вышло. В комнату запихали всякий хлам после того, как… Неважно. Я кину туда пока вещи, ты не против? Потом разберёмся, тут должна быть раскладушка…
— Я? Против? Блин, герла, да я…
Но она уже подхватила с пола рюкзачок и пошла на второй этаж.
— Блин, чел, — сказал панк с чувством, — я спал в её кровати, прикинь, чел! Я бы целовал подушку, если б знал. Я рили запал на эту герлу, чел.
— Бывает, — пожал плечами я.
— Слы, чел, скажи, как мне всё не заговнять в этот раз? Я рили выпилюсь, если будет как всегда. Нафига мне такая жизнь?
— Нашёл у кого спросить, — фыркнул я, — иди лучше ящики затащи остальные.
***
Заебисьман к бару почти прибежал, но на пороге остановился, отдышался, поправил шляпу и сбившийся на сторону галстук. Думает, что я его не вижу.
Вошёл степенным шагом, хотя дыхание сбито. Не с его комплекцией бегать.
— Пива, пожалуйста.
— Уже наливаю, — я приставил стакан к крану, как только увидел его багровую физиономию. Надо срочно восполнить уровень жидкости, а то удар хватит.
— Уф, спасибо, что-то жарко сегодня, как и не сентябрь, — сказал он, располагаясь против обыкновения у стойки. — Как идут дела в баре?
— Боюсь сглазить, но такой выручки ещё не было. Каждый вечер аншлаг, клиенты пьют, как прорвавшийся к оазису караван верблюдов.
— Прекрасно, прекрасно, — сказал он рассеянно.
Заебисьман не слушает, что я ему говорю, зато ищуще оглядывается по сторонам. При виде спускающейся по лестнице блонды глаза быстро дёрнулись — на неё и сразу в сторону. Лицо сделалось подчёркнуто нейтральным.
— Роберт, — сказал он необычайно задушевным тоном, — не могли бы мы с вами поговорить?
— А сейчас мы что делаем? — удивился я.
— В более… приватной обстановке, — он покосился на протирающую столы девушку. Это важно для вашей миссии!
— У меня есть миссия? Какой сюрприз. Но мы можем выйти на задний двор, там есть лавочка. У меня новая помощница, она присмотрит за баром.
— Поменяешь кеги? — спросил я блонду. — Они уже тут, только переключить и промыть. Твоему приятелю я пиво не доверю.
— Конечно, Роберт, — отозвалась она, — но вы к нему слишком строги, он старается. Как может.
— Хороша, да? — показал пальцем себе за спину Заебисьман, когда мы уселись на лавочке.
— Отличная помощница, — согласился я, — опыт работы в баре побольше моего.
— И такая привлекательная, верно?
— Вы хотели мне сказать что-то конкретное?
— Роберт, её тут не должно быть.
— Вас, строго говоря, тоже. Да и меня.
— Это, конечно, так. Но мы не влияем на картину, так, к раме прилипли. А вот она вносит сильные помехи. У нас с утра все расчёты не бьются, прогон за прогоном материал в мусор! А ведь его не так уж много.
— И причём тут девушка?
— Она прописана в другой части уравнения. И вдруг оказывается здесь. Это как будто в процессоре компьютера возник закрыто-открытый транзистор. Ноль, который единица. Плодит каскад ошибок при каждой операции, и все расчёты превращаются в хаос случайных чисел.
— Она и раньше сюда приходила. За цветочками ухаживала, — я показал на овальную клумбу. Холмик на ней осел, и она выглядит более-менее обычно.
— Не могу сказать, что именно изменилось, — шумно вздохнул Заебисьман, — но раньше девочка так не влияла. Такое впечатление, что она сменила фазу, хотя я не вполне понимаю, как это возможно. Видимо, есть в ней что-то особенное, возможно, она ключевой вентиль.
— Вентиль? — я удивлённо покрутил в воздухе пальцами, изображая закручивающийся кран.
— Не в этом смысле. Я имею в виду резонансный вентиль. Знаете, устройство с односторонним прохождением волны? Ну, то есть не совсем односторонним, так не бывает, но с очень малым затуханием в одном направлении, и очень большим в обратном.
— Нет, не знаю, — признался я.
— Поймите, уникальная топология этого места поддерживается каскадом вероятностных ветвлений, построенных на выборах. Одни дети умирают, другие остаются жить, что является более-менее случайным процессом. Половину младенцев примут, половину нет. Половина подростков встретит свои восемнадцать на городском празднике, вторая половина — в подвале.
— Вы очень спокойно об этом говорите.
— Я вас умоляю, они же не люди, — отмахнулся Заебисьман. — Это всё Хозяйка.
— А откуда взялась эта Хозяйка?
— Да какая разница? Дух места, надо полагать. Языческая недобогиня, фея озера, владычица леса, кикимора болотная — что угодно. Какое-нибудь дикое племя сотню лет поклоняется старому пню, лесному роднику, неприличной формы утёсу, перенося на него свои чаяния, и вот вам результат. Потом племя вымерло, на этом месте поселились другие люди, понятия не имеющие, что унаследовали вместе с озером его Хозяйку. Чаще всего никому не нужный дух места постепенно развеивается сам собой, но иногда возникают вот такие забавные флуктуации. Впрочем, к чёрту историю. Возникли — и заебись. Не важно, из каких динозавров нефть, пока бензин плещется в баке, верно?
— И где тут ваша нефть?
— В уникальной топологии. Место, которое одно, но их два, позволяет создать квантовую систему на макроуровне, компьютер, работающий во множественной метрике. Это открывает фантастические возможности.
— Для чего?
— Для воздействия на реальность. Для снижения уровня хаоса. Для выстраивания исполнительной системы ИИ-взаимодействий. Мы собираем устройство здесь, запускаем, разбираем, перевозим на другую сторону, запускаем, разбираем, возвращаем сюда, собираем, запускаем здесь и так далее. Цикл за циклом.
— То есть там тоже завод?
— Ну, разумеется. Но работают на нём другие люди.
— А Ведьма? Их тоже две?
— Вот даже не знаю, — пожал плечами Заебисьман. — Одна и две разом, я думаю, как и сам город. Комплект детей, во всяком случае, на обоих крыльях тот же, что позволяет использовать их как вентили. Одни закроются, другие останутся открытыми, мы посчитаем нолики и единички, вот и заебись, дело сделано. На тестовых прогонах всё отлично срабатывало.
— Поэтому некоторые не дожили до Очищения? Это были тесты оборудования?
— Роберт, не надо записывать нас в злодеи. Вы путаете причины со следствиями. Мы не создаём ситуацию, мы ей пользуемся. Вот, к примеру, ваша белокурая мамзель, — Заебисьман указал стаканом на клумбу. — Не
