class="p1">Мои ноги подкашивались. Физически.
— Да, и чтобы ты знала — извинения приняты.
Почему я вообще снова выбрала этот угол для разговора? Здесь и воздуха недостаточно. И слишком жарко, несмотря на холодную погоду.
Я выдавила из себя вопрос:
— Что будет твоим начинанием?
— Я хочу, чтобы ты называла меня Крис. Каким бы скучным это имя не было.
Дурацкий прилив нахлынул на меня, когда он это сказал.
— Другие люди зовут тебя Крис. Это не начинание.
— Начинание, когда не прошло и двадцать четыре часа со времени встречи. Потребовалось несколько лет, прежде чем Паркер сломался и стал называть меня кем угодно, только не Кристианом. Кстати, немногие называют меня Крисом. Меньше пригоршни людей.
Я тяжело сглотнула.
— А если я хочу, чтобы ты оставался для меня Кристианом?
— Тогда, — он сказал тихо, — я буду для тебя Кристианом.
Мой взгляд упал на его рот. Пульс значительно усилился. Воздух вокруг нас совсем испарился.
— Почему Крис?
— Крис звучит знакомо, — сказал он одновременно низким, тёплым и твёрдым голосом. — И… я думаю, что хочу быть тебе знакомым, Эльз.
Невероятно безрассудно было даже рассматривать это, но это было именно тем, чего я тоже хотела.
Глава 17
Кристиан
— Как прошла встреча?
Вопрос прозвучал из уст моего брата, который чудом смог вытащить себя из постели (своей или чьей-то ещё, точно не знаю), чтобы присоединиться к нам у бассейна.
— Смерти подобно.
Это ещё мягко сказано. Двухчасовая встреча, которая в действительности была извержением своей горечи старейшим в мире наследником короны по поводу того, что его мать до сих пор живёт и правит, в то время как он продолжает стареть в сторонке, было ничем иным как путешествием в бездну. Не было ни дискуссий в отношении ключевых политических вопросов в наших странах, ни намёков на альянсы, которые следует поощрять в рамках Саммита. Чёрт, да мы даже не смогли пообщаться с коллегами-членами королевских семей, с которыми, может, никогда раньше не встречались лично. Больше никто не говорил во время тех двух часов. Совсем никто. Я не мог лично поручиться за других присутствующих, но я переживал, что тот ублюдок одержим идеей развеять какую-либо радость, которую мы могли бы иметь в жизни, пока не стали высушенной шелухой, мечтающей о побеге.
— И не было ничего, чтобы искупило бы этот кошмар? — спросил Паркер.
Эльза.
Разумеется, её глаза были такими же потускневшими, как и у всей группы, и мы не общались (потому что, не дай Бог, было кому-нибудь вставить слово), но ощущалось чувство солидарности, объединявшее нас в наших страданиях.
Я был больше сосредоточен на ней, чем на, так называемом, лекторе. Я замечал каждое движение, каждую смену положения, каждый раз, когда она скрещивала ноги, даже если они выпадали из периферии моего зрения. Если честно, то я всё время надеялся, что она отчитает того засранца-лектора как следует, только бы снять напряжение.
Но когда этого не случилось, я задался вопросом… Был ли это я? Было ли что-то во мне, от чего она могла игнорировать рамки приличия в таком молодом возрасте? Потому как, что за принцесса будет сходить вот так с рельсов?
Раздражающе интригует, уж точно. И я окончательно свихнулся, раз был очень рад тому, что она показывала мне те настоящие цвета. Я с удовольствием перейму её напористую манеру в этом море скуки.
Но брату и лучшему другу я ответил:
— Нихрена.
Лукас выудил свою фляжку из кармана пиджака.
— Волчица дала мне больше особых указаний, пока ты был на своей паршивой встрече.
Не знал, что хуже — узнать, что я точно определил, что Эльза пахнет таитянской ванилью, или что не пересёкся с Волчицей.
— На кого она нацелилась?
Он сделал долгий глоток перед тем, как закрыть фляжку.
— Ты можешь представить, что Наследная Принцесса Ваттенголдии есть в её списке? Та, с сегодняшнего завтрака? Клянусь, она совсем помешалась на этих девках.
Жалкий ублюдок… какого чёрта?
— Я был впечатлён тем, что Её Высочество была рада, как твой брат делает успехи с младшей сестрой, — говорил Паркер.
Эльза? И Лукас? Господи. Нет. Да ни за что. Они же друг другу не пара.
— Она сказала, что если мой братец не сможет заполучить сестру, тогда я буду должен пойти напролом, чтобы добраться до наследницы. Сказала… — он провёл пальцами вдоль своих тёмных волос и обозрел патио, где мы сидели. Примерно в двадцати метрах от нас находились люди, но они точно были вне зоны слышимости. — Сказала, что мы доберёмся до их судовых реестров, чего бы нам это ни стоило. Как романтично, не правда ли? — он состроил гримасу. — Но такова уж Волчица. Ей плевать, что она забила на своих детей, пока это не касается законной подписи на торговом соглашении.
Паркер многозначительно посмотрел на меня. Сволочь. Я спросил брата:
— Эльза — её главная добыча?
— Второстепенная. Но она хочет, чтобы я занялся, — он нарисовал в воздухе кавычки, — обеими, на всякий случай.
По его тону я понял, что было чрезвычайно маловероятно, что он последует этому указанию. Тем не менее, ровным голосом я сказал:
— Ты лучше начни смотреть на других из того перечня, что написала для тебя Волчица.
— Сомневаешься в моей удали?
Я выдернул его фляжку и открыл её.
— Удали? — я тряхнул головой от отпитого глотка. Это виски: он и впрямь сдержал обещание найти что-нибудь лучше. — Ты сам-то слышал то, что вылетело у тебя изо рта?
Он вырвал из моей руки свою фляжку, когда я закончил пить.
— Ты не веришь, что я смог бы заполучить эту ваттенголдскую цыпочку, если бы попробовал?
— Вообще-то, — сказал я ему, разозлённый сильнее, чем должен бы, — да. И имей почтение. Нельзя называть монарха цыпочками, как и говорить о том, чтобы заполучить их.
На нём были солнечные очки, но я был вполне уверен, что он только что сузил на меня свои глаза. И, наверное, уже было слишком поздно, когда я осознал, что сам только что предложил ему своего рода вызов. Дерьмо!
Паркер снова многозначительно посмотрел на меня.
— Как кстати, — сказал брат. — А вон и та, из-за которой спор.
По другую сторону бассейна я разглядел Эльзу и её сестру, они разговаривали с какими-то людьми на террасе, осматриваясь по сторонам. И это напомнило мне о том, что через пятнадцать минут я должен встретиться за чаем с Изабель. Прекрасно!
Лукас встал, засовывая свою фляжку к себе в карман. Будь я проклят, если он пойдёт туда. И я тихо сказал:
— Верни