С чувством облегчения она переключилась на мысли о лорде Харткорте. Его выдержка, чувство собственного достоинства, а главное, его сдержанность вызывали у нее невольную гордость за то, что он ее соотечественник. Ее мысли снова вернулись к тому удивительному моменту, когда его пальцы коснулись ее руки, и она испытала странное и волшебное чувство. Может быть, подумала она, в тот раз на приеме, когда они стояли на балконе и ей показалось, что он был так груб, она просто не поняла его. Ей хотелось как-то оправдать его поведение, опереться на него, как на единственную сильную и цельную личность среди толпы чужих и неприятных людей, с которыми она общалась со времени своего приезда в Париж.
Что же было не так? Почему этот дом так отличался от того, что она себе представляла? Почему ее тетя поощряла ухаживания такого человека, как барон? Что вынуждало ее терпеть такого типа, как Пьер Гозлен? Все это было слишком непонятно для нее. Гардения чувствовала себя несчастной и потерянной и, как ребенок, нашла утешение в слезах.
Она так и заснула в слезах, а утром присущая юности жизнерадостность взяла верх, и, проснувшись, она ощутила себя полной сил и готовой справиться со всеми неприятностями.
Было рано, и все в доме еще спали, но она была не в силах дольше оставаться в постели. Она уже убедилась, что даже прислуга вставала поздно главным образом потому, что некому было подгонять их по утрам, чтобы они живее приступали к выполнению своих обязанностей; к тому же большинство из них очень поздно ложились спать.
Гардения знала, что не совсем прилично отправляться на прогулку в одиночестве и что ей следовало бы взять с собой хотя бы горничную, но она сомневалась, что Жанна уже проснулась, а даже если и так, ей не хотелось идти с ней.
Она оделась и бесшумно сбежала по лестнице. Самостоятельно отодвинув задвижки и открыв замок входной двери, она решительно захлопнула ее за собой.
Гулять одной по Парижу в такой час было безрассудно и рискованно и в то же время захватывающе интересно, и она чувствовала, что даже если ей потом здорово влетит за ее шальную проделку, все равно игра стоит свеч.
Солнце сияло, воздух был напоен ароматом цветов, и ей казалось, что она не идет по тротуару, а парит над ним. Она дошла до Елисейских Полей; цветы каштанов были похожи на розовые и белые свечки на фоне ярко-голубого неба.
Она не увидела ни одного из модно и элегантно одетых представителей избранного общества, которые обычно сидели в тени деревьев или за маленькими столиками. Должно быть, они в этот час еще спали крепким сном. Вместо них она повсюду встречала дворников, подметавших оставшийся со вчерашнего дня мусор, а также женщин всех возрастов в накинутых на голову черных шалях и с корзинками в руках, из чего Гардения заключила, что они возвращаются с рынка, сделав покупки на день. Представители самых разнообразных профессий спешили на работу, часть из них толкала перед собой тележки, в которые иногда были впряжены собаки.
Все казалось ей настолько увлекательным, что Гардения шла между деревьями, даже не замечая любопытных взглядов, направленных в ее сторону. В своем зеленом платье она была похожа на лесную нимфу, ее щеки раскраснелись от возбуждения, глаза горели, а золотые локоны выбивались из-под соломенной шляпки, украшенной цветами.
Она, должно быть, гуляла не меньше часа, когда внезапно почувствовала голод и решила, что пора возвращаться. Повернувшись, она направилась в сторону дома, но в это время услышала сбоку цоканье лошадиных копыт. Она подняла глаза, увидела склонившееся к ней лицо и услышала восклицание:
– Мадемуазель Уидон, какой сюрприз!
Это был граф Андре де Гренелль, и она не могла сказать, что встреча с ним ее очень обрадовала.
– Доброе утро, – сухо ответила она.
– Вы рано поднялись, – заметил он, – но выглядите прекрасно, как сама весна! Вы мне позволите сказать, что ваш туалет восхитителен?
– Вы можете говорить что хотите, – холодно ответила она, – но, боюсь, у меня нет времени вас слушать. Я спешу домой.
– Навряд ли вы сможете идти быстрее, чем моя лошадь, – сказал он с дерзкой улыбкой.
На это нечего было ответить, и Гардения продолжала быстро идти вперед, не обращая внимания на то, что он не отстает от нее, и чувствуя, что его появление испортило ей все удовольствие от прогулки.
– Вы всегда встаете так рано? – поинтересовался граф.
– Это единственная возможность побыть одной, – многозначительно сказала она.
– Как вы неласковы со мной! – пожаловался он.
Она даже не взглянула в его сторону и продолжала идти, глядя прямо перед собой. Через минуту он добавил:
– Единственное, чего я хочу, – это быть вашим другом.
