солоноватой пыли.
Только на третий день паренек миновал насыпной вал, проехал по узкому перешейку и выехал из Таврики. Потянулась однообразная унылая степь, такая же бескрайняя, как и океан-море, только ветер гулял в прошлогодней траве, да вглядывались в полоску горизонта каменные истуканы-бабы. Все тут дышало вечностью. Микулка подумал, что и тысячу лет назад в этих местах было так же, и еще тысяча лет пройдет и ничего не изменится. Ветерок мерно переставлял ноги, бредя быстрым шагом. Бескрайность степи словно уговаривала шепотом, что спешить никуда не надо, что сколько не спеши, а так и будет тянуться вокруг голая земля. Ничего не изменишь…
Паренек тряхнул головой и пустил коня рысью, чтоб хоть немного развеять сонные мысли. Когда солнце поднялось почти до самой макушки небесного свода, стало жарко и Микулка скинул с себя полушубок, повесив его поперек седла. То тут, то там стало подниматься над землей рыхлое марево, складываясь иногда в красочные картинки далеких мест. Вон три корабля борются с неведомо где бушующим штормом, а справа в зыбком мареве виднеется песок и странные деревья с голыми стволами и пучком длинных листьев заместо верхушки. Картинок возникало все больше и больше по мере того, как солнце прогревало своими лучами засохшую землю и вскоре Микулка изумленно завертел головой, с трудом различая где явь, а где навь. Вокруг него, сменяя друг друга, возникали то сверкающие льды, то огромные стада неведомых животных с двумя хвостами, один из которых рос откуда положено, а другой, гораздо более толстый, прямо изо лба, промеж огромных ушей-лопухов. Прямо из земли росли и тут же рушились мрачные серые замки и полупрозрачные розовые дворцы, разворачивались чуть ли не в небесах жестокие сечи, рушились города, скакали на неказистых пятнистых конях странные люди, с красной кожей и перьями вместо волос. И все это великолепие нави разворачивалось почти в полной тишине, нарушаемой лишь слабым подвыванием ветра в низкой траве. Микулка почувствовал себя совсем маленьким и беззащитным среди этих гигантских картин, выписанных прямо в небесах рукой неведомого художника. До этого дня он видел миражи только раз, когда проходил тут прошлой весной, но тогда они были блеклыми и приземленными, показывали только горбатых вислогубых коней и людей в тюрбанах.
– Что за колдун на меня мороку насылает? – нахмурившись пробурчал Микулка.
– Это не морока, – ответил Голос, – это картины далеких мест. Волхвы баяли, что теплая земля и студеный воздух могут переносить видимость места хоть с самого края земли. Но сегодня что-то эта марь разыгралась нешуточно…
– К добру ли такое знамение… – задумчиво произнес паренек.
– Все ли к добру или худу? – неуверенно спросил Голос. – Бывает и просто так. Ни к тому, ни к другому.
Ветерок уверенным стуком копыт проталкивал назад земной диск и к вечеру миражи пропали, зато впереди замаячил небольшой караван из двух верховых коней и повозки.
– Ромеи. – уверенно сказал Голос. – Торговый караван. Домой идут, на полудень.
С ромеями Микулка встречаться совсем не хотел, поэтому пустил коня по пологой дуге, отклоняясь к востоку. Высоко в небе появился ворон, закружил над караваном, а вскоре уже пять черных птиц выписывали широкие круги над поднимающей пыль повозкой.
– Вороны беду кличат… – пояснил Голос. – Хорошо не над нами кружат. Они смерть за версту и заранее чуют, словно сами Боги им подсказывают. А может у них свой Бог есть, как у волков, который им добычу указывает. Не доедут до Херсонеса ромеи.
– Может больны чем? – предположил Микулка. – Может помочь им?
– А если чума? – недовольно проворчал Голос. – Когда ты русичам без оглядки помогаешь, я еще терплю, все ж таки свои, но чего к ромеям соваться? Много ли они тебе добра сотворили?
– Неужто только за добро добром платить надобно? – неуверенно прошептал паренек, придерживая коня. – Они же все таки люди. Надо предупредить. Пусть вороны дохлым зверьем питаются, негоже им человеческим мясом лакомиться.
Он повернул Ветерка и пустил его скорой рысью на запад, поднимая позади сухую едкую пыль, но увлекся скачкой и не сразу приметил, что с севера караван нагоняет с десяток всадников.
– Печенеги… – предупредил его Голос. – Теперь ясно откуда придет смерть ромеям. Придержи коня! Негоже нам влазить меж двумя врагами, пусть промеж собой сами счеты сводят.
Микулка пригляделся и даже не подумал остановиться, только сильнее стукнул коня пятками, пуская в галоп.
– Ты куда?
– Эти ромеи не воины. – уверенно пояснил паренек. – Они торговцы. И их всего четверо против десятка. Не честно это.
