* * *
Кирилл и Артур уехали из общежития в субботу утром. На такси. Артурчик пообещал, что его отец обеспечит им на этот день освобождение от занятий — «в честь свадьбы».
На большой перемене я ел беляши на лавке под каштаном в гордом одиночестве. Пустовало место справа от меня и на лекциях: Котова сегодня развлекала «брошенную» Артуром Прохоровым подругу.
Не сопровождала меня Лена и по пути к общежитию. Я видел, как она в компании Наташи Тороповой свернула к «Универсаму». Подходил к двери своей комнаты, когда из кухни выглянули Мраморов и Красильников.
— Ну что, парни, — сказал я. — «Птичье молоко» пробовать будем?
Вова и Паша остановились, будто уткнулись в невидимое препятствие. Переглянулись. Вновь посмотрели на меня — с подозрением, словно почувствовали в моих словах подвох.
— Чёрный, ты серьёзно? — спросил Мраморов. — Предлагаешь нам торт?
— Чё, прямо сейчас? — сказал Красильников.
Я пожал плечами и заявил:
— Устроим чаепитие. Как только придёт Котова.
* * *
Лену мы ждали недолго.
Сидели в моей комнате. Я наигрывал на гитаре пока ещё не написанные песни из репертуара вокально-инструментального ансамбля «Голубые береты» (созданного в этом году в 357-м гвардейском парашютно-десантном полку). Парни посматривали на холодильник.
Цокот каблуков Котовой первым услышал Красильников. Вова метнулся к двери, выглянул в коридор. И тут же обернулся.
— Идёт! — сообщил он. — Готовьтесь, пацаны!
Вова и Паша поправили воротники рубашек, расправили плечи.
Я отложил гитару, подошёл к холодильнику и достал из него торт. Вова и Паша уставились на шоколадную розу, что украшала «Птичье молоко». Приоткрыли рты.
— Хрена себе! — воскликнул Мраморов. — Как настоящая.
Потёр переносицу.
— Я думал… будут танчики, — сказал Вова.
Он озадаченно почесал рыжую шевелюру на своём затылке.
— Что там у вас? — спросила Котова.
Она шагнула через порог — привлекла к себе наши взгляды.
— Какая клёвая! — сказал Красильников.
Я не понял, говорил он о шоколадной розе (которая украшала торт) или о Лене Котовой.
Потому что Котова пришла сегодня не в будничном «общажном» наряде. Она явилась в коротком голубом платье, в чёрных туфлях и с косметикой на лице. Я вдохнул аромат рижской «Иоланты».
— Какая красивая роза! — сказала Лена. — Невероятно!
Она прижала ладонь к груди, покачала головой.
Мраморов и Красильников расступились.
Я протянул Котовой торт.
Сказал:
— Это тебе, Лена. С днём рождения!
Солнечный луч заглянул в комнату, осветил торт — на шоколадном лепестке розы блеснула капля влаги.
— С днём рождения! — подхватили мои слова Вова и Паша.
От крика парней у меня зазвенело в ушах.
Котова взмахнула длинными подкрашенными ресницами. Посмотрела мне в лицо. Я отметил, что сейчас она как никогда походила на своё изображение на «той самой» фотографии.
— Мальчики, как вы узнали? — спросила Лена.
«Прочитал на надгробии», — мысленно ответил я.
Усмехнулся.
Котова спросила:
— Наташка проболталась? Я угадала?
Она всплеснула руками.
— Вот же засранка! — сказала Лена. — Ведь просила её не говорить никому!
Она поджала губы.
Я покачал головой.
— Нам она ничего не сказала.
Смотрел Котовой в глаза.
— Как же тогда… — сказала Лена.
Но не договорила, будто у неё не хватило на это воздуха в лёгких.
Я дёрнул плечом.
— Да какая разница. Узнали. С днём рождения, Лена.
Рассматривал лицо Котовой, вдыхал запах её духов. Лена не закрыла дверь — сквозняк шевелил каштановые пряди на её голове. Котова не сходила с места; и уже не смотрела на торт.
— Так мы торт есть будем? — вклинился в разговор Красильников.
Мраморов шикнул на приятеля, жестом велел ему умолкнуть. Вова неохотно, но повиновался. Парни повертели головами — смотрели то на меня, то на Лену. Ухмылялись.
