которое казалось всей нашей семье опасным: я постоянно рвался один в Степь, возился с иголками и даже попросил по телефону тётю из Москвы, медсестру, чтобы она привезла мне банку с эфиром — усыплять бражников. Но однажды, придя в гости к Игорю, я увидел на его столе свежесклеенную модель бомбардировщика Ту-2 и пропал: решил собирать коллекцию моделей военных самолётов в масштабе 1:72. В новое увлечение я сорвался, как в прорубь прыгнул: прогулки стали неинтересны, всё свободное время проходило за поклейкой и покраской пластмассы. Однажды утром я попытался встать с постели и упал, потом меня начало тошнить. В больнице врач задавал странные вопросы — какой клей я нюхал, надевал ли мешок на голову. Оказалось, в моей крови нашли ацетон. Когда меня, обессиленного, вели по тускло освещённому коридору больницы, я слышал шепоток: «Наркомана повели!» Но опасная слава пришла ненадолго — хулиганы из палаты быстро определили для себя, кто я такой.
— Эй, Заммис! Чего валяешься, ботаник-коллекционер? Хватит изображать ломку! Слушай! А у тебя… бабки есть?
Я очнулся от воспоминаний, когда начал замерзать. Костёр почти потух и пялился на меня из-за камня кровавым глазом угля. Над палаткой с истошным криком пролетела сова. Я выпил вина, выкурил сигарету и забрался в спальник.
Проснулся на рассвете освежённый, сварил кофе и отправился дальше по тропе. Лес был моим другом, и он в очередной раз освободил от тяжёлых мыслей: теперь всё наладится, я спущусь ненадолго в город, чтобы забрать Дашу с собой — в мир цветущей яйлы, в край мшистых камней и чистых рек. Древняя тропа забиралась всё выше по ущелью. Она появилась задолго до Римской империи, построившей мощёную дорогу за горой. В те времена Капуркайская тропа считалась резервной: если основной путь занимал враг, его можно было обойти вот такой лесной тропкой и ударить в тыл. Я уже запасся водой из реки и теперь собирался дойти до перевала Шайтан-Мердвень, потом повернуть на восток. Подходя к лесной развилке, я услышал собачий лай, а потом заметил двух бородатых мужчин в камуфляже, с ружьями. Лесники имели право выписать мне штраф, ведь пожароопасный сезон уже начался и посещение леса было под запретом, поэтому я обратился к бородачам очень вежливо.
— Добрый день. Подскажите, дорога на Чёртову лестницу направо?
— А ты в курсе, чудачок, что сейчас в лесу месячник тишины? Звери размножаются, а ты их пугаешь, гад. — Зло бросил один из них и поднял на меня двустволку. В этот момент я заметил, что никаких нашивок с государственным флагом у него на рукавах нет.
— Мужик, ты опустил бы ружьё, — ответил я спокойно, — если я и нарушаю режим посещения леса, стрелять в меня не стоит.
— Да я таких бродяг, как ты, на месте стрелял бы и прикапывал, — повысил голос бородач, — шумят, всех зверей зашугали, мешают нам вести подсчёт поголовья.
Его напарник захохотал:
— Семёныч, ну хорош, пусть парень идёт своей дорогой. В другой раз сюда не сунется.
Потом обратился ко мне:
— Слушай, дружище, ты вот по этой балке налево съёбывай, а направо не ходи, нам там учёт вести.
Я молча повернул в балку и ещё несколько минут чувствовал спиной неприятные взгляды. «Браконьеры, — крутилось в голове, — не лесники. Лесник никогда не направит ружьё на туриста. Да и какой, нахрен, месячник тишины с псиной и ружьями». Приподнятое настроение улетучилось, я чувствовал себя подавленным, но понимал, что выяснять отношения с вооружённым бандитом — так себе идея. Правда, у меня с собой было ружьё, но оно, к сожалению, не стреляло. Инцидент не только испортил настроение, он стал паршивым знаком. Время, когда моё рерихнувшееся сознание воспринимало любую мелочь как знак свыше, давно миновало, но особенно яркие события я брал на заметку. Ведь если Бог всё-таки жив и действует, он может так проявлять себя. Эта теория была из той же сумеречной зоны, откуда и леший, и магический мат, и ружьё из дупла. У меня не находилось ответов, что это и как с этим взаимодействовать, но я надеялся когда-нибудь узнать.
Первый перевал, Миэсис-Сохах-Богаз, оказался настолько красивым, что ко второму я не пошёл. Спуск вниз начинался с каменного оврага, дно которого покрывала сыпучая порода, и над тропой нависала огромная каменная голова демона с острым клювом. Фигура словно охраняла проход, уставившись на путника: видимо, именно из-за этого татары назвали перевал Запрещённым. Вдали, за скалами, виднелся древний отторженец — гора Биюк-Исар, на вершине которой в Средние века располагался феодальный замок.
Дальше тропа терялась в узкой каменной щели. У меня оставалось совсем немного воды, поэтому я решил посидеть у обрыва, а потом спуститься для ночёвки к озеру у горы-отторженца. Край яйлы полнился жизнью — по цветкам ползали пчёлы, а над головой пел жаворонок. Я наблюдал гармонию и очень хотел, спустившись в мир, привести свою жизнь в её подобие. Мне предстояла ещё одна ночь под звёздами, ночь размышлений.
Слушая жаворонка, я начал спуск по тропе и пожалел, что из-за жары надел не ботинки, а кеды — каждый осколок скалы больно впивался в ступню, да и плоская подошва плохо держала на сыпучем грунте. По каменной полке подошёл к щели: здесь не лишней оказалась бы верёвка. Пришлось сбросить вниз рюкзак и съезжать по гладкому камню. Спрыгнув с последнего уступа, я поднял с земли рюкзак и осмотрелся: вниз, под высокие сосны, убегала уютная лесная тропа, засыпанная шишками. Теперь можно расслабиться, перевал пройден. И я пошёл вниз по тропе.
Всё-таки китайские кеды и шишки — это плохое сочетание. Всё случилось за секунду: вот я шагаю, предвкушая запах дыма от вечернего костра, и вот я уже валяюсь в известняковой пыли, скорчившись от боли. Левая нога распухала на моих глазах: похоже, я сломал лодыжку, поскользнувшись на шишках.
У меня не было времени переживать и каяться. Я выкинул из рюкзака котелок и тяжёлую куртку, хлеб, тушёнку, бутылку с вином. Забросил под сосну ружьё, сказав про себя: «Как же ты ненавязчиво забираешь своё, Леший». Плотно обмотал лодыжку банданой, прикрепив к ноге ветку. Сделал посох, надел рюкзак, бросил прощальный взгляд на оставленные вещи. До темноты оставалось два часа.
Глава 10. Чёрная карма
