«Я — радастея! Ты — радастея! Мы — радастея!» — Пелагея сидит на каремате, скрестив ноги по-турецки, под огромной сосной на обрыве мыса Мартьян. Под шумящими на ветру деревьями — две палатки и очаг, сыпучая тропка ведёт на каменистый пляж, который отлично просматривается из лагеря. Девушка весь день поёт нам под гитару песни Визбора, Кима, Городницкого, а сейчас у неё, как говорим мы с Маричкой, сектантская пятиминутка. Пелагея приехала из Костромы неделю назад и подошла к нам на ялтинской остановке междугороднего троллейбуса — посоветоваться, где отдохнуть у моря дикарём. Маричка предложила ей ехать с нами в заповедник. На девушке, кроме парео, ничего нет: придя на стоянку, она сняла с себя всю одежду, оставшись только в синих шлёпках, но потом, заметив наши смущённые взгляды, достала из рюкзака это оранжевое парео. Впрочем, соседи по стоянке, польские студенты, такие же бесстыжие — бородатого Йозефа я ещё не видел в одежде, а у его подруги, Марвины, белый сарафан очень короткий, и девушка постоянно наклоняется к сковородке, шкворчащей на костре: там жарятся мидии. Вот и провокационный сарафан сброшен — Марвина, доверив сковородку другу, идёт голышом к морю, купаться. Только мы не раздеваемся: я бы, наверное, и загорал без ничего, но Маричке эта идея не нравится, поэтому я в трусняке; вслед за полячкой тоже спускаемся к морю. Мы с Маричкой — закадычные друзья, хоть и видимся очень редко. Она наблюдала весь мой процесс перевоплощения из рерихнутого сектанта в нормального человека — как я начинал хипповать, отращивал волосы и бороду; впервые в жизни пробовал вино; брал первые аккорды на гитаре. И поверила, что я изменюсь. Наши любимые сигареты — красная Прима-люкс: прикуриваю первую Маричке, потом себе, и мы беседуем, усевшись на огромном гладком камне, в который бьёт волна. Сейчас конец июня, но морская вода совсем тёплая. Мы расслабленно любуемся облаками, затягиваясь, и смотрим на купальщиков. Вот наша бесстыжая краковская соседка нарезвилась в волнах и, улыбаясь, выходит из моря. Она очень красивая — длинные каштановые волосы, с которых стекают на бёдра струйки воды, высокая грудь, игривый юный взгляд. Модель для объектива Дихавичюса, без сомнения. Мы улыбаемся в ответ. Маричка говорит, выпуская дым:
— Вадик, а расскажи ещё раз историю про БГ и Шевчука? Которую ты в книжке про ДДТ прочёл?
— Сидит как-то БГ в «Сайгоне», накинув белый бараний полушубок на плечи, и потягивает мартини. Вдруг слышится шум и грохот, распахиваются двери, и в зал падает мертвецки пьяный Шевчук в чёрной кожаной куртке. Борис говорит: «А вот пришла моя чёрная карма!»
— Отлично! Давай договоримся: я — твоя чёрная карма! — девушка обнимает меня, — И если ты решишь вновь читать оккультную бредятину, я тотчас приду и выбью дурь из твоей головы. Напою вином, напущу «Примой» дыму, книжки эти злые повыкидываю!
— Мне нравится твой подход. И я тоже обещаю, что, если твой ум поработит какая-то гадкая идея, я тебе всё как есть скажу, как бы ты ни ругалась. И если прогонять меня начнёшь — не уйду. Я тоже — твоя чёрная карма! Идёт?
— Идёт!
Мы захватили полотенце и отправились в лагерь, из которого по горячему воздуху разливался аромат жареных мидий. Пелагея сидела на том же месте, отложив гитару.
— Эй, Поля, это мы — твоя чёрная карма! Мы идём ужинать!
Девушка вскочила, округлив глаза, и убежала в лес. Мы поняли, что перегнули — ведь Пелагея ходила в секту «Радастея» и, видимо, шутку не оценила. Я хорошо помнил, как это — прислушиваться к каждому звуку, задумываться над любой фразой, сказанной незнакомцем, и даже в форме облаков находить знаки высших миров. Анализировать общение с друзьями, размышляя, с кем ты развязываешь кармические узлы, а с кем, наоборот, вязнешь в трясине Сансары. Бояться читать книги, потому что Уринова снова сказала в воскресение, на коллективной медитации: «Эти книги ещё больше привяжут вас к грубому физическому миру. Читайте Агни-Йогу, друзья! Читайте с утра, как только проснётесь, настраивая тело на огненные токи. Читайте на ночь, готовя сознание для встречи со своим высшим «я», а не астральными призраками. Читайте на свидании, вместо того чтобы предаваться похотливым игрищам. Читайте Учение, и будете в Шамбале вместе со мной!» И как хорошо было послать эту полоумную сучку ко всем чертям, и остальных оккультных сто-рух вместе с ней. Прийти на Симферопольское водохранилище ранней весной и проверить, хорошо ли горят три синих тома Агни-Йоги, если полить их бензином и поджечь. Разливать портвейн по стаканам друзей в тёмной каморке напротив филфака и знать, что не нужно молиться ни сегодня вечером, ни завтра утром, ни вообще никогда, — всем этим Владыкам Шамбалы с бесчувственными кривыми лицами, ведь Рерих совершенно не умел рисовать людей. Я не понимал только одного — как вся эта оккультная чепуха сочеталась в Пелагее с её милейшим эксгибиционизмом, когда она с улыбкой разгуливала голой среди одетых людей, ведь наш гуру настойчиво подавлял любые проявления эротизма. Может, её версия сектантства была более мягкой, а может, девушка умела сочетать несочетаемое — я этого не знал, но мне очень хотелось помочь ей выбраться из болота. И вот мы неудачно пошутили, Поля сбежала в лес и совершенно неясно, как мы будем общаться дальше.
Тем временем, стемнело, с моря потянуло прохладой. Йозеф накинул на плечи клетчатый плед, его красивая подруга нехотя надела свой сарафан. Ужин остывал, но без Поли не начинали. Я взял фонарик и пошёл в лес. Ночь была лунной, пьянила, завала плыть по серебряной дорожке к горизонту, пить вино и вытворять глупости. Мне хотелось найти Полю и сказать ей: «Ты такая красивая и замечательно поёшь. Давай сожжём эти глупые книги. Оставь их старости, женщинам, которые красят веки синим, мешают Второй концерт Рахманинова с первым томом Тайной Доктрины, и от этого коктейля наутро только изжога. А от красного сухого вина всё будет хорошо — и крепкий сон, и желание дышать». Я нашёл девушку на каменистом берегу — она стояла по колено в лунной дорожке, словно пытаясь напитаться ей, набраться сил, чтобы противостоять колючему миру вокруг. Поля заговорила первая, продолжая стоять ко мне спиной.
— Я сидела и смотрела на море, когда вдруг рядом появилась белка. Я улыбнулась — ведь белка есть символ колеса Сансары.