По вискам Котовой тоже стекали большие блестящие капли, девчонка шумно дышала.
Кирилл посматривал на нас с усмешкой.
— Слабаки, — сказал он.
Я пригрозил ему боксёрскими перчатками.
И пообещал:
— Ты о своих словах пожалеешь, малой.
Смахнул со лба влагу и добавил:
— Хотя… скорее всего не сегодня.
* * *
В понедельник утром Котова снова побежала вместе с нами.
И во вторник.
* * *
Во вторник, шестнадцатого октября, во время большой перемены в коридоре главного корпуса института я встретил Венчика.
Ждал эту встречу уже третью неделю.
Но она всё равно стала для меня неожиданной.
Я почувствовал, как неистово заколотилось в груди сердце. Скрипнул зубами. Сжал кулаки и преградил Венчику дорогу.
Глава 15
Темноволосый, кареглазый широкоплечий парень в аккуратном сером костюме, с кожаным коричневым портфелем в руке шёл мне навстречу со стороны кафедры факультета экономики и организации машиностроительной промышленности.
Я отыскал в памяти его имя: Вениамин Сельчик. Но сам я в воспоминаниях обычно называл его Венчиком: так окрестили Вениамина сокурсники, когда он ещё являлся студентом института. Так же за глаза называли его и прочие студенты.
Я остановился посреди широкого коридора, смотрел на Сельчика в упор. Отметил, что главный комсорг МехМашИна выглядел интеллигентным и стильным мужчиной. Внешне он походил то ли на важного начальника, то ли на киноактёра.
Портила впечатление лишь его сутулость: Венчик вытягивал вперёд шею, словно внимательно рассматривал паркет у себя под ногами. «А ещё он заикался», — подумал я. Но не вспомнил, заикался ли «тогда» Венчик до знакомства с моими кулаками.
Рядом со мной замерла Котова. Она не увидела причину моей остановки — Лена взглянула мне в лицо, удивлённо вскинула брови. Но я не ответил на её безмолвный вопрос: слушал, как в моей груди гулко ударялось о рёбра сердце.
Венчик заметил меня — поднял взгляд, посмотрел мне в глаза. Его улыбка вызвала у меня брезгливость и воспоминания о том, как я трижды опускал кулак на эти бледно-розовые губы. Я будто наяву увидел, как разлетались по сторонам кровавые брызги — тогда.
Котова дёрнула меня за руку. Она разглядывала моё лицо. Я вдруг почувствовал запах её духов: чётко выделил его из букета витавших в коридоре ароматов. Распрямил пальцы; не дёрнулся, когда Венчик обошёл меня по дуге и зашёл мне за спину.
— Сергей, что случилось? — спросила Котова.
Я не обернулся, не взглянул Сельчику вслед. Мазнул взглядом по лицам шагавших мне навстречу старшекурсниц. Девчонки посмотрели на меня с нескрываемым интересом — стоявшую рядом со мной Котову они словно не заметили.
— Так… кое-что вспомнил, — произнёс я.
Глубоко вдохнул и неторопливо выдохнул. Отметил: моё сердце чуть замедлило ритм сокращений. Но оно не успокоилось — как и я. Чувствовал, что меня ещё потряхивало от злости и возмущения. Хотя в этой новой жизни я увидел Венчика впервые.
— О чём ты вспомнил? — сказала Лена.
Она не выпустила мой локоть. Котова будто видела: в своём воображении я рванул вслед за Сельчиком, ударом в затылок повалил того на пол и точно так же, как и в прошлой жизни, превратил его лицо в кровавую маску. Лена нахмурилась.
— У папы нашего Артурчика в следующую субботу свадьба, — сказал я. — Надо бы найти подарок.
— Подарок? — переспросила Котова. — Ты же говорил: тебя на свадьбу не пригласили.
Я вдохнул аромат рижской «Иоланты»: едва уловимый, сменивший средние ноты на базовые. В этот раз он не стимулировал работу моего воображения — напротив, успокаивал. Я потёр гладковыбритый подбородок, пожал плечами.
Ответил:
— Ну и что? Я туда и не пойду. Но подарок всё равно нужен.
Увидел, как разгладилась морщинка между бровей Котовой.
Махнул рукой — в кармане моего портфеля звякнули монеты.
