– Да, Григорий Кругликов, – сказал он. – Он показался мне подозрительным.
– А чем именно? – спросила Катя.
– Уж больно он был сообразительный для младшего лакея. Мы ведь все там были люди простые, наукам не обученные. Григорий тоже старался сойти за простого парня. Но мне все время казалось, что он играет какую-то роль…
– Хорошо, а кто второй? – спросила Катя.
Она думала, что услышит уже знакомую фамилию Пети Возняка. Однако она ошиблась.
– Второй – это Степан Ласточкин, письмоводитель, – отвечал Бердыев. – Я его, правда, мало видел, всего раз пять. Он приходил в царские покои бумаги переписывать, которые царь составлял. Вообще-то император Николай всегда сам свои повеления писал. Но во время болезни сидеть у стола ему было трудно, и он набрасывал проекты рескриптов лежа. А потом письмоводитель все переписывал. А иногда он писал под царскую диктовку.
– А этот Ласточкин чем тебя насторожил? – спросила Катя.
– Взгляд у него был какой-то странный, когда он на государя смотрел, – отвечал рядовой. – Мы все, кто во дворце служили, императора очень почитали. За храбрость, твердость… Да за многое! Настоящий был герой, батыр! Заставлял себя уважать. Так и смотрели на него – с почтением и преданностью.
– А Ласточкин что же – с ненавистью, что ли? – продолжала интересоваться Катя.
– Нет, не с ненавистью, а как бы… с вызовом, что ли. И в то же время – со страхом. Я пару раз поймал этот его взгляд и еще тогда подумал: я бы человеку, который так на государя смотрит, никогда бы не доверил во дворце служить.
– А ты не заметил, чтобы этот Степан Ласточкин что-то носил с собой, когда ходил к государю?
– Да, конечно, он всегда носил с собой перья. Бумага у государя на столе лежала, и чернила были наготове, а вот перья писарь с собой приносил.
– Не мог он, вместе с перьями, захватить что-то еще? Например, маленький пузырек?
– Наверно, мог, – подумав, ответил Бердыев. – Что-то маленькое всегда можно в карман положить.
– А на столе у государя, как я понимаю, постоянно стояли какие-либо микстуры, которые ему велел принимать доктор Мандт. Так что можно было незаметно что-то добавить в одну из микстур…
– Да, ханым, ты права! – воскликнул рядовой. – Это он вполне мог сделать!
– А когда тебя отозвали из дворца, Ласточкин еще там оставался?
– Да, он никуда не делся.
– Тогда опиши мне подробнее этого письмоводителя, – приказала Катя.
– Ростом он примерно с меня, – начал рассказывать Бердыев. – Худой, сутулый… Такого в армию никогда не возьмут. Волосы…
Однако рядовой не успел закончить свой рассказ. Внезапно в проходе, по которому они попали в пещеру, послышался топот множества ног. И прежде чем участники ночной встречи успели что-либо сделать, в проеме возникла фигура в солдатской гимнастерке. Это был уже знакомый Кате денщик – тот самый Грищенко, который водил ее знакомиться с Бердыевым.
– Вот они! – вскричал он. – Все здеся! И баба эта, и наш Ахмет! Вяжи их, ребята!
За спиной у проницательного денщика виднелись другие солдатские лица. Но прежде, чем они все успели ворваться в пещеру, статский советник Углов проявил завидную реакцию. Выхватив из-за пояса пистолет, он выстрелил в направлении непрошеных гостей. Впрочем, было заметно, что статский советник целился намного выше солдатских голов, так что задеть явно никого не мог.
В один и тот же миг раздалось два возгласа. Один принадлежал Углову, который выкрикнул единственную команду, уместную в этих обстоятельствах:
– Бежим! Вон туда!
И первым бросился в узкую щель в другом конце пещеры, показывая дорогу товарищам.
Второй возглас принадлежал рядовому Ахмету Бердыеву.
– Джувур! – воскликнул он. – Бен бизлер тутыныз! (Бегите! Я их задержу!)
И он тоже, как и Углов, выхватил пистолет и выстрелил прямо в грудь денщику Грищенко.
Катя бросилась в проем вслед за Угловым, Дружинин за ней.
Первые несколько шагов еще было что-то видно – помогали отблески факела, оставшегося в пещере, – а потом вокруг наступила непроглядная тьма. Углов на секунду остановился, дождался, пока Катя и Дружинин добежали до него, и скомандовал:
– Дальше идем только вместе. Я тут три часа ходил, запомнил, где поворачивать. Думаю, найду дорогу. Катерина, держись за меня, а ты, Игорь, за нее.
– Я и сам дорогу неплохо запомнил, – пробурчал Дружинин, однако против предложения держаться за Катю не возражал.
