— Красиво удумал, — усмехнулся Давид, — молодец.
— Красиво, — согласился Кречетов, откидываясь на спинку стула, — только одно не сходится… У тебя в одном кармане пушка, в другом — ордер на мой арест… И если бы ты был Академиком, то давно мог сделать мне дырку во лбу, а потом сказать — мол, Академик оказал сопротивление при задержании…
— Глупо здесь стрелять — полно народу…
— Так я поэтому сюда и вошел… — Кречетов кивнул, задумчиво закусил губу. — И еще одно не сходится: если бы не Васька Соболь, вечная ему память, грохнул бы нас Чекан вчера обоих…
Они помолчали. И оба невидимо друг для друга ослабили пальцы на рукоятках пистолетов.
— Ты в подполье как попал? — наконец негромко спросил Гоцман.
— Еще в сороковом году был составлен секретный список, куда вошел и сержант госбезопасности Кречетов, — так же негромко и чуть отстраненно, словно речь шла не о нем, ответил Виталий. — А девятнадцатого июля сорок первого меня перебросили сюда… Так что к октябрю, к началу оккупации, я уже был при деле. Но тебе, ясно, об этом никогда не рассказывал. Да и расскажу, так не поверишь же… Ну что? Пистолеты на стол?
— Угу, — усмехнулся Гоцман. — И еще по сто пятьдесят.
Кречетов первым вынул из-под скатерти руку с ТТ, положил оружие на стол. Гоцман сделал то же самое. Увидев пистолеты, испуганно взвизгнула посетительница, скрипач застыл, держа на весу руку со смычком. Офицеры накрыли оружие салфетками. Метрдотель с закаменевшим лицом подоспел к столику:
— Товарищи, здесь вам не фронт! Я сейчас милицию вызову…
— Здесь милиция. — Гоцман раскрыл свое удостоверение. — Вы бы нам еще триста водки по-быстрому сделали. И шо-нибудь закусить.
— Понимаю-с, — покорно склонил голову мэтр…
От порога своего кабинета Кречетов направился к столу, загремел ключами, отпирая ящик.
— А теперь слушай сюда, Дава, как говорят в Одессе…
В руках у него оказался тонкий черный шнурочек и мятая книжица, которую майор перевернул вниз заглавием. Пальцы Кречетова проворно начали крутить шнурочек туда-сюда, на мгновенье неуверенно застыли, но затем все-таки довершили начатое. Получился замысловатый, хоть и несложный на вид узелок.
— Вот так… Оп-ля.
Майор помахал получившейся петлей в воздухе. Гоцман взял шнурочек, внимательно разглядывая, потом отдал Виталию.
— Как ты помнишь, петля, которой задушили Родю, пропала. Но узелок я запомнил… Хитрый уж больно узелок был! А у меня в критический момент — фотографическая память… И за этот узелок я и потянул.
Он, словно фокусник, перевернул в руках потрепанную книжицу, показал ее обложку Гоцману. «Узлы Востока». Без автора, без выходных данных.
— Да здравствует библиотека военной прокуратуры Одесского округа… Страничка двенадцать… — Майор быстро пролистал полкнижечки. — Вот, пожалуйста. Это самурайский узел. Называется «Свистящая змея».
На страничке был изображен узел, только что завязанный Кречетовым.
— А теперь извольте взглянуть вот сюда… — Кречетов обернулся к сейфу, отпер его и извлек тонкую картонную папку — личное дело офицера, затребованное из отдела кадров.
Гоцман открыл папку, несколько мгновений разглядывал фотографию, потом перелистнул. Вчитался в короткие машинописные строки, впечатанные в соответствующие места бланка…
«Фамилия, имя, отчество» — Арсенин Андрей Викторович. «Год и месяц рождения» — 19 сентября 1894 года. «Место рождения (по административному делению в настоящее время)» — Смоленская обл., Краснинский р-н, Сыроквашинский с/сов., деревня Красовщина. «Какой национальности» — русский. «Какой язык считает родным» — русский…
— Дальше, дальше листай, — нетерпеливо махнул рукой майор, — шестая страница.
