копья в середину свернувшегося калачиком тела? Тогда вовсе не Лисавета едва не укокошила Дорофея, как думала Милослава. Вопрос на пятьсот тысяч: а в Милославу ли целилась убийца?
Вопрос на миллион: в кого же тогда? Я в тот момент отошел, и участочек похожего на эвакуационный пункт поля занимали только сестры Варфоломеины и Милославино семейство.
И Тома.
Если целью была она… А теперь – я… Кажется, в этой местности с усердием отстреливают ангелов. Зачем? Допустим, чтобы не дать им что-то сделать. Все упирается в вопрос, на который нам не дают ответа: зачем ангелов ведут в крепость?
И зачем понадобились сложности с копьеметанием, если можно отравить или удушить во сне, и никто ничего не заподозрит. Если такая мысль придет в голову и неведомому противнику, то у нас еще все впереди.
Нужно срочно рассказать о подозрениях Томе, пусть поостережется.
Гм. Как? Мамаши веками твердят деткам: не балуйтесь, будьте внимательны, будьте осторожны. И что же, те слушаются?
Не буду я ничего говорить Томе, ей лишние нервы, а толку – пшик. Она давно в курсе, что здесь опасно и надо быть начеку. Если не возводить нагромождения сложных конспирологических умопостроений, то остается простое объяснение: случайность. Не зря же в обоих случаях промахнулись. Трудно представить профессионального убийцу, дважды подряд оставившего клиентов на этом свете. Таких обычно самих отправляют на тот.
И все-таки. Что-то внутри категорически не принимало случившееся как случайность. Пусть это мнительность и глупая привязанность к данной родителями жизни, но другой не будет, и это весьма прискорбно, и даже обидно.
Итого: теперь я точно знаю, что не знаю чего-то важного. Чего не знаю, пока не знаю. Есть повод срочно узнать. Если дадут узнать. И… если успею.
После завтрака вышли на тренировочное поле. Шлем и меч – на траву, сами уселись рядом. Тома, Карина и еще пара девчонок скрестили ноги по-турецки. Я вместе с большинством опустился на колени, как самурай: с гордо выпрямленной спиной, разведенными локтями и ладонями на бедрах. Аглая просто легла, заложив руки за голову, взгляд устремился в небо. Зарина по-детски плюхнулась на попу, вытянув ноги перед собой.
Подошедший дядя Люсик попросил не вставать. Подогнув левую ногу, он присел на нее и, опершись ладонью о землю, начал занятие. Первым делом поступила команда всем повторить, а новеньким выучить уже известную нам молитву воспитания. Часть я пропускал мимо ушей, но остальное в свете последних событий звучало тревожно и своевременно.
– Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! Я отдаю мечты и поступки… Убираю пороки… Ибо преступивший закон сознательно поставил себя… – дружно выдавали ученицы, не обязательно вникая в произносимое, но стальным топором высекая в памяти на будущее. – Общество обязано ответить тем же. Чем возмездие суровей – тем меньше ненужных мыслей в наших головах… И да не дрогнет моя рука во исполнение закона… Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!
Феодора фанатично повторяла вместе со всеми. И Карина. И Аглая с Варварой. Чего я прицепился к ним? А если, сам того не заметив, каким-то образом перешел дорогу цариссе? Или кому другому, о ком даже не знаю? Для распутывания преступления даже Шерлоку Холмсу первым делом требовалось выяснить мотив преступника либо иметь конкретный набор подозреваемых с мотивами, из которых выявить преступника. Мне в этом плане сложнее. Плюс ко всему я почему-то не Шерлок Холмс.
– Закрепим, – сказал дядя Люсик. – Аглая, кто такой преступник?
– Любой, кто нарушил законы общества сознательно. Своим решением он выводит себя за рамки общества. Так как с этого момента он не является частью целого, права членов общества на преступника больше не распространяются.
Папринций чуть-чуть сдвинул акцент:
– Если человек видел преступление и не принял мер по предотвращению, что это значит? Варвара.
– Он тоже преступник. Бездействие – сознательное действие. Покрытие преступления – не меньшее преступление.
– Еще немного на ту же тему. Допустим, преступления человек не видел, но о нем догадывается. Кто хочет ответить?
Вызвалась девчонка лет тринадцати, из тех, чьих имен никак не запомню:
– Не остановить намерения, если оно преступно – тоже тягчайшее преступление. По любой догадке нужно принимать меры. Лучше перестараться и ошибиться, чем недоглядеть, это всегда спасало и еще спасет много жизней.
– Правильно, лучше перебдеть, чем недобдеть. Если у кого будет, что сказать, – пронизывающий взор дяди Люсика обвел каждого, – знаете, где меня найти. Сейчас верховая езда, после обеда рукопашный бой.
Виновник броска не объявился. Никто ничего не видел, всех в ту минуту отвлекло лечение Варвары. Пришлось просто принять и жить дальше.
Время пронеслось быстро. Ужин снова закончился раньше, чем стемнело.
– Настал час занимательных историй, – снова собрав всех на травке, объявил дядя Люсик. – Задание подготовили? С кого начнем?
Кто-то вызвался, полился словесный ливень. Иногда переходил в град. Покрапывал дождичком. Но мочил лишь макушку, не проникая в сердце. Одна, вторая, третья расказчица… Скукота. Стараясь не зевать, я со всеми выслушивал типичные истории про добрых царевен и злых соседских царисс, про неистребимую жажду получить все и сразу, ничем за это не заплатив и нисколько не утруждаясь. Это называлось добром. Кто препятствовал халяве, объявлялся злом и подлежал зверскому уничтожению.
– И сверкнул меч, и покатилась голова с плеч…
– И рассыпались злодеи в прах…
– И признали ее самой справедливой и посадили на царствие…
– И уничтожено было зло подчистую, а добро восторжествовало и управляло миром до скончания веков…
– И никто не смел больше нападать на счастливую страну, пока в нем царствовала великая царисса Евстратия…
– И служил ей меч-воевец верно до самой смерти…
– И не имели котомка-самобранка и простыня-самодранка ни сносу, ни прорехи…
– И собрались все хорошие и поубивали всех плохих…
Кто-то вышучивал серьезное и даже святое. Кто-то просто мечтал о чистом и высоком, считая это добром, а окружавшую унылую повседневность, соответственно, злом.
Для большинства понятия добра и зла выражались в формуле африканского князька: я увел у соседей коров и женщин – добро, у меня увели – зло. По окончании каждого сказания дядя Люсик кратко резюмировал, находя дельные мысли в самом невероятном и делая многогранные выводы из бесконечно плоского. Иногда он поглядывал на меня с Томой. Мы не горели желанием «лезть поперек батьки». Он не настаивал, слово переходило к следующей ученице.
Обидно, но ни Феодора, ни Карина, ни Аглая с Варварой (кто-то из них мог оказаться той сволочью, которая метнула копье) ничем не удивили. Для меня зло – то, что хочет меня убить. Что может защитить – добро. Так и живем, не мечтая о
