У главбуха Пичинкин долго не задержался: у того дочь приехала, пусть поговорят о своем. Пошел бродить по лесничеству.
Поселок находился в лесу, дома длинные, похожи на казармы: только гнездо у Киргизова будто купеческое — высокое, в восемь окон, с передней и задней половинками. Недавно его поставили, под окнами еще не убран мусор.
Дошел Виктор до магазина, спичкой осветил приклеенное объявление, прочел написанное: в Вармазейском клубе сегодня демонстрируют фильм. Туда не успели. Времени восемь часов, кино уже началось.
Парень постоял немного и пошел по спускающему к Суре проулку. Остановился перед домом с тремя окнами. Постоял. Здесь живет Зоя Чиндяскина, кассирша лесничества. Виктор не стал стучаться в дверь, сбросил защелку и зашел.
Женщина что-то стряпала на кухне. Четырехлетний сынок возился в передней с игрушками. За полмесяца, сколько был здесь, ничего не изменилось. Такой же грязный пол, сморщенные от зимней сырости обои.
Виктор хотел поцеловать женщину, та всколыхнула плечики, которые виднелись под тонким халатом, чуть отстранилась. Парень заметил, что от его прихода она растерялась.
— Почему так плохо встречаешь? — не удержался парень.
— Ты что, пропал на полгода, теперь ждешь, что на шею брошусь? Зашел — хорошо, — недовольно сказала она из-за печки.
— Смотри-ка, я по-хорошему, а ты от злости перья распустила…
С испорченным настроением Пичинкин прошел в переднюю, стал играть с мальчиком. Вскоре зашла Зоя. Хотела что-то сказать, но не успела: кто-то стукнул в дверь в сенях. Хозяйка испуганно посмотрела на незваного гостя, вышла открывать.
Из сеней раздался густой бас. Пичинкин сразу узнал, что пришел лесничий. «Чего ему тут надо?» — мелькнуло в голове у парня. Самому стало неловко, будто поймали на воровстве. Захара Даниловича он хорошо знал: сорвется с его языка слово — ветром не догонишь. Вот и сейчас сказал прямо с порога:
— Э-э, друг, нашел, где отдыхать!
Виктор только догадался, для кого готовила Зоя. Выходит, они «кумовья», кто же еще?.. Ему стало неприятно. Да и Захар Данилович ерзал на стуле, будто у него выскочил чирий на мягком месте. Наконец-то, хитровато улыбаясь, молча вышел.
— Этот мерин давно заходит? — Пичинкин не стал выбирать подходящие слова и прямо сказал.
— Ой, ты, кажется, с ума сошел… Как не заходить к соседям?..
— Это уж твоя забота… Высокому начальству высокая встреча, — и кивнув в сторону кухни, тем самым показывая — вон, мол, по какому поводу жаришь мясо, — Виктор захлопнул дверь.
Настроение у парня испортилось. Голова гудела, как пустой чугун. Все вокруг казалось не просто темным — черным. Мысли тянулись длинными, как веревки, лентами. У каждой — своя окраска…
Летом Виктор прилег бы и стал смотреть на небо. Будто не в лес, а в середину моря попал бы, где пенистые волны и бесконечная синева…
Моря Пичинкин видел. Видел и женщин, только никак не поймет Зою. Какие волны поднял в ее груди этот старый, грубый лесничий? Нехороший человек он и не только есть пироги приходит.
Витя и сам сюда раньше часто заходил. Потом встретил Олю Митряшкину, живущую в городе. С ней встретился в вармазейском клубе, два раза ездил и в Саранск. Как не поедешь, если сердце тянет?
Думая о девушке, Пичинкин вернулся к себе. Он занимал угол барака шириной несколько метров. Зимой каждую субботу ходил на Пикшенский кордон. Летом задерживался в лесничестве только из-за Зои. До кордона около восьми километров, идти туда через лес — одно удовольствие. И сегодня ушел бы домой, но пригласил главбух. Как-то неловко было не остаться — Петр Петрович живет один, в прошлом году схоронил жену. В пустой квартире не живут и клопы, не только люди…
Виктор потушил свет, залез под толстое одеяло и вскоре сладко уснул.
Проснулся рано. Умылся, утерся, вскипятил чай и стал завтракать. На улице моросил дождь…
Наконец Виктор вышел, стал готовить мотоцикл в дорогу. Долго пришлось возиться с карбюратором.
Проезжая по песчаной сырой дороге, мотоцикл будто чихал. Ехал Пичинкин, поглядывая на молодой ельник. Он радовал его. Деревья посадили вармазейские колхозники. Когда-то земля здесь пропадала, зарастая полынью. Люди даже скотину по ней не пускали. Пустая была земля. Сейчас же здесь шумят молодые деревья, завтрашнее богатство.