Гоцман открыл страницу 6. «Прохождение службы в РККА». Должность — хирург военно-полевого госпиталя с 14 января 1939 года. Присвоено воинское звание военврач третьего ранга… Военврач второго ранга — 5 мая 1941 года. Подполковник медицинской службы — 18 января 1943 года… 26 января 1946-го перевод из Приморского военного округа в Таврический, в военный госпиталь в Херсоне… До этого вся служба на Дальнем Востоке. Демобилизован в апреле. Давид отлистал на страницу 4 — «Какие имеет ордена СССР, Союзных республик и награды, объявленные в приказах НКО Союза ССР (указать номер и дату приказа)». Наград две — медали «За боевые заслуги», приказ от 18 ноября 1939-го, и «За победу над Японией», приказ от 4 декабря 1945-го…
— А теперь сложи этот японский узелочек с тем, что ты только что прочел, — устало заговорил майор. — С тем, что вся эта катавасия началась с того момента, когда он появился в Одессе. И с тем, что о Роде он знал не хуже нашего… Вышел из кабинета, а через пять минут раздался звонок, и Родя был задушен,
— Но душил-то Лужов…
— Да, но вспомни, что Лужов ведь устроился в конвойные войска одновременно с переводом Арсенина сюда! Ну, пусть округ не Одесский, но Херсон — это ведь рядом. И служит он там буквально три месяца, а потом демобилизуется и подается к нам… А тут у него уже есть сообщник. Случайно, что ли, Лужов попал именно в дивизию, расквартированную в Одессе?..
Гоцман, недоверчиво кривя губы, разглядывал шнурок.
— Ну допустим, шо Арсенин — предатель. Шпион и диверсант… Но он всю войну просидел на Дальнем Востоке. А Академик был в Одессе во время оккупации.
— Во-первых, у меня нет полной уверенности в том, что вот это все — не липа… — Кречетов постучал пальцем по картонной папке. — Скажи, пожалуйста, откуда человек, сидящий всю войну на Дальнем Востоке, знает о каком-то там интенданте Шамине, которого судят на Втором Белорусском фронте, а?.. А ведь именно на этом он попытался меня поймать тогда за обедом… Да и попытка эта… нелепая, что ли. Не проще ли было поинтересоваться у меня под каким-либо предлогом, скажем, фамилией прокурора тыла фронта?.. И я бы, кстати, ответил — подполковник юстиции Гейтман… А во-вторых… — Майор немного помолчал. — А что, если нет никакого Академика? Нет и не было никогда!.. Его же никто не видел… Что, если это всего-навсего легенда, созданная абвером? Ложный след?..
Гоцман снова повертел в руках шнурок и книжицу, отложил.
— Ну а к чему Арсенину было исчезать? Где резон?
— Может, почувствовал, что все идет к развязке?.. Гоцман неопределенно усмехнулся, усталым жестом потер грудь.
— Устал. Давай прервемся.
После водки и ресторанного обеда голова была тяжелой, свинцовой. Давид посидел с минуту на стуле, успокаивая сердце и дыша по системе Арсенина. Это показалось ему сначала нелепым. Но он тут же отбросил посторонние мысли, сосредоточился на себе и своих ощущениях. Кречетов, продолжавший листать арсенинское дело, косился на него обеспокоенно, но молчал.
Проходя по коридору, Давид заглянул в свой кабинет, давно уже оккупированный подчиненными. Он, по правде сказать, и реагировать перестал на то, что за его столом кто-то работает. Вот и сейчас Якименко и Тишак, оба серые от усталости, допрашивали двух подтянутых парней в дорогих штатских костюмах.
— Сколько? — пробурчал Гоцман, косясь на задержанных.
— Уже четырнадцать… — безнадежно поднял глаза Якименко. — Только время зря выкидываем! Може, сразу отпустить?
— Допрашивайте! — рявкнул Давид и обернулся к Тишаку: — Леня, Арсенина нашел?
— Нету нигде, — почесал в затылке Тишак. — Я участкового напряг, шоб опросил всех соседей. Пока пусто.
— Давай все дела побоку, займись Арсениным, — приказал Гоцман, — по полному кругу.
— Есть, — удивленно ответил Тишак. — А шо?
— Надо!.. Леща, шо там… по отрезанной голове соседа? Сработали?..
Якименко с явным удовольствием оторвался от очередного удостоверения личности офицера:
— Та все ж просто, как моя жизнь, Давид Маркович. Бытовуха… Там человек ездил до сестры, в село, ну и привез кой-чего. А сосед на него — кулак ты, говорит, и сеструха у тебя кулацкая. Надо, говорит, шобы наши доблестные органы разобрались, откуда у тебя такие возможности. А тот в войну был торпедист на подлодке… Парень горячий. Ну, плюс еще старые довоенные счеты. Слово за слово, и… Сам нашел участкового, сам заявил…
— Озверели люди, — помотал головой Давид. — Ладно, я домой.
И он действительно двинулся в сторону дома. На улице Пастера сел в переполненный трамвай, но, проехав две остановки, неожиданно спрыгнул на ходу, умело прячась за машинами, пересек улицу и нырнул в подворотню. Обогнув компанию пацанов, играющих в «пристенок», подошел к закопченному кирпичному брандмауэру, подтянулся на руках и, перевалившись через стену, спрыгнул в соседний двор, приземлившись рядом с двумя коренастыми мужичками, один из которых был на корявом деревянном протезе.
