— Иду! Мухобойкой своей тут не размахивай, — с досадой проворчал он, поднимаясь с кресла.
За новым комплектом белья пришлось спуститься этажом ниже, в прачечную. Разумеется, ночью там никого не было, а лампочка опять перегорела. Запнувшись в темноте о какую-то мебель, выругавшись, Блад на ощупь нашёл нужную полку с чистым постельным, взял простыню и пелёнку (кажется, это были они, не разберёшь!) и направился к выходу. Из коридора в прачечную проникал рассеянный свет, а глаза санитара уже немного привыкли к темноте, и тут он увидел на низкой лавке для тазов чей-то силуэт.
— Джойс? Что ты тут делаешь? — удивился Блад, узнав медсестру.
Та молча подняла полупустую бутылку виски и поболтала ею в воздухе.
— Закурить есть? — спросила она осипшим голосом. — Мои остались в кабинете, не хочу возвращаться.
Шентэл положил бельё на ближайшую полку и полез в карман. Когда огонёк на кончике спички осветил лицо Джосси, Блад разглядел, что её глаза покраснели и чуть припухли, словно от слёз.
— Будешь? — она предложила ему виски, но санитар покачал головой. — Тогда хоть покури со мной. Садись, — женщина сдвинула перевёрнутые тазы, освобождая место на лавке рядом с собой.
Винтерсблад сел, закурил. На лавке было тесно. В правый его бок впивались холодные железные края сваленных друг на дружку тазов, а левый оказался прижат к медсестре, и юноша чувствовал тепло её кожи сквозь одежду, ощущал её дыхание и резкий, пленительный запах жасмина.
— Что-то случилось? — наконец спросил он.
— Дядя умер, — с напускным равнодушием пожала плечами Джойселлин и в очередной раз затянулась.
— Тот самый, к которому ты ездила?
— Тот самый.
В воцарившейся тишине тёмной, пропахшей мылом прачечной, по стеклянным бутылочным стенкам плеснули остатки виски: Джойс сделала глоток.
— Помянем? — она протянула бутылку Шентэлу.
Напиток обжигал горло и желудок, облаком поднимался в голову, окутывал приятным туманом и наводил беспорядок в мыслях.
— И… как наследство?
— Ты тоже думаешь, что мне только деньги интересны? — слабо возмутилась Джосси, повернув к нему лицо. — Это же мой дядя! Последний, между прочим, родной человек!
— Прости, — кожу на спине и плечах покалывало, словно от лёгких разрядов тока, — я так не думаю.
— Нет никакого наследства, — помолчав, ответила Джосси, — ничего нет.
Она продолжала смотреть в глаза Блада. Её сигарета погасла, и теперь, в полумраке, завиваясь причудливыми кольцами, танцевала тонкая струйка дыма. Электрические разряды пробегали по венам Шентэла, становясь всё болезненней, и был лишь один способ остановить их. Винтерсблад склонился к Джойс и поцеловал её пухлые алые губы.
Она на миг замерла, а потом ответила на поцелуй с необузданной страстью. Бутылка из-под виски упала и покатилась по полу. Ладони Блада скользнули по тонкой талии Джосси и женщина подалась к нему всем телом, но случайно задела гору тазов подле себя. Железная пирамида обрушилась с невообразимым грохотом! Джойселлин отпрянула, легонько толкнула Шентэла ладонями в грудь и рассмеялась:
— Что ты творишь, студент? Виски с непривычки перебрал? — она поднялась, оправила белый сестринский передник и вышла из прачечной.
Всю следующую неделю старшая сестра, поперёк своего же расписания, брала только утренние смены, когда Блад был занят в академии, и они не встречались. Он как никогда ждал её появления, но Джосси всё не было, и приподнятое настроение постепенно затухало. А потом она не вышла и в утренние смены: медбратья сказали, что Джойселлин понадобилось уехать на пару дней. Это расстроило и озадачило ещё сильней: возникало ощущение, что Джойс намеренно избегает его.
Погружённый в свои переживания и учёбу, Блад забыл об очередной встрече с Коронелем, и тот сам пришёл к академии после занятий. Издалека завидев высокого хозяина гостиницы, Винтерсблад с досадой выругался себе под нос.
— Я недоволен, парень! — без всякого приветствия сказал Коронель, покачиваясь с мысков на пятки.
Воротник его пальто был поднят, а руки засунуты глубоко в карманы: мужчина ждал достаточно долго и уже замёрз.
— А если вдруг я так же вот пропущу день оплаты твоей учёбы, как ты позавчера пропустил нашу встречу, понравится тебе, м?
— Виноват, сэр, — холодно ответил Блад.
— Виноват он! — передразнил Коронель. — В следующий раз учти: бегать за тобой я больше не буду. Просто не стану вносить плату за академию. Понял? Нашёл себе бегунка!
— Понял, сэр!
— Чтобы не позже завтрашнего утра пилюли были у меня! Всё, иди работай!
Ночная смена в этот раз оказалась тихой, даже медбратья не донимали, а сразу ушли в свою каморку, пряча что-то под полами форменных курток. Шентэл не слишком старательно возил шваброй по полутёмному коридору, приближаясь к кабинету старшей сестры. Подойдя к дверям, он привычно огляделся: не выглядывает ли из какой-нибудь палаты чья-то любопытная голова, и достал из кармана шпильку.
Шентэл тихонько проскользнул в кабинет. Из небольшого узкого окошка под самым потолком струился скудный свет от уличных фонарей, но его было достаточно, чтобы осветить стоящий прямо под окном белый шкафчик со стеклянными дверцами, в котором хранились лекарства. Юноша открыл дверцу, снял с верхней полки пузырёк с нужными таблетками, открыл крышку…
— Надо же, какой сюрприз! — раздался позади него знакомый мелодичный голос.
Блад вздрогнул от неожиданности и выронил баночку, пилюли с тихим постукиванием раскатились по полу. В тёмном углу, за узким шкафом для верхней одежды, стояло кресло. А в нём сидела старшая сестра собственной персоной.
— Сестра Джосси? Что ты тут делаешь?
— Ну это, вообще-то, мой кабинет, если ты заметил, Шентэл.
— Запершись… Без света…
— Захотелось поразмышлять в темноте и покое, — Джойс поднялась с кресла и подошла к столу, зажгла свет. — Так лучше? — усмехнулась она.
— Там Стивенс никак заснуть не может. Такер велел дать ему таблетку, — начал оправдываться Блад.
— Вот как? — протянула нежным голоском Джойселлин. — Странно, что Такер не дал тебе ключ, отправив открывать дверь шпилькой, — сестра выдержала паузу, с большим вниманием, не мигая глядя на Винтерсблада. — Вот ведь баловник этот Такер! — она приблизилась к юноше и мягко прикоснулась к его руке, вложив в неё поднятую по пути баночку. — Не дрейфь, Блад, я никому не скажу, — медсестра по-прежнему не сводила с