– В своем ли ты уме? – воскликнул Голос. – Только недавно хладным трупом лежал, теперь опять под булат лезешь? Того ли хотел от тебя Зарян? Если за каждую сечу будешь цепляться, так до Полоцка никогда не доедешь. И за что собираешься биться?
– За правду! – сухо отрезал Микулка и на ходу снял с седла тугой длинный лук.
Он подскакал к каравану, когда до печенегов было еще четверть версты и с удивлением узнал одного из караванщиков.
– Рууусич?! – вытаращив глаза воскликнул херсонесский торговец. – С чем пожаловал? Давненько мы с тобою не виделись, но твое лицо я надолго запомнил, можешь не сомневаться.
– Да чего мне сомневаться? – презрительно скривился паренек. – Я и сам памятью не обижен. Вы бы хоть иногда оглядывались, когда добро везете… На вас печенеги в напуск идут!
Торговец повернулся в седле и побелел как полотно, заговорил своим сотоварищам что-то быстро по гречески. Двое в повозке достали короткие неказистые луки и укрылись среди наполненных мешков и бочонков. Печенеги разбились на две пятерки и стали заходить на караван с боков. Они натянули луки и в повозку ударились первые стрелы, да не только в повозку – одна стрела поразила ромейского лучника в шею и он забился, заливая товары кровью.
– Уууу! – в ужасе взвыл знакомый торговец и спрыгнув с коня прикрылся телегой.
Микулка выдернул из колчана стрелу и скрипнув луком сшиб переднего печенега с коня. Уцелевший ромейский лучник тоже стрельнул, но не имея сноровки промахнулся. В него снова полетели стрелы, но он так умело схоронился среди мешков, что ни одно острие не достигло цели. Молодой витязь быстро выстрелил дважды и всадники потеряли еще двоих, раскинувших руки в пыльной траве.
Тут печенеги поняли, что добыча легкой не будет, осадили коней и свернув на восток помчались в степь, освещенные солнцем. Один из них решил напоследок поупражняться в меткости и натянул лук, повернувшись в седле, но Микулкина стрела прошила его навылет раньше, чем тот успел отпустить тетиву. Незадачливый стрелок повис в стременах, выпустив свой снаряд высоко в небо. Очень скоро даже стук копыт летучего печенежского отряда не стал слышен, только бродили вокруг повозки оставшиеся без седоков мохноногие лошадки, да нетерпеливо каркали дождавшиеся своего вороны.
– Как тебя звать, русич? – спросил из под телеги торговец.
– Микулкой. Да только навряд ли мы больше встретимся.
– А я Анастас. – вылезая и отряхиваясь поведал ромей. – Ты все держишь на меня обиду за то вино? Почему же тогда не ускакал, коль узнал меня? Бой принял… Не понять мне вас, русичей. Но за помощь спасибо. И прости, что тогда обманул тебя неумелого. От чистого сердца говорю! Чем тебе отплатить за наше спасение?
– Ничего мне не надобно, а зла я уже не держу, коль ты все сам понял. Только об одном хочу попросить. Возьми двух печенежских коней и по дороге отдай их Туру, что у соляных болот живет. Его кони ночью загинули, а без них ему худо придется.
– Молодой, горячий… – с видимой завистью вздохнул Анастас. – Ничего, говоришь, не надобно? Это плохо. Всему на свете должна быть цена, даже добрым делам. А если сам ты не ценишь того, что делаешь, то и люди тебя уважать не станут.
– Это только у вас, ромеев, за глоток воды в жару деньги дерут. Для нас это…
Микулка запнулся, не найдя нужных слов, махнул рукой и уже повернул топчущегося в нетерпении коня, но торговец удержал его за повод.
– Погоди! Не хочешь деньгами, твое дело. Мне меньше убытку. Но давай вместо денег я тебе совет дам, как у вас говорят – по дружбе. Поверь, я от чистого сердца! Спать ведь не смогу из-за того, что ты на мое зло своим добром ответил… И у ромея совесть есть!
Микулка промолчал, только шире расправил плечи, но уезжать не стал, пожалел немолодого торговца. Пусть говорит, раз ему так легче.
– Послушай, – быстро начал Анастас, стараясь сказать побольше. – В первую голову, коль собрался чего купить, денег сразу всех не кажи, узнай цену. А ежели и товар по нраву, и цена большой не кажется, то все равно не покупай. Походи вокруг, на всяком базаре можно цену за то же самое и пониже сыскать. А если и не сыщешь, то за названную цену все равно не бери, поторгуйся – тебе выгода, а продавцу потеха. Если уж больно на душу товар запал, ни в коем разе не кажи своего интереса, иначе семь шкур с тебя сдерут, еще и портки сымут. Запомни, может сгодится когда.
