Р. – С. 70, 7 (у Лазара – № 5, у Бийе – № 11).
Стихотворение сохранилось в 20 рукописях, три из них имеют запись мелодии. В одной рукописи приписано Пейре Видалю. Впервые опубликовано К. Барчем в 1885 г. (Bartsch К. Provenzalische Lesebuch, Elberfeld, 1885, S. 52).
Поэт отказывается здесь от весеннего зачина не потому, что непогода и холод больше соответствуют его настроению, но потому, что его любовь способна и в природе произвести метаморфозу – превратить для него зиму в весну. В этой своей теме песня особенно перекликается с песней I, но общая с ней тема разработана здесь по-новому – осложнена опасениями перед коварными завистниками, угрожающими молодой любви, и неуверенностью в ответной любви Донны. Тем категоричнее звучит мысль, что любовь сама по себе счастье.
Все пять строф песни – унисонные. Унисонность их, однако, расцвечена вариативными рифмами. Взаимоотношения вариативных рифм с основными еще больше выделяют заключительные, соседние строки строфы и способны придать им характер сентенций.
XXXVI. Проснулась роща и цветет…
Р. – С. 70, 40 (у Лазара – № 42, у Бийе – № 15).
Стихотворение сохранилось в одной рукописи. Впервые опубликовано Н. Цингарелли (Melanges offerts à С. Chabaneau. Paris, 1907, p. 1025).
Некоторый вариант традиционного весеннего запева заключается здесь в том, что поэт не противопоставляет свою грусть радости весны вообще, но, конкретнее, противопоставляет свое одиночество, свою безрадостную любовь веселому оживлению птиц, переживающих брачную пору. Эта песня, пожалуй, самая грустная изо всех песен Вентадорна. И все же, несмотря на безнадежность, выраженную в ней, она заканчивается молением к Донне о жалости, т. е. пускай хоть слабой, но надеждой. На полное отчаяние Бернарт по своей натуре неспособен.
Эта длинная песня, состоящая из семидесяти семи строк, построена на унисонном повторении всего двух рифм, – и все же не производит впечатления однообразия. Вероятно, потому, что ее разделение на строфы строго соответствует переходу от одной темы к другой.
XXXVII. Как бы славно было петь…
Р. – С. 70, 20 (у Лазара – № 37, у Бийе – № 27).
Стихотворение сохранилось в одной рукописи. Впервые опубликовано К. Аппелем.
Эту кансону обычно относят к циклу, созданному Вентадорном в окружении Эрменгарды Нарбоннской или при Тулузском дворе (ср.: К. Аппель. Указ. соч., с. XXXIX).
Песня, как многие песни Вентадорна, посвящена невзгодам любви – на этот раз из-за пересудов окружающих. Поэт себя утешает мыслью о том, что ему удастся тайно проникнуть к своей Донне, которая лишила его «рая» из-за пересудов. В этих мечтах причудливо сочетается и озорство по отношению к наветчикам, и обращение за помощью к господу богу, и чувственность, и нежная любовь. Вентадорн проявляет себя во всем разнообразии своих настроений.
Как всегда, для новой своей песни Вентадорн прибегает к искусной стихотворной форме. Излюбленная им унисонность наблюдается и здесь, во всех пяти девятистрочных строфах и примыкающей к ним торнаде. Одинокая в каждой шестой строке рифма сопровождается внутренней рифмой следующей, седьмой, строки, что как бы отбивает конец строфы и преодолевает однообразие унисонной рифмовки, внося игривость, подчеркивающую игривый тон этих любовных жалоб.
XXXVIII. Дохнет ли стужа злая…
Р. – С. 70, 37 (у Лазара – № 26, у Бийе – № 30).
Стихотворение сохранилось в десяти рукописях; одна из них приписывает кансону Пейре Карденалю. Впервые опубликовано Ф. Ренуаром.
Привычные горести поэта из-за суровости Донны, вызванной интригами «наветчиков», осложнены дальностью расстояния, отделяющего ее от возлюбленного. Упоминание Вентадорна о своих песнях, нередкое и в других случаях, здесь носит новый характер: поэт рассчитывает, что они примирят его с Донной, и взывает к тому пониманию, которое он в своем творчестве всегда у нее встречал. Эта черта дорисовывает его отношение к Донне, представляет его более многогранным, более цельным, особенно выделяет в нем наряду с чувственным и духовное начало.
Комбинация семисложников и шестисложников, заканчивающихся перекрестными и в конце строфы инверсированными женскими и мужскими рифмами, образует каждую из шести девятистрочных строф, унисонно срифмованных по двое, и четырехстрочную торнаду. Опять переход от одной строфы к другой отмечен расположением рифм, в данном случае их инверсией. Так отмечается и переход от одной частной темы к другой.
XXXIX. Пою, смеюсь, шучу я то и дело…
Р. – С. 70, 35 (у Лазара – № 21, у Бийе – № 46).
