При этом они держатся самого высокого о себе мнения: «Умрет какой-нибудь знаменитый астроном или политик, так они напечатают некролог всего с пять строк, а умри актер или литератор, так закатят некролог в два столбца, да еще первую страницу черной каймой обведут», — пишет Чехов в записных книжках.
Да что после смерти — и при жизни-то творческие интеллигенты своим величием маются: «Боборыкин серьезно говорил, что он русский Мопассан. И Случевский тоже». Кто-то помнит сейчас, кто такие эти господа?
В любые времена, включая теперешние, полно литераторов, считающих себя «умом и честью нашей эпохи», несмотря на то, что деятельные, просвещенные и активные читатели вовсе с этим не согласны. Да что до того Боборыкиным?..
Главную проблему писательского фокуса внимания Чехов в своих записных книжках резюмирует так: «Одни бранят свет, другие толпу, хвалят прошлое и порицают настоящее, кричат, что нет идеалов и т. п. Это отживающие формы, уже сослужившие свою службу;…с прошлогоднею листвою гниют и те, кто живет в ней…Пока мы в своих интеллигентных кружках роемся в старых тряпках и, по древнему русскому обычаю, грызем друг друга, вокруг нас кипит жизнь, которой мы не знаем и не замечаем. Великие события застанут нас врасплох, как спящих дев. И вы увидите, что купец Сидоров и какой-нибудь учитель уездного училища из Ельца, видящие и знающие больше, чем мы, отбросят нас на самый задний план, потому что сделают больше, чем все мы вместе взятые. Если бы теперь вдруг мы получили свободу…то тратили бы ее на то, чтобы обличать друг друга в газетах в шпионстве и пристрастии к рублю и запугивать общество уверениями, что у нас нет ни людей, ни науки, ни литературы, ничего, ничего! А запугивать общество… значит отнимать у него бодрость, то есть прямо расписываться в том, что мы не имеем ни общественного, ни политического смысла».
Какова же достойная роль современного писателя в его дневниковой работе и записных книжках? Рассказывать истории, показывающие человеку, каков он есть и как ему стать лучше. Я думаю, вслед за Чеховым, что правильная история XXI века должна быть историей не королей и битв, а идей. И людей.
Как писал Чехов, человек не труп, ему нужно не три аршина, а весь земной шар. Любому человеку, а особенно — писателю, автору, сознательно ведущему свои дневники для совершенствования своего писательского дара и личности. Дневниковая практика нужна автору, чтобы научиться относиться к нужному ему земному шару и другим людям бережно и с любовью. Ибо счастье — это не личное потребление, а общее созидание. На всех уровнях. В первую очередь — на уровне простого, обычного, «маленького» человека.
Именно поэтому русская литература, подобно большинству дневников, всегда была «литературой маленького человека», а не жизнеописанием лидера. Повествованием о людях, живущих внутри исторического процесса, а не царящих на его гребне. Писатель действует не пропагандой, а ясностью видения и состраданием — ибо кто не может взять сердце читателя лаской, тот не возьмет и строгостью.
Именно из-за глобальности своего видения и глубокой веры лучшие русские писатели в своих дневниках переживали и готовили, а на страницах