Его более сдержанный на эмоции бойфренд Анчик, сказал:
— А этот ее мальчик красавчик. Если «пасть» означает удовольствие, то отчего бы и не пасть?
На это Бриан развел руками, возразив:
— Сама Тьеполо!
Анжелика остановилась в конце зала поприветствовать Георгия, хотя скептическое выражение его лица не располагало к беседе.
— Смело, — все, что он сказал.
Девушка передернула плечами, ничего не ответив. Она знала, на что идет. Обдумала все тысячу раз. Была трусливая мысль — после того, как вернула Даймонда домой, в свою постель, ограничиться тайными встречами. Однако, наблюдая тоскливое сожаление в синих глазах, поняла, что таким образом надолго его не удержит. Он не поверил, когда она пообещала ввести его в общество. До последнего она и сама не верила, что вынесет этот позор.
Все свое бессмертие она гонялась за силой, властью и влиянием. И вот теперь выбрала не просто в любовники — в возлюбленные — слабого вампира, который ничего не мог ей предложить. Ничего из того, что она и ей подобные умели ценить. Он подарил ей и целых двести лет, вручал одну и ту же драгоценность. Она не стоила ни копейки и вместе с тем являлась бесценной. Но чтобы это понять, нужно было потерять…
К девушке приблизился Порфирио, он поцеловал ей руку и, весело глянув на Даймонда, пробормотал:
— Адресок не подскажешь, где такие хорошенькие мальчики водятся?
— А я думала, ты по рыжим девочкам специализируешься, — парировала она, кивнув на Катю.
Фарнезе в задумчивости погладил подбородок.
— Что-то в ней есть…
— Не в ней… — поправила Анжелика.
Порфирио не понял, и девушка пояснила:
— Не в ней, а у нее есть. Есть Лайонел — дорогостоящий пиарщик. Волшебник, родом из тех, кто способен железо одним своим прикосновением переплавить в золото.
Молодой человек посмеялся и, взявшись за рукоять своего меча, пообещал:
— Скоро будет жарко.
Ей хотелось уточнить: «Не тогда ли, когда Лайонел размажет тебя по полю брани?», — но она смолчала. Нецелесообразно было настраивать против себя одного из немногих, кто не обратил внимания, что она пришла в компании слуги. Если бы не знала Фарнезе, могла бы подумать — тот просто не знает всех в петербургском высшем обществе. Но она отлично помнила этого ловеласа, года и целый век ничего в нем не изменили. О бесконечных интрижках венецианского правителя ходили самые разнообразные слухи. Посему на чужие слабости в любовных делах сам он смотрел сквозь пальцы. Да и считалось, что венецианское общество сплошь состоит из неравных союзов. Там это являлось уже чем-то вроде нормы.
Анжелика ощутила, как Даймонд коснулся кончиками пальцев ее ладони. Это нежное прикосновение оборвало мысль и поселило в голове другую — приятную, заставившую улыбнуться.
Девушка взяла его руку и, крепко сжав, едва различимо прошептала:
— Скоро.
Он ответил застенчивой улыбкой, а Анжелика с трудом сдержалась, чтобы не засмеяться. Так легко и спокойно ей вдруг стало, точно скинула с себя кандалы невообразимой тяжести. Больше не нужно было таиться. Она поступила как захотела, и мир не рухнул, более того, он планировал еще постоять ближайшую вечность.
На смену радости пришла грусть. Стоило ли так долго быть заложницей собственных правил?
Ведь это она, а не кто-то иной, диктовала моду в этом городе, ставила условия и придумывала правила. Все остальные лишь следовали, соблюдали и не нарушали.
Лайонел, может, и сменил ее на ту, которая пришлась его сердцу, но занять место первой красавицы рыжей девчонке не удалось. Кажется, та и не стремилась. Анжелика нашла взглядом в зале правителя — он потягивал из кубка кровь, разглядывая грудь в декольте Аделины. Девушка непроизвольно поморщилась. О романе трехгодичной давности этих двоих знали все, но никто ничего не мог доказать. Ни в «Питерском Зазеркалье», — ни в одной другой газете не появилось ни единой заметочки. Еще тогда стоило понять: все диктаторы соблюдают свои же законы ровно до тех пор, пока хотят. А потом вносят поправки иди придумывают новые.
Анжелика вздохнула. Упрекнуть Лайонела было не в чем. Ведь он не раз пытался объяснить, что для таких, как они, законы легко поддаются изменениям. Да что там, даже продемонстрировал на примере, когда из-за одного своего желания — одержимости к человеку — перевернул собственные законы, И недолго думая внедрил новые, где основной из них откровенно звучал — делаю что хочу, когда хочу и с кем хочу.
Вот и она могла поступать точно так же.
Сколько времени ее станут осуждать. День? Два? Неделю?
А впереди брезжили века и века…
Взгляд ледяных глаз был устремлен в шикарное декольте Аделины. Вильям с минуту уже наблюдал презабавную картину: как брат пытается сосредоточиться на чем-то другом и у него не получается.
Катя невпопад кивала Бриану, вымученно улыбалась сестрам Кондратьевым. После общения с Тьеполо, потрясшей всех неординарным выбором спутника, девушка выглядела подавленной.
Сама же Анжелика держалась как обычно, по-королевски, ничуть не смущаясь, что подле нее слуга. Впрочем, спокойствие красавицы являлось скорее напускным. Едва ли внутри она пребывала в той же гармони, какую пыталась всем продемонстрировать.
— Может, сбежим отсюда? — сказала на ухо Ольга.
Молодой человек посмотрел на смазливое личико сидящей рядом девушки и вновь устремил взгляд на брата.
— Хочу посмотреть пару поединков.
— Ну, хорошо, — беспечно согласилась Ольга, — давай посмотрим.
Вильям промолчал. Сейчас его куда больше занимало наблюдение за Лайонелом, Катей и Аделиной. Подавить в себе неуместную радость из-за возникшего треугольника получалось с трудом. Сам не понимал, как может испытывать удовольствие от метаний брата, привыкшего поддаваться всевозможным соблазнам. Вильям на протяжении пяти столетий ни разу не видел, чтобы Лайонел поступился своими желаниями относительно чего-либо или кого-либо. И в этот самый момент он хотел Аделину. Многие раньше поговаривали, что правитель с особенной теплотой относится к Суворовой и часто ее навещает. Сам Лайонел из всех своих женщин об этой говорил меньше всех.
Вильям отодвинул от себя пустой кубок.
Хуже всего было не испытывать сочувствия к Кате. Ему словно хотелось, чтобы брат, как и прежде, поддался соблазну, вернулся к своей дьявольской сути. Вот только зачем? Чтобы утешить девушку самому? Вряд ли. Она не вызывала у него прежних чувств. Исключение вызывал случай, когда он увидел брата в обличии Кати. Тогда с ним произошло что-то неподдающееся объяснению. Еще до того, как понял, кто на самом деле перед ним, он испытал бурю чувств — от сжигающей ненависти до всепоглощающей любви. Столь сильные эмоции он испытывал прежде лишь несколько раз. Первый — много-много лет назад, когда был еще человеком и думал, что убил своего брата. А второй — в конце весны, когда Лайонел спустя столько лет ответил ему тем же, показав, что их отношения больше не имеют для него никакого значения.
