боишься рисковать.
— В чем?
— Во всяком, — эхом повторила Райли мои слова. — В жизни. — Но уголок ее губ изогнулся в легкой улыбке, и я поняла, на что она намекает.
— Райли… — нахмурилась я.
— Что? — состроила она невинное личико. — Я лишь говорю, что ты слишком переживаешь за будущее. Иногда нужно просто жить и чувствовать.
После завтрака за Райли заехала ее мама. Я махала ей с крыльца, пока их машина не скрылась из вида. Затем не стала возвращаться в дом, а спустилась по деревянным ступенькам на лужайку. Весенний воздух освежал, и я направилась к домику на дереве, куда хотела забраться с того времени, как Коул показал мне его во время нашей экскурсии по ранчо.
Приблизившись к дубу, я немного оторопела от его высоты и огромных разлапистых ветвей. Зеленый полог кроны не давал пробиться солнцу и создавал озерцо тени. Я не поленилась сосчитать количество прибитых к дереву дощечек-ступенек — двенадцать. Сам домик выглядел покинутым. Когда, интересно, Уолтеры пользовались им в последний раз? Вряд ли давно. Не найдешь лучшего местечка, чтобы спрятаться.
Я обхватила ладонями дощечку над головой и начала осторожно взбираться. Не хотелось вогнать в руки занозы. Достигнув верха, я толкнула дверцу в полу, и она открылась, заскрипев петлями.
— Джеки! — раздался голос, когда я сунула в домик голову.
Напугавшись, я закричала, соскользнула с дощечки ногой и потеряла равновесие. Внутри от страха похолодело. Чтобы не сверзиться вниз, я вцепилась рукой в верхнюю дощечку.
— Дай руку, — велел Алекс. Его лицо возникло надо мной в дыре от распахнутой дверцы.
Я потянулась к нему, и он, стиснув мое запястье, затащил меня в безопасность дома. Мы оба рухнули на пол, тяжело дыша.
— Я чуть не грохнулась с дерева, — потрясенно пробормотала я.
— А я чуть не помер от инфаркта, — отозвался Алекс. — Ты меня до смерти перепугала.
— Прости, — вздохнула я, еще не очухавшись. Сердце так колотилось о ребра, что грудь ныла. — Я думала, тут никого нет.
— А ты что здесь делаешь?
— Любопытничаю. Никогда раньше не была в домике на дереве.
Сердцебиение начало замедляться, и я огляделась. Маленькая комнатка была покрашена в спокойный зеленый цвет. Листва сохраняла внутри приятную прохладу. Здесь было два маленьких окошка, у одного из которых стоял прикрученный к подоконнику телескоп.
На стене красовалась нарисованная от руки карта ранчо. Вдохновенным художником, похоже, был ребенок. Бассейн носил гордое название «Ядовитая лагуна», дом Уолтеров — «Черная крепость», а домик на дереве — «Лесное убежище». Угол подпирал пластмассовый меч, и по полу были расставлены сиденья-ящики.
— Никогда? — переспросил Алекс. Он улегся, опершись на локти, чтобы было удобнее смотреть на меня.
— Забыл, что я из Нью-Йорка?
— У вас там деревьев нет? — пошутил он.
— В вестибюле есть бамбуковое дерево в горшке, — ответила я, изучая настенную карту. — Домик на нем не построишь. — Под нарисованным водопадом еле различалось нацарапанное «Бухта русалок». Сундук с сокровищами на песке ломился от разноцветных драгоценностей.
— Так странно думать, что у тебя не было заднего двора, — сказал Алекс. — Ребенком я практически жил на улице. Отец помог мне построить этот домик, когда мне было восемь.
— Даже если бы у нас был задний двор, это бы ничего не изменило. — Я взяла пластмассовый меч и взмахнула им. — Папа не был мастером на все руки.
— Он был бизнесменом, да?
Я опустила игрушку и, склонив голову, внимательно посмотрела на Алекса. Он первым из Уолтеров задал мне вопрос о семье. Алекс застыл под моим взглядом, осознав свою ошибку. Вместо того чтобы сочувствовать, он испытывал большую неловкость, чем я. Меня это почему-то успокоило.
— Все нормально, — опередила я его извинения.
Алекс ответил не сразу, и мне даже показалось, что он вообще промолчит.
— Что ты имеешь в виду? — осторожно уточнил он.
— Алекс, — я приняла сидячее положение, — ты избегаешь моего взгляда. Тебе неловко говорить… о моей семье.
— Оу. — Он заставил себя посмотреть мне в глаза. — Я не хотел вести себя странно. Просто не знаю, что сказать. Я не знаю никого, кто… чья семья… — Он умолк, не в силах закончить предложение.
— Того, кто потерял всю семью? — впервые я озвучила эти слова при одном из Уолтеров.
— Да. — Алекс мгновение выдерживал мой взгляд, а потом снова отвел глаза в сторону.
— Чаще всего в подобной ситуации говорят «мне жаль». — Я хотела, чтобы он расслабился. Странное чувство. Обычно при разговоре о моей семье меня пытаются утешить, а не наоборот.
— Нелепый обычай, не находишь?
Не такое я ожидала услышать.
Алекс тоже сел, привалившись спиной к стене.
— Какой?
— Ну вот смотри. Это произошло в результате аварии, — сказал он. Под «этим» подразумевалась смерть. — «Мне жаль» звучит как извинение. Но не я же виноват в случившемся. Правильнее было бы сказать: «Я сочувствую». Однако сомневаюсь, что сочувствуют все. А если ты не знал умершего, но обязан что-то сказать? Сказать то, что не идет от души.
Куда это его понесло?
— Алекс, — позвала я, пытаясь привлечь его внимание.
— Может, стоило бы просто обниматься? Физический контакт говорит больше слов. Но на похоронах, наверное, и так обнимаются. Мне бы и обниматься с тобой было неловко, так как мы почти незнакомы.
— Алекс! — прервала я его, для пущего эффекта хлопнув в ладоши.
— Прости. — Его щеки залил румянец. — Когда я нервничаю, много болтаю.
— Я заметила. — Мои губы сами собой изогнулись в улыбке. Это было худшее выражение соболезнований в моей жизни, но мне от него полегчало. — Спасибо.
Поняв, что я не расстроилась, Алекс улыбнулся.
— Не за что.
Я снова посерьезнела.
— Знаешь, что мне ужасно не нравится? — спросила я и не стала ждать ответа. — Когда со мной обращаются так, словно я могу сломаться. На секунду я испугалась, что и ты начнешь ходить вокруг меня на цыпочках.
— Мне жаль, — произнес он, не зная, что еще сказать.
— Да, — вздохнула я и сказала