— Ладно, — сказал я. — Время ещё есть. Что-нибудь придумаю.
Дёрнул головой и произнёс:
— Идём. Сейчас уже вышка начнётся.
Под руку с Леной я зашагал по коридору.
Не обернулся.
* * *
— Ну-с, приступим, — сказал профессор Баранов.
Он бросил на стол журнал нашей группы.
Баранов пробежался взглядом по лицам студентов первого курса факультета экономики и организации машиностроительной промышленности; взял в руку мел, подошёл к доске. В аудитории раздался шелест открываемых тетрадей. Я смотрел, как профессор выводил на тёмно-зелёной поверхности цифры и символы. Прилежно конспектировал лекцию. Но не задумывался над смыслом этих записей.
— Сегодня мы рассмотрим…
Я прислушивался к поскрипываниям шариковых ручек; слышал, как царапал доску зажатый в руке преподавателя мел; чувствовал, как спокойно и монотонно стучало в груди сердце. Краем глаза я видел, как едва заметно покачивались каштановые локоны на голове сидевшей справа от меня Котовой. Но не смотрел ни на Лену, ни по сторонам — водил взглядом по странице тетради.
Мои мысли сейчас были за пределами аудитории: и даже за пределами настоящего времени.
— … Вспомните те задания, — говорил Баранов, — которые мы с вами разбирали на прошлом занятии…
Я вспоминал. Но не прошлую лекцию по высшей математике. Я вновь прокручивал в голове события из своей прошлой жизни.
Вновь и вновь с удовольствием вспоминал о том, как опускал кулак на лицо Венчика. Помнил, какие чувства переполняли меня тогда. Снова удивился, что не убил Сельчика. Голова комсорга оказалась на удивление прочной: не раскололась на мелкие черепки под напором моей ярости. Веник отделался лишь множественными переломами лицевых костей и выбитыми зубами.
— Не спи, — прошептала Котова.
Она толкнула меня локтем.
Я заморгал. Сообразил, что уже больше минуты не конспектировал лекцию — пристально смотрел на затылок нашего старосты. Но увидел я голову Андрея Межуева лишь теперь, когда шёпот Лены отогнал от моего мысленного взора образ окровавленного лица Венчика. Отметил, что на доске, будто по волшебству, появились неровные строки — профессор без остановки выводил новые.
— … Обратите внимание, — вещал преподаватель, — мы пока не занимаемся упрощением выражения. Сейчас вы поймёте, почему…
Я следил за профессором — вновь поймал себя на мысли, что будто бы смотрел повтор уже однажды просмотренного фильма.
Вдруг представил, что в этой жизни повторится и моя стычка с Венчиком: с Вениамином Сельчиком. Тогда я встретил комсорга неподалёку от института: в десятке шагов от пивной бочки. Не заговорил с ним — первым же ударом уронил его на землю. Нанёс ему три удара (уже лежащему на земле) — так сказали свидетели. Сам я удары не считал: любовался кровавыми брызгами.
«Как он вообще тогда выжил?» — снова подумал я.
«Получается: ты не полный псих, Чёрный», — говорил мне Артур Прохоров.
Кирилл и Артурчик предположили, что я всё же сдерживал силу ударов. К такому же выводу в итоге пришло и следствие. Не без «посторонней» помощи. Хотя я тогда и сейчас точно помнил лишь о том, что мой взор при стычке с Венчиком застилала пелена ярости. И до сих пор не забыл те чавкающие звуки, которыми откликалось на мои удары окровавленное лицо бесчувственного комсорга.
«Постороннюю» помощь следствию в тот раз обеспечил дядя Саша Лемешев. Она помогла: несмотря на то, что моя фамилия к тому времени не раз светилась в милицейских сводках. В прошлый раз по возвращении из армии я вёл себя не так тихо, спокойно и законопослушно, как теперь. В молодости я отличался «горячим» нравом и резким ударом. Часто их демонстрировал.
Но о моих прошлых приводах в милицию тогда «забыли». Для этого Артурчик пожертвовал отцовским автомобилем: у моих родителей не нашлось средств для «смазки» машины правосудия. Лишь благодаря помощи Артурчика и дяди Саши я за избиение комсорга получил условный срок, а не отправился на лесоповал. Но «условка» не спасла меня от отчисления из института и от исключения из комсомола.