— больше, чем какая-то другая женщина, с которой когда-либо встречался.
Моё равновесие резко покинуло меня.
Я сказал, надеясь, что слова будут звучать весело, а не шокировано от такого откровения.
— Могу поспорить, ты говоришь это каждому парню, который уводит тебя с КРБ.
Она покопалась в своей маленькой сумочке, которую носила, и извлекла комок бумаги.
— Кстати о них, ты видел это?
Валькирия стала злой. Интересно. Я вытянул скомканный шарик из её руки и наклонился к одному из близстоящих фонарей.
— В любом случае, я абсолютно уверен, что это не моя вина.
— О, ха-ха, — она вздохнула, пока я раскрывал смятую массу. — Я не обвиняла. Я просто жаждала разделить с кем-нибудь моё возмущение.
У меня в руках было недавно изданное расписание, сообщавшее о походе на рассвете для наследников короны. «Для укрепления критического отношения и связей со своими коллегами на чудесной природе» — было написано жирным шрифтом. Сразу представилась картина, где люди, которых я не знаю, держатся за руки и ухмыляются, как маниакальные придурки, пока бредут по тропе. «Будьте готовы, потом написать вдумчивое эссе с подробным описанием преимуществ сильных отношений между современными королевскими особами в двадцать первом веке, для обсуждения на специальном обеде только для наследников».
Я спросил:
— Это что, шутка?
— Биттнер дал это мне, тоже с извиняющимся видом. Так что, думаю, нет. Он не из тех, кто любит разыгрывать. А тебе Паркер ещё не принёс?
Вероятно, Паркер, взглянул на это бумажонку и выбросил в ближайшую урну. Именно это собирался сделать я с посланием для Эльзы. Я снова свернул его в комок — в тот вид, каким его получил — и затолкал в свой карман.
— Нет. И если он так уж предан мне, то никогда не принесёт.
Она прислонилась к белой стене.
— Когда это Десятилетний Саммит стал летним лагерем для наследников?
— Если это так, то, возможно, нам полагается потребовать с них песни у костра и жареный зефир.
Она ударяла носком по окрашенной плитке под ногами.
— Ты раньше бывал в летнем лагере?
— Увы, нет, но я видел их в фильмах. Зефир там часто фигурировал.
Её это позабавило.
— Да ладно, Кристиан, неужели ты помешан на зефирках?
Крики и звук от аплодисментов. Мы оглядели кусты, за которыми скрывались, пытаясь найти источник такого веселья. В воздух поднимались бокалы с шампанским, а лица многих монархов светились улыбками.
От этого страшного зрелища сводило пальцы на ногах.
— Какого блин фига? — пробурчала Эльза, её глаза сужались, в то время как сама она подавались вперёд.
А мне было всё равно, что бы и с кем бы ни происходило. Намного сильнее я был сконцентрирован на женщине напротив меня. Потому что, будем говорить как есть, эти возгласы не могли сулить ничего хорошего. Точно не здесь. Не на КРБ.
— Что ты спрашивала? — напомнил я.
Её внимание вернулось ко мне. И я должен признать, мне очень нравилось быть там. Её губы, подкрашенные сегодня в, очень вкусно выглядящий, красный цвет, скривились в проницательной ухмылке. Это небольшое движение загипнотизировало меня.
— Мы обсуждали твою очевидную одержимость зефиром.
Интересно, какие на вкус эти красные губы. Она думает о зефире. Мне хочется смеяться, даже если почти невозможно оторвать глаза от её изумительного рта. Как такое возможно? Как мог я так запасть на кого-то через два дня после знакомства?
— По правде говоря, — пробормотал я, — я никогда его не пробовал. Они всегда вызывали у меня подозрение.
Эльза чуть ли не подавилась от смеха при попытке сдержаться, и, клянусь, в этот момент, я больше не хотел ничего, только бы услышать его. Это моя новая цель: я услышу её смех до окончания Саммита.
— Что же такого подозрительного в зефире?
Я пожал плечами, ухмыляясь.
— Сложно выразить.
— Тогда у тебя получится никудышное эссе. Если ты не можешь объяснить, почему зефир подозрителен и не сто̀ит любви, тогда как вообще ты сможешь говорить о том, как важно держаться друг за друга членам королевских семей?
— Так как я очень сильно сомневаюсь, что буду писать подобное сочинение, это не будет проблемой.
Она улыбнулась мне, её губы стянулись к одному уголку, чуть выше другого уголка, и казалось, кто-то пришёл и ударил по затылку. Чёрт, эта женщина сексуальна. А что, если бы я поцеловал её? Я не представлял этой искры между нами, не так ли?
Я засунул руки в карманы.
— Ни твоей, ни моей, — сказала она мне. — Это будут наши новые начинания? Противостоять кому-то и отказываться от нелепых эссе?
— Смотря кому, — слава Богу, она, похоже, не обратила внимания на то, что я уже порядком завёлся. — Ты раньше противостояла кому-нибудь и отказывалась что-то писать?
Она склонила голову набок, словно обдумывая, и её длинные тёмные волосы рассыпались по обнажённому, кремового цвета плечу. Картинки того, как я оборачиваю её потрясающие волосы вокруг своей ладони, в то время как узнаю, что её губы настолько же сладостны, какими кажутся, заполнили моё сознание. Мне пришлось привалиться к стене, чтобы скрыть растущее влечение к ней. Господи. Соберись, Крис. Никогда раньше я не терял физического контроля над собой рядом с женщиной. Почему она? Почему сейчас? Почему здесь, из всех мест — чёртов КРБ?
— Чтобы ты знал, — она сказала, — я ужасно себя вела в университете, потому что я всё время отказывалась писать эссе.
Я многозначительно поднял бровь. Да ладно. Эльза оббивала носком линию точно так же, как я делал на протяжении многих лет, уж в этом я уверен.
Она закатила глаза и легонько пнула край моего ботинка.
— Хорошо. Я никогда не отказывалась выполнять задания. Это будет впервые. Так ты в деле или нет?
Протянулся женский кулачок. Я стукнул по нему, удивляясь тому, как такое короткое мгновение соприкосновения кожи с кожей ощущалось подобно прелюдии, от которой мне срочно надо бежать под холодный душ. И на мгновение показалось, будто на неё это незначительное касание произвело такой же эффект, как и на меня. Но потом она прокашлялась и непринуждённо сказала:
— Я знала, что могу рассчитывать на тебя.
— Но для начала нам нужно дождаться колдовского часа.
Она наклонилась, и аромат ванили накрыл все мои чувства. Это мой новый любимый запах.
— Это будет на вас, Ваше Высочество. А я нашла для нас начинание.
— На завтра, — подчеркнул я.
Одним пальцем она провела вдоль моего воротника от места чуть ниже моего уха до заострённого края под подбородком. В груди у меня застыл воздух, пока её палец не покинул меня.
— Три часа ночи
