По привычке Марко выждал минуту, оглянулся и посмотрел в том направлении, откуда только что пришел, словно ожидая, что кто-то выскочит из тьмы подобно бесшумной ищейке. Улица Ирнерио была пустынна. Он вошел в кафе.
— Мой друг Марко, — сказал Рудольф, улыбнувшись, когда они обменялись рукопожатием. — Садитесь, пожалуйста.
Кафе было заполнено наполовину учеными типами, уткнувшимися в утренние газеты и не видевшими ничего вокруг себя. Марко заказал капуччино, а Рудольф заново набил свою пенковую трубку. Сладкий аромат заполнил облюбованный ими угол.
— Позавчера нашел вашу записку, — сказал Рудольф, выпуская облачко дыма. — Жаль, мы разминулись. Где успели побывать?
Марко никуда не уезжал, но, как подобало завзятому канадскому туристу итальянского происхождения, быстренько сочинил воображаемый маршрут.
— Я провел пару дней во Флоренции, — сказал он.
— Восхитительный город.
Они поговорили о Флоренции, и Марко болтал о достопримечательностях, художественных произведениях и историческом прошлом города, который знал лишь по дешевому путеводителю, одолженному Эрманно. Путеводитель был, разумеется, на итальянском, а это означало, что он в течение нескольких часов разбирался с текстом с помощью словаря и набирался сведений, которые мог теперь обсуждать с Рудольфом, словно действительно провел несколько дней в этом городе.
Они заказали еще кофе, и Рудольф снова набил трубку. Марко впервые обратил внимание на желтоватые пятна от табака на его растрепанных бакенбардах поближе к уголкам рта. На столике лежали утренние газеты, сплошь итальянские.
— А нет ли в Болонье приличной английской газеты? — спросил Марко.
— Почему вас это интересует?
— Сам не знаю. Хочется иногда узнать, что творится за океаном.
— Я время от времени покупаю «Гералд трибюн». Читая ее, я чувствую себя счастливым, оттого что живу здесь, вдали от всей этой преступности, торговли наркотиками, загрязнения воздуха и политических скандалов. Американское общество насквозь прогнило. А правительство — воплощение лицемерия. И это самая передовая демократия на свете. Ха! Конгресс покупается и находится на содержании у богатеев.
Оглянувшись с таким видом, точно собирался сплюнуть, Рудольф вдруг сунул в рот трубку и плотно сжал зубами. Марко даже задержал дыхание, ожидая нового ядовитого замечания в адрес Соединенных Штатов. Но момент напряженности миновал. Оба мирно отхлебнули кофе.
— Мне ненавистно американское правительство, — горько посетовал Рудольф.
Браво, подумал Марко.
— А как насчет канадского? — спросил он.
— Вам я ставлю оценку повыше. Впрочем, ненамного.
Марко сделал вид, что польщен, и поспешил сменить тему. Сказал, что собирается теперь съездить в Венецию. Конечно, Рудольф бывал там неоднократно и дал массу советов. Марко даже начал записывать с таким видом, будто собирался побежать на вокзал. Затем назвал Милан, но по этому поводу Рудольф энтузиазма не проявил — из-за «фашиствующих типов правого крыла», обосновавшихся в этом городе.
— Это была база Муссолини, на которую опиралась его власть, — сказал он, приглушив голос, словно все прочие коммунисты в баре «Фонтана» могли взорваться от негодования при одном упоминании этого диктатора.
Когда стало очевидным, что Рудольф собирается сидеть и говорить все утро, Марко решил откланяться. Они договорились встретиться здесь же в то же самое время в следующий понедельник.
Начался снежок, и на улице Ирнерио обозначились следы от шин грузовых фургончиков. Покинув теплое кафе, Марко снова подивился архитекторам древней Болоньи, придумавшим почти тридцать километров крытых тротуаров в старом городе. Он прошел несколько кварталов к востоку, затем повернул на юг по улице Независимости, широкому элегантному проспекту, построенному в семидесятые годы девятнадцатого века, чтобы знатные люди, обитавшие в центре, могли без труда добираться до железнодорожного вокзала в северной части города. Переходя улицу Марсала, Марко провалился в сугроб и почувствовал, что промочил правую ногу.
Он нехорошим словом помянул Луиджи, не обеспечившего ему надлежащий гардероб, — ведь если начнутся снегопады, то понадобятся крепкие зимние ботинки. Вслед за этим он разразился внутренним монологом о недостаточном финансировании со стороны тех, кто обеспечивал сейчас его пребывание в этом городе. Они запихнули его в Болонью, тратят кучу денег на занятия языком и съемные квартиры, не говоря уж о еде, дабы он не умер. По его мнению, они просто транжирили время и большие деньги. Куда лучше было бы отправить его в Лондон или Сидней, где полно американцев и все говорят по-английски. Там он затерялся бы с гораздо меньшими усилиями.