– У меня нет ни малейшего желания увеличивать число моих друзей, – ответила она, в глубине души желая, чтобы это было правдой.
– Вас интересуют лишь милорд Харткорт и его юный кузен, – сказал Андре. – Но уверяю вас, они не смогут предложить вам больше, чем я, а не исключено, что предложат гораздо меньше. Ну пожалуйста, может быть, вы мне все-таки улыбнетесь, мадемуазель?
Решив, что он несет вздор, Гардения продолжала идти вперед. В то же время она не могла не признать, что, когда граф был трезв, ему нельзя было отказать в обаянии. Он, несомненно, был красив и, обладая гибкой грацией превосходного наездника, прекрасно смотрелся в седле.
Помолчав минуту, граф сказал:
– Сегодня вечером я буду у вашей тети и привезу вам подарок. Я уверен, что он вам очень понравится. Он дивно подойдет к вашим серым глазам. Обещайте мне, что мы найдем какое-нибудь тихое место, где я мог бы вам его преподнести?
– Это очень мило с вашей стороны, – ответила Гардения, – но я уверена, что тетя не захочет, чтобы я принимала подарки от посторонних мужчин.
– Но я вовсе не посторонний! – воскликнул граф. – К тому же отчего бы ей возражать? Она сама принимает очень дорогие подарки и не делает из этого проблемы. Я слышал, что однажды вы сами появились в одном из них.
– Я? – изумилась Гардения. – Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Я говорю о том великолепном манто из шиншиллового меха, в котором вы в первый раз отправились к месье Ворту, – ответил граф. – Это манто было подарено вашей тете, и я даже догадываюсь кем.
– В самом деле? – натянуто произнесла Гардения.
Она чувствовала, что разговор принимает опасный оборот. Какое право имел граф сплетничать о ее тете? Какое он имел право делать всякие двусмысленные намеки? В то же время она не могла не испытывать вполне понятного любопытства. Шиншилловое манто стоило не одну тысячу фунтов. Она отлично это понимала. И кто еще, кроме одного человека, мог потратить такую сумму на подарок ее тете? Она почувствовала, как краска заливает лицо, и, поскольку ей было непереносимо неприятно услышать из уст графа конкретное имя, внезапно повернулась и стала быстро пробираться между столиками, зная, что он не сможет за ней последовать.
Она услышала, как он крикнул ей вслед:
– Мадемуазель Гардения, куда же вы? Подождите!
Завернув за угол маленького киоска, торговавшего газетами и табаком, она пустилась бежать, огибая деревья и выбирая тропинки, по которым не смогла бы проехать лошадь.
Она бежала быстро, не оглядываясь, и, когда спустя несколько минут наконец увидела перед собой Мабийон-хаус, дыхание ее прерывалось и сердце выпрыгивало из груди.
Только когда она достигла подъездной аллеи, ведущей к дому, она оглянулась и убедилась, что графа уже не видно. Он испортил ей все утро своими сплетнями, намеками и больше всего тем, что имел наглость предположить, будто она готова принимать его подарки! С какой стати тете Лили при ее богатстве брать подарки от мужчин? Она хотела и в то же время боялась найти ответ на этот вопрос, приводящий ее в такое замешательство.
Входную дверь открыл ей лакей, который посмотрел на нее с изумлением, но не сказал ни слова. Гардения взбежала по ступенькам и поспешила в свою комнату. Неужели это единственное место, с грустью спросила она себя, где она могла бы чувствовать себя в безопасности?
Она увиделась с тетей только во время обеда, и после того, как Гардения извинилась за то, что не смогла накануне вечером поехать в театр, они отправились в экипаже на прогулку, заехали в несколько магазинов и к чаю вернулись домой.
Когда тетя отправилась отдохнуть к себе наверх, Гардения подумала, что ей лучше не оставаться внизу на случай, если появится барон. Конечно, вряд ли он приедет так рано, но лучше не рисковать. Она направилась в библиотеку, чтобы взять почитать какую-нибудь газету, приготовившись в случае необходимости, чтобы не встречаться с бароном в холле, выскользнуть через потайную дверь и по черной лестнице, по которой она поднималась в день своего приезда, пробраться к себе наверх.
Она находилась в комнате не более минуты, когда услышала, как у входа зазвонил колокольчик. Вряд ли это мог быть барон, но, взяв газету, она принялась искать потайную пружину, с помощью которой экономка открывала дверь, ведущую на черную лестницу. К своему ужасу, она обнаружила, что там, где она рассчитывала ее найти, ничего не было. Ей казалось, что она так хорошо запомнила это место. Она лихорадочно принялась снимать с полки книги одну за другой, как вдруг дверь библиотеки распахнулась и она услышала, как мажордом сказал:
