Анжелика шагнула к нему.
Две такие похожие истории отношений и в то же время совсем разные. Лайонелу было безразлично, если она уйдет от него, устав ждать ответа на чувства. Он мог отпустить ее без сожалений и потому даже не думал о компромиссе.
А она не могла отпустить Даймонда, поэтому сказала ему:
— Ты выиграл.
Юноша не шелохнулся, когда она приблизилась почти вплотную. Отстраненность в синих глазах неприятно кольнула, но девушка не подала виду и продолжила:
— Лайонел принес мне твое прошение.
Даймонд молчал.
Анжелика подавила желание пригладить ему волосы. Не решилась. Он выглядел другим, и ей впервые вдруг стало неловко обращаться с ним как прежде. Раньше она могла запросто потрепать его по щеке, взъерошить волосы, дать подзатыльник или пощечину.
Наконец он спокойно промолвил:
— Я хочу уехать.
— Неправда, — возразила она. — Ты всегда любил меня и с другой счастлив не будешь.
Он рассмеялся.
— Двести лет, Анжелика, я смотрел на то, как ты влюблена в себя. И в один прекрасный день мне по-настоящему опротивело.
Она растерялась, не зная, что на это сказать.
— Ты просто сердишься, — прошептала девушка.
— Нет, уже не сержусь, — покачал головой, — я знал, как ты поступишь. Да и могло ли быть иначе?
— Даймонд… — Она взяла его за руку, но он решительно высвободился.
— От моей любви ничего не осталось, даже восхищения твоей красотой. Ничего.
Анжелика ощутила непривычное тепло, подкатившее к глазам.
— Не говори так. Я не верю.
Даймонд кивнул.
— У ног Красоты лежит весь мир, но в своей гордыне она навсегда одинока. За двести лет ты не осчастливила ни одно существо. Где бы ты ни появлялась, всюду в мужчинах вспыхивает разрушительное пламя желания. Ты сеешь раздор и ненависть, а уходя, оставляешь за собой выжатые сердца. Единственный, кто затронул твое ледяное сердце, это Лайонел, и то лишь потому, что его собственные льды оказались крепче твоих. Вы, конечно, стоите друг друга. Но ему снесло крышу из-за этой забавной девочки Кати… В любви нет места разуму. Ты не могла понять, что он в ней нашел?! Она живая, ты мертва. Наркисс — он не сильной и бессмертной тебя сделал, а убил тебя. — Юноша отступил на пару шагов. — И я готов бежать на другой край земли, только бы никогда больше тебя не видеть.
Он развернулся и зашагал прочь.
Девушка увидела, как его силуэт расплывается перед глазами, и заморгала, не понимая, что происходит.
Она едва слышно всхлипнула, но Даймонд услышал и обернулся. Их взгляды встретились.
Лайонел затронул гордыню, не сердце, — проговорила Анжелика.
Она видела, что юноша чуть подался к ней вперед, точно желая вернуться, и прошептала:
— Мое сердце всегда принадлежало тебе.
По щекам потекли огненные слезы, причиняющие острую боль. Девушка лучше бы умерла, чем расплакалась перед каким-нибудь мужчиной, но перед этим мальчишкой она никогда не стыдилась своей слабости.
Даймонд отвернулся, но не сошел с места, а ее сердце в груди тихо сжалось от горя и отчаяния.
Но уже в следующий миг юноша оказался рядом и заключил ее в объятия. Он целовал ее мокрые ресницы, гладил по волосам, шепча:
— Не нужно… не будь такой беспощадной.
Она положила голову ему на плечо, уткнувшись в шею, и умиротворенно улыбнулась.
Ей не хотелось думать, каким будет их завтра.
Я что-нибудь придумаю, — подумала Анжелика и, ощутив, как напряглась рука, скользящая по ее волосам и спине, поняла, что произнесла мысли вслух.
Юноша чуть отклонился, глядя ей в глаза.
— Не сможешь, — вздохнул он. — Я не пара тебе…
Она ничего на это не сказала, крепко стиснула его руку и попросила:
— Не оставляй меня.
Ее слова потонули в шепоте листьев, чьи шуршащие голоса задрожали под резким порывом ветра. В черное небо без устали летели водяные стрелы и, возвращаясь, музыкой дождя разбивали прозрачную поверхность воды. Белоснежные пальцы влюбленных переплелись во власти мятежной тоски, а губы слились в нежном поцелуе.
* * *
Она выехала из ворот на своем мотоцикле и повернула на Балтийскую, устремившись в сторону его дома. Молодой человек бесшумно последовал за ней.
На повороте она сбросила скорость и посмотрела на неосвещенный дом из красного кирпича за высокой стеной.
Вильям множество раз видел такие взгляды. Старое здание точно притягивало непрошеных зрителей, манило своей зловещей таинственностью. Люди, может, и не догадывались о том, кто его жители, но опасность исходила от самих стен, черного блеска окон, обломанных углов, обшарпанных стен. Одних концентрация сил в предметах отпугивала, других манила.
Его новая знакомая принадлежала как раз к последним.
Бесс прокатила по Михайловскому переулку, затем по Швецова и свернула в небольшой дворик перед старой четырехэтажкой. Мотоцикл оставила за полуразрушенной кирпичной оградой помойных контейнеров.
Вильям зашел в подъезд и поднялся за объектом своей слежки на последний этаж.
Он увидел, что дверь девушке открыл коротко стриженный блондин в тренировочных штанах и мятой футболке. Его голубые глаза озарились радостью, губы растянулись в улыбке.
— Не ожидал, — сказал хозяин квартиры.
— Мне нужно приглашение? — спросила Бесс.
— Нет.
Дверь за ней закрылась, как погасший лучик надежды, забрав с собой яркую полоску света с лестницы.
Вильям постоял, прислушиваясь, а затем бросился к небольшому грязному окну и распахнул его. Вылез, ухватился за слуховое оконце и поднялся на крышу, откуда спустился по черной пожарной лестнице, расположенной в самом углу соединения двух зданий. Придерживаясь одной рукой за железный прут, молодой человек заглянул в окно. То оказалось занавешено плотной портьерой, лишь с одного края оставалась узкая щелочка. В комнате горел тусклый свет, и все, что было видно в щель, — это стену, а на ней две тени, слившиеся в одну.
Играла музыка, мужской красивый голос пел:
…Звуки ленивы и кружат, как пылинки, над ее головой.Сонные глаза ждут того, кто войдет и зажжет в них свет.Утро Полины продолжается сто миллиардов лет.И все эти годы я слышу, как колышется грудь.И от ее дыханья в окнах запотело стекло.И мне не жалко того, что так бесконечен мой путь.В ее хрустальной спальне постоянно, постоянно светло[10].
В мелодичные звуки врывались прерывистое дыхание и ускоренный стук двух сердец.
Вильям отпрянул от окна и на несколько мгновений застыл, глядя в никуда, вынужденный слушать музыку чужой страсти.