Неожиданно Луиджи поравнялся с ним на тротуаре.
— Буон джорно, — поздоровался он.
Марко остановился и, улыбнувшись, протянул ему руку:
— Буон джорно, Луиджи, вы, никак, снова за мной следите?
— Вовсе нет. Я вышел пройтись, увидел вас на другой стороне улицы. Я обожаю снег, Марко. А вы?
Они пошли рядом неспешным шагом. Марко хотел верить своему другу, но сомневался, что они встретились случайно.
— Мне здесь нравится. В Болонье гораздо лучше, чем в Вашингтоне, особенно в час пик. Кстати, а чем вы занимаетесь целыми днями, Луиджи? Я могу спросить?
— Конечно. Можете спросить, что пожелаете.
— Я так и думал. Знаете ли, у меня две жалобы. Вообще-то даже целых три.
— Неудивительно. Вы пили кофе?
— Да, но выпил бы еще чашечку.
Луиджи кивком показал маленькое кафе на углу. Они вошли, все столики были заняты, поэтому они пристроились у стойки бара и заказали эспрессо.
— Итак, первая жалоба? — тихо спросил Луиджи.
Марко придвинулся ближе, их головы почти соприкасались.
— Первые две жалобы тесно связаны. Во-первых, деньги. Много мне не требуется, но я хотел бы получать нечто вроде фиксированных выплат. Нищета отвратительна, Луиджи. Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы у меня были деньги в кармане и мне не приходилось бы их копить для покупки необходимых вещей.
— Сколько?
— Не знаю. Я давно уже не торговался относительно своего содержания. Что, если я попрошу для начала сотню евро в неделю? Тогда я смогу покупать газеты, журналы, книги, еду — видите, я говорю о самых простых покупках. Дядюшка Сэм оплачивает мою квартиру, и я ему премного благодарен. Если задуматься, он делает это шесть последних лет.
— Вы могли бы до сих пор находиться в тюрьме.
— Благодарю за напоминание, Луиджи. Я об этом не подумал.
— Простите, это было невежливо с моей стороны.
— Послушайте, Луиджи, я рад, что оказался здесь, поверьте. Но ведь сегодня я полностью помилованный гражданин некой страны — не вполне уверен, какой именно, — и имею право на то, чтобы со мной обращались достойно. Мне ненавистна нищета, и я не люблю попрошайничать. Я хочу, чтобы вы пообещали мне сотню евро в неделю.
— Я подумаю, что можно сделать.
— Спасибо.
— Вторая жалоба?
— Мне нужны деньги на покупку кое-какой одежды. У меня мерзнут ноги, потому что на улице снег и я обут в неподходящую обувь. Еще мне нужно пальто потеплее и, наверное, пара свитеров.
— Я вам все это доставлю.
— Нет, я хочу купить все сам, Луиджи. Дайте мне денег, и я сам выберу. Я прошу у вас не так много.
— Попробую.
Они чуть отпрянули друг от друга и сделали по глотку кофе.
— Третья жалоба? — спросил Луиджи.
— Это касается Эрманно. Он очень быстро теряет интерес. Мы занимаемся по шесть часов в день, и все это ему докучает.
Луиджи в отчаянии начал вращать глазами.
— Я не могу щелкнуть пальцами и подать вам нового преподавателя, Марко.
— Учите меня сами. Вы мне приятны, Луиджи, мы с вами хорошо проводим время. А Эрманно — зануда, и вы это отлично знаете. Он молод, ему надо учиться. А вот вы будете замечательным учителем.
— Я не учитель.
— Тогда найдите другого. Эрманно занимается со мной неохотно. Из-за этого я продвигаюсь вперед очень медленно.
Луиджи отвернулся и посмотрел на двух пожилых мужчин, вошедших в кафе и прошедших мимо них вдоль стойки бара.
— Он так или иначе уходит, — сказал он. — Как вы и сказали, ему действительно надо учиться.
— Сколько еще продлятся мои занятия?
Луиджи покачал головой, давая понять, что это ему неведомо.
— Такие решения принимаю не я.
— У меня есть и четвертая жалоба.
— Пятая, шестая, седьмая. Выслушаем их все, тогда, быть может, целую неделю жалоб не будет.
— Я ее уже высказывал, Луиджи. Это своего рода постоянный протест.
— Адвокатский прием?
— Вы насмотрелись американских сериалов. Я хочу, чтобы меня переселили в Лондон. Там десять миллионов жителей, и все говорят по-английски. Мне не надо будет тратить по десять часов в день на изучение. Поймите меня правильно, Луиджи, мне нравится итальянский. Чем глубже я в него погружаюсь, тем прекраснее он мне кажется. Но послушайте, если вы хотите меня спрятать, то отправьте туда, где я могу выжить.