Чуть подальше начался березняк. Березы высокие, стройные. Махали и махали кудрявыми макушками. В прошлый год из-под них лукошками грибы таскали. Но все равно придется его почистить — очень уж летом травой зарастает. У дороги всем в глаза бросается, даже неудобно из-за него. Звено женщин, которое занято чисткой леса, делать это не всегда успевает. Женщины работают из-за выделенных им сенокосных участков, а так бы ушли.
В этом году тоже придется обратиться в Вармазейкскую школу. Она всегда помогала лесничеству.
Дождь перестал моросить. Синее небо обещало ясный день. Не переставая пели птицы, у каждой — свой голос, свои трели. Как им не петь — лето пришло, новая жизнь началась.
У Пор-горы, будто на ладони, раскинулась Вармазейка. Виктор остановился, разглядывая эту красоту. С левой стороны сверкало озеро Сега. Подальше сиротела Петровка. В деревне около десятка домов — не больше. И те приосели, съежились, будто придавленные тяжестью. Защемило сердце у Виктора. Здесь он родился, учился в школе. Потом отца послали в Инелеевский обход, оттуда переехали на Пикшенский кордон. Стали жить в стороне от людей.
Парню захотелось посмотреть на родные места, отчий дом. Когда доехал, еще больше расстроился: все дома повалились, вокруг их усадьбы от ветра скрипели двухметровые сухие лопухи. Колодец почти сгнил, тронь пальцем — обрушится.
Дверь дома держалась на одной петле, вот-вот упадет. Виктор хотел заглянуть внутрь, только сделал шаг, как из сеней выпорхнули две жирные вороны, распоров криком грустную тишину. На гнилом полу лежал мертвый лосенок. Видно, поранили несчастного, зашел сюда и…
Осели и другие дома. А ведь недавно, лет десять назад, в деревне щебетали детские голоса и шумели свадьбы. Виктор и сейчас помнит, как они бегали босиком по зеленой траве. В летнюю ночь, после возвращения с полей и из леса, под окнами собиралась молодежь со всей округи. Вениамин Судосев выносил гармошку, и ночь наполнялась песнями и плясками. Они и сейчас звенят у него в ушах, будто с приходом в родную деревню вновь возвратились те незабываемые ночи.
Подрезаны у Петровки корни… Ни людей здесь, ни домов, ни колодцев. Разве у сельчан совсем пропала любовь к родным местам? Разъехались и забыли свою землю? Не верится. Почему бы не возродить деревню, не пустить со старых корней новые всходы?..
Об этом думал Виктор и во время езды в лес. Доехал до нужной делянки и еще больше расстроился. Валили те деревья, которые посадил его дед. Они поднимались на его глазах в последние тридцать лет. От острых бензопил они стонали и скрипели. Сосны вовсю зеленели, а здесь за две минуты их свалят на стропила. В весенние теплые дни, когда они дышали смолой, их ветви держали гнезда поющих птиц. Стоя около сложенных в стороне бревен, Пичинкин думал об этом и даже забыл, зачем приехал. Наконец-то, оторвавшись от тяжелых дум, подошел к трактору и остановил его. Тракторист спрыгнул из кабины, поздоровался с ним. Это был приемный сын Вармазейского председателя колхоза Коля Вечканов. В лесничестве работает первый год, в прошлую осень вернулся из армии. Виктор стал расспрашивать, кто измял растущие в конце делянки молодые березы. Тот вытер пот с лица и сказал:
— Я две недели работал в мастерской, в лес не выходил. Видать, кто-нибудь из ваших… Не туда повалили деревья — и вот тебе…
— Выходит, вали, как можешь, руби, сколько вздумается. Лес — общее богатство. Где общее — там никакого начальства. Вот из-за чего с самолета виднеются одни пустые делянки. Да почему с самолета, пешеходу тоже видно. Ни одной муравьиной кучки не встретишь, — возмущался Виктор.
— Ты почему не ладишь с Потешкиным? — неожиданно спросил Вечканов. — Слышал, он косо смотрит на тебя.
Коля сказал правду: директор комбината давно зубы точит. Недавно и премию не дал. Забыл, говорит, о сосновой лапке. Муку из лапок заготавливают они каждую зиму для района. И в этом году цеху Пичинкина задание давали. Только кого в лес послать, производство ведь не бросишь!
— Не пообедаем? — обратился тракторист. Белые, будто головки чеснока, его зубы блестели… — Мать что-то положила в котомку…
Виктор только сейчас почувствовал, что проголодался. От нескольких яиц и чая долго сыт не будешь.
Коля достал из кабины газету, положил на нее соленые огурцы, кусочек сала, варенье, мясо, бутылку молока.
— Лесничество не бросишь? — прямо спросил тракторист.
Он уже поел, и лежа на расстеленной фуфайке, смотрел в небо.
— Не знаю. Что-то не думал об этом.