Стихотворение сохранилось в 12 рукописях. Впервые опубликовано К. Аппелем.
Вентадорн часто в своих песнях говорит о веселости, не соответствующей его подлинным чувствам, но напускаемой на себя или по обязанности трубадура как развлекателя своих слушателей, или для того, чтобы скрыть свою любовную тайну. Здесь в начале и в конце песни он ссылается на опасения перед соглядатаями и не без злорадной иронии говорит о необходимости обвести их вокруг пальца. Опять страстные признания в любви прихотливо сочетаются с лукавой насмешкой над ее врагами.
Щедрый на рифмы, Вентадорн создает в этой песне семь унисонных шестистрочных строф и две двухстрочные торнады, избегая, однако, однообразного звучания при помощи одинокой рифмы, завершающей каждую строфу и тем самым создающей переход к следующей, а вместе с тем и тематическую расчлененность. Что не всегда бывает в торнадах у других трубадуров, да и у самого Вентадорна, здесь обе торнады тесно связаны с содержанием всей песни.
XL. Все зеленеет по весне…
Р. – С. 70, 39 (у Лазара – № 20, у Бийе – № 5).
Стихотворение сохранилось в 11 рукописях, одна из них содержит запись мелодии. Впервые опубликовано Ф. Ренуаром.
Поэт в высшей степени изобретателен в варьировании весеннего запева, верней, его связи с дальнейшим содержанием песни. Здесь от обычного изображения весны он переходит к прелести своей Донны, утверждая ее превосходство над апрельской красою, и к радости любви, затмевающей весеннюю радость. Так он творчески осваивает традиционную, даже ставшую трафаретом форму. Так же сказывается его индивидуальность и в поэтической трактовке обычных для трубадуров жалоб на неудовлетворенную любовь: для изображения грусти поэта, позабывшего обо всем, кроме любви, причудливое воображение Вентадорна допускает, что его могли бы даже похитить воры, а он бы того и не заметил. Достигают грани наивной шутки и размышления о враждебных любви наветчиках, которых хорошо бы заколдовать и превратить в беззлобных младенцев. Но такова натура этого поэта, что с подобными шуточными измышлениями или с откровенно чувственными мечтами соседствуют глубокие мысли о любви и о ее естественных правах.
Смена двух пар перекрестных рифм двумя парами соседящих и, соответственно, восьмисложников – десятисложниками надежно разграничивает семь унисонных строф и их тематику, а также преодолевает однообразие сплошной мужской рифмовки. Обращение к гонцу в торнаде, как часто случается у Вентадорна, служит косвенным заключительным обращением к той же Донне.
XLI. Чтоб стих вдохновенно звучал…
Р. – С. 70, 1 (у Лазара – № 3, у Бийе – № 39).
Стихотворение сохранилось в 25 рукописях, три из них содержат и запись мелодии. Впервые опубликовано Ф. Ренуаром.
Начало песни опять говорит о любви как источнике творчества. Но расцветает творчество лишь от счастливой любви. Отсюда переход к постоянной у Вентадорна теме врагов его любви – наветчиков. Традиционную тему он опять варьирует, как другие традиционные темы: вместо умалчивания перед наветчиками о своей любви он пускается на спасительную ложь – приписывает свою любовь другому. Откровенный рассказ о своей хитроумной уловке в песне, рассчитанной, однако, на публичное исполнение, – еще один мотив, предостерегающий от наивно-реалистического восприятия песенного сюжета Вентадорна: какой же хитрец станет раскрывать свои хитрости перед слушателями, среди которых возможны и те, кого он собирается перехитрить?
Все семь строф и примыкающая к ним торнада унисонны, как нередко у Вентадорна. Унисонность разнообразится сменой мужских и женских рифм, отмечающих разделение на строфы и расчленение тем.
XLII. Вижу, и к нам подоспела…
Р. – С. 70, 26 (у Лазара – № 29, у Бийе – № 32).
Стихотворение сохранилось в восьми рукописях. Впервые опубликовано К. Аппелем.
Предполагается (см.: Аппель К. Указ. соч., с. XXXIII–XXXIV), что кансона написана в Англии и посвящена Генриху II Плантагенету.
Обращение к осеннему пейзажу не впервые составляет замену весеннего запева у Вентадорна, но картина осени, благодаря упоминанию ланд, здесь более конкретна. Да и вся основная ситуация под стать начальным строкам, более конкретна и упорно внушает поиски автобиографической подоплеки. Традиционные сетования о разлуке уточняются ссылкой поэта на двухлетнее свое молчание, мечты о встрече – словами о бурном море, которое предстоит переплыть, направляясь вдаль, за Нормандию; наконец, упоминанием в обеих торнадах необходимости получить для этого разрешение короля, чьим поэтом он является. Впрочем, во всяком поэтическом претворении автобиографические мотивы, свободно сочетаясь с порождениями фантазии, теряют характер документальной достоверности и лишь создают ее поэтическую иллюзию.