Они снова пошли вперед, двигаясь так быстро, насколько это было возможно. В первое время позади слышались крики; можно было даже различить слова «Куда? Сюда, что ли?» – «Да нет, тута узко, сюда, наверное». Потом, когда повернули еще несколько раз, вообще ничего не стало слышно. Углов вел товарищей по памяти, ощупывая стены рукой и считая повороты. Катя не могла бы сказать, сколько продолжалось это бегство – полчаса, а может, и час. Но вдруг впереди словно блеснула искра, пахнуло свежим воздухом. И спустя несколько минут беглецы оказались под открытым небом. Это было непередаваемое ощущение! Они стояли, дыша полной грудью, оглядывая горевший мириадами звезд небесный свод.
– Никогда не понимал спелеологов! – с чувством произнес Дружинин. – По-моему, это то же самое, что добровольно лечь в могилу!
– Присоединяюсь! – сказала Катя, которая все никак не могла отдышаться.
– Ладно, постояли, и хватит! – деловым тоном произнес Углов. – А то как бы наши бравые солдатушки и сюда не добрались. Пошли к бричке, поручик, поди, нас заждался.
– Подожди, ты что, хочешь сказать, что мы сейчас просто сядем и уедем? – спросила Катя.
– Ну да! – отвечал Углов. – А что, ты хочешь посидеть, встретить рассвет?
– Нечего издеваться, мне не до смеха! Просто мне надо каким-то образом вернуться в расположение полка. Или, по крайней мере, доставить туда важное сообщение…
– Сообщение? О чем? – спросил Дружинин.
– Понимаете, из беседы с Бердыевым я поняла, что в лагере есть турецкая разведчица. Настоящая, а не поддельная, как я. Может, она уже там находится, а может, должна вот-вот прибыть. Это она должна была выйти на связь с Бердыевым, он ее ждал. Поэтому и открылся мне. Надо о ней рассказать командованию!
– Похвальное желание! – заметил Углов. – А не хочешь ли ты заодно сообщить нашим генералам точную дату второго, а потом и третьего штурма Севастополя? Рассказать, какие участки наиболее уязвимы?
– Ну, наверно, нет… – смущенно произнесла Половцева. – Ведь это…
– Да, это будет уже не расследование, а вмешательство в ход истории, – сказал руководитель группы. – А этого мы не должны допускать ни в коем случае – помнишь, ты сама это нам объясняла. Ты же историк, ты лучше нас должна это понимать!
– Да, я понимаю… – растерянно произнесла Катя. – Просто мне казалось…
– Просто абстрактные русские солдаты на Крымской войне теперь стали для тебя живыми людьми, и ты стремишься им помочь, – мягко сказал Дружинин. – Я тебя понимаю, и Кирилл тоже понимает. Но мы не можем вмешиваться!
– Да, абстрактные солдаты… – кивнула Катя. – И не только солдаты, но и офицеры. Особенно один…
Последнюю фразу она проговорила так тихо, что ее никто не слышал. Затем, тряхнув головой, словно прогоняя какое-то воспоминание, кандидат исторических наук громко спросила:
– И где тут у нас стоит бричка? Где этот наш поручик?
Глава 19
Перед отъездом из Симферополя (только здесь удалось нанять бричку с относительно свежими лошадьми – в Бахчисарае это сделать не удалось) группа Углова провела совещание. Для этого пришлось отослать поручика Машникова на почту – статский советник заявил, что ему якобы требуется срочно отправить депешу графу Орлову. На самом деле в посылке отчета о действиях группы в Крыму не было особой надобности; просто троим путешественникам по времени надо было посовещаться отдельно, без помощника.
Обсудить следовало два вопроса: с какого из фигурантов, названных Ахметом Бердыевым, следует начать дальнейшее расследование и надо ли продолжать сотрудничество с поручиком Машниковым.
– Сегодня у нас 16 апреля, – напомнил Углов. – Таким образом, в нашем распоряжении осталось меньше месяца. Ведь 12 мая, не позже десяти тридцати, мы должны войти в кладовую Зимнего дворца, чтобы вернуться в свое время. В нашем распоряжении всего 26 дней! До сих пор все нити, по которым мы шли, приводили в никуда. Больше мы не можем ошибаться! Давайте решать: Ласточкин или Кругликов?
– Судя по тому, что фамилию Ласточкина ты назвал первой, ты сделал выбор в его пользу, – заметила Катя. – Интересно, почему?
– Ты угадала, я ставлю на письмоводителя, – ответил Углов. – Почему? Потому что с ним мы еще не работали. И потом, от грамотного слуги скорее можно ждать подвоха, чем от простого лакея, занятого кражей столового серебра.