Котова улыбалась. Не сводила взгляда с моих глаз.
По её щекам скользили слёзы.
— Кхм… я извиняюсь, — вновь подал голос Вова. — Так что там насчёт чая?
Лена тряхнула головой.
Слёз на своём лице она будто не заметила.
— Конечно, будем, — сказала она.
Взглянула на торт и добавила:
— Только не здесь. Мы с Наташей уже на стол накрыли: у себя в комнате. Мальчики, я за вами пришла.
Котова указала рукой на стену.
— Мы салат сделали, — сообщила она. — У нас там даже бутылка вина есть.
* * *
Торт в «женское» общежитие нёс Вова Красильников.
Я по его просьбе прихватил с собой гитару.
* * *
Котова привела нас в ту самую комнату, куда я неоднократно наведывался в прошлой жизни. Вот только на этот раз обстановка в этом тесном женском жилище выглядела иначе. Будто всё в ней переделали под Котову. Сменили своё местоположение даже кровати и стол! Хотя раньше я предполагал: неофициальным лидером в этой комнате, как и в прошлый раз, будет Наташа Торопова.
Наташа встретила нас… меня неприветливо. Она скользнула по моему лицу недовольным взглядом и тут же удивлённо вскинула брови при виде шагнувших вслед за мной через порог Вовы и Паши. А потом она заметила в руках у Красильникова торт. И в момент позабыла о том, что отыгрывала стерву. Всплеснула руками и широко распахнула глаза, будто ребёнок при виде подарков под ёлкой.
Вова Красильников подмигнул Тороповой и сказал:
— Привет, красавица! Наливай нам чай!
* * *
Торт резал я.
Потому что ни у кого, кроме меня, не хватило духу покромсать на куски шоколадную розу.
Вова, Паша, Лена и Наташа смотрели на меня с осуждением, пока я орудовал ножом — словно я резал не торт, а картину знаменитого художника.
Пробу с «Птичьего молока» снимали под песню «Колыбельная медведицы» (в исполнении Аиды Ведищевой), что звучала из радиоприёмника.
Я наблюдал за тем, как комсомольцы с серьёзными лицами поглощали торт и внимательно прислушивались к своим вкусовым ощущениям.
Молчание нарушил Красильников.
— Чёрный, — сказал он, — мне на днюху подаришь такой же. Но только с танчиками!
* * *
Быстрее, чем торт, закончилось только вино.
Хотя Лена и припрятала один кусок с шоколадным листиком — «для Светы Миккоевой».
Торопова печально взглянула на деревянную доску, где остались лишь следы шоколадной глазури, вздохнула. Посмотрела на меня и заявила, что я не такой уж плохой парень, каким казался ей раньше. Сидевшая за столом справа от меня Котова будто невзначай прикоснулась к моей руке локтем.
— Ребята, вы молодцы, что принесли гитару, — сказала Наташа. — Ленчик, спой нам эту…
Она пощёлкала пальцем и добавила:
— … Песню про оленя, мою любимую.
Подбиравшие с тарелок последние крошки торта четверокурсники встрепенулись.
— Про оленя — это «увези меня в оленью страну»? — спросил Вова.
Я заметил, как Котова улыбнулась.
— Спой… Ленчик, — поддержал Торопову Пашка.
Лена скосила на меня взгляд.
Я кивнул и сказал:
— С удовольствием послушаем. Не знал, что ты играешь на гитаре.
Торопова ухмыльнулась
— Лена поёт получше некоторых! — заявила она. — И танцует! Ясно вам? Чтоб вы знали, она в театральный институт хотела поступить. И поступила бы!.. Если бы родители её не отговорили.
Она покачала головой и сказала, будто кого-то передразнивала:
— Тебе нормальная профессия нужна…
Торопова фыркнула, расправила белый воротник блузки.
— Зря ты своего папашу послушала, Ленка, — сказала она. — Ещё пожалеешь о своём решении. Из тебя получилась бы прекрасная актриса. Настоящая звезда! Точно тебе говорю!
Наташа вздохнула. Лена лишь улыбнулась ей в ответ — печально.
Вова принёс гитару. Вручил её Котовой.
Тонкие длинные девичьи пальцы пробежались по струнам — проверили настройку инструмента.
