сильно или слабо, с одной стороны или с обеих.
– О чем забыла? Кто скажет?
– Заточка может быть по всей длине клинка или в отдельной части, – медленно, словно нехотя, с некоторым высокомерием сообщила Аглая.
Доброжелательная улыбка войника в один миг протухла. Он вынужденно кивнул. Видимо, знал, что Аглая знает, и спрашивал других, которым требовалось подтянуть знания. Аглае он ничего высказал.
– Почему мы занимаемся только с прямым-коротким-обоюдоострым, Софья?
Испуганно хлопнув глазами, одна из череды ничем не примечательных девочек проинформировала кисло-плаксивым голосом:
– Вес и длина подходят возрасту, и распространены такие мечи больше остальных.
– Отлично. С каким оружием лучше всего сочетается одноручный меч? Марьяна.
– Со щитом, кинжалом, топором и вторым мечом. – Невысокая стройняшка знала предмет на пятерку, отвечала четко, звонко, глядя в лицо преподавателю. – Если у человека двуручие, его еще называют сложным словом амбидекстрия, два одинаковых меча – лучший выбор.
– У нас есть амбидекстры? – осведомился войник, совершив головой полный круг, провернувшиеся каблуки сапог при этом вырыли небольшую ямку. Тело осталось вертикальным, доспехи даже не звякнули. Ему бы в балет. Хотя… С такой шикарной пластикой при таком весе ему и в войниках неплохо.
Нескольких секунд ушло на бесплодное ожидание, и войник вернулся к основной линии урока:
– Чем меч, как личное оружие, отличается от копья, булавы и боевого топора, Глафира?
Романтическая особа, не сводившая с преподавателя глаз, набрала воздуха в налившуюся не по годам грудь:
– Копье ломается, оно бессильно в ближнем бою и не всегда находится под рукой – например, на кухню с собой не возьмешь.
– Или в уборную, – съязвила склонная к полноте высокая девица.
– Тоня, продолжи, – строго глянул на нее войник.
Та пожала плечами:
– Булава и топор – оружие нападения, и только мечом можно одновременно защищаться и нападать.
– Какими способами? Ираида.
– Рубить, колоть, подрезать.
Еще были Ярослава, Амалия, Любава… Сначала я пытался запомнить, кто есть кто, потом плюнул на это дело. Имя звучало за именем, но из памяти вылетало в тот же миг. Плохо, когда много и сразу. Кстати, это правило применимо вообще ко всему.
– Почему сильнозаточенный меч не всегда благо, Феофания?
– Острота поможет только при краткотечном бое…
– Стоп, хорошо. Клара, почему?
– Меч зазубрится.
– Анна, что будет с таким мечом?
– При последующей заточке утоньшится и в следующем может сломаться.
Войник довольно поднял руки.
– Теперь к практике, – скомандовал он. – Разбиться для парного упражнения.
Начался разброд, каждый искал себе пару по весу и умению. Я повернулся к Томе, но раздался голос Аглаи:
– Чапа со мной!
Карина облегченно выдохнула и подхватила женственно-чувственную девчонку, названную, помнится, Глафирой: младше навязавшейся ей напарницы, но уже с выразительными формами, довольно крепкую, дылдастую, оттого казавшуюся почти взрослой.
Тома встала с Зариной. Так, двумя колоннами, мы попарно вышли из ворот школы. Снаружи бойники приготовили тренажеры, по одному на каждую пару. П-образные жерди, где с верхней перекладины свисало нечто похожее на человеческую фигуру. Подвесные груши из стволов дерева местами были обвязаны сеном – отрабатывать удары в мягкое.
– Встаньте к чучелу с противоположных сторон, – приказал войник.
Исполнили.
– Удар наносить по команде. Три условия: делать это нужно сильнее противника, быстрее противника и оставаться вне поля зрения противника. Раз!
Не все среагировали. На «два», «три» и далее результат улучшился.
Аглая очень старалась. Странно, но мне удавалось не хуже: все же, что-то осталось от былых ненавистных занятий, отвлекавших от компьютера. Или более стремительный темп жизни сказывался, когда одновременно ищешь инфу в инете, говоришь по телефону, киваешь знакомым, обходишь длинным маневром плохую компанию, стараешься не вляпаться в собачьи подарки, увертываешься от проносящихся автомобилей и невредимым являешься в школу, а после уроков – домой. Не чудо ли с точки зрения здешнего патри… матриархального менталитета?
– Теперь без команд, – объявил учитель. – Работать поочередно: одна бьет первой, вторая предугадывает, работает на опережение, держит диагональ. Через каждые пять ударов меняться.
Все-таки махать палкой – мальчуковое занятие. У меня получалось все лучше и лучше. Врожденное это у нас.
Аглая сначала хмурилась, затем похвалила:
– Неплохо для новенькой. До сих пор интересных партнерш для спаррингов у меня не было.
Рядом возник дядя Люсик.
– Перекур, – сказал войник. – А наше занятие окончено.
Он ушел. Дядя Люсик погонял нас три круга вокруг школы, затем дал немного отдышаться и отвел в конюшню, где долго мурыжил тонкостями аллюров и прочих галопов. Настало время обеда. После обеда – снова лошади, теперь отличия гнедых, буланых, каурых, вороных и всяких игреневых. О саврасой масти я знал только то, что какую-то известную кобылу – или жеребца? – звали Савраской. Мне понравилась чалая: с вкраплениями белого в волосах. Я назвал ее мелированной. Нам с Томой лошадиные масти были внове, а остальные скучали.
Затем пошла практика. С умелыми всадницами занимались войники и войницы Дарьи, с начинающими – все тот же папринций. Само собой, мы с Томой попали во вторую группу. Из солидарности и верности долгу Зарина осталась с нами. Мы выезжали в рощи и в поле, в сопровождении старшего пронеслись туда-обратно по дороге. Доехали вплоть до развилки, где увидели странную процессию одинаково одетых женщин в кроваво-красных плащах с капюшонами и с вещевыми мешками за плечами. Этакие бойники женского пола, только с открытыми лицами. Неправильно сказал: лиц в глубине капюшонов видно не было, для этого требовалось бы спешиться и специально заглянуть. Про себя я назвал краснокапюшонниц монашками, другого определения к их внешности не подходило.
Ужина едва дождались, съели все и попросили добавки. Нам дали. Обслугой всегда были бойники. Кажется, они и готовили. Просьбы выполнялись ими безмолвно и беспрекословно, лица из-под колпаков никогда не показывались. Интересно, почему они всегда в масках? Обет такой дали?
Маленькая нужда доставляла проблемы. Трудно выбрать момент, когда в нужном месте свободно. И совершенно невозможно предсказать, не войдет ли кто-то в процессе. Со смущением я попросил у Томы содействия.
– Постоишь у входа, а если вдруг кто – подай знак.
– Какой? – взвеселилась она, вникнув в ситуацию. – Песенку спеть? «Журчат ручьи»?
– Любой звук. Кашляни, чихни, стукни в стену. Обратись к тому, кто идет, с каким-нибудь вопросом. Поскользнись, если что. Вспомни классическое «Шъёрт побьери».
– Вот еще. Хорошо, подежурю, давай быстрее.
Едва я пристроился, как снаружи донесся кашель и стал удаляться. Я присел над агрегатом, опустив полы рубахи и прикрывшись ими. В уборную влетела скромненькая незаметная ученица по имени Феодора. Худенькая тихоня с цепким взором, она обладала самыми сильными ногами в потоке: в беге ей не было равных. Больше ничем девица не выделялась и, как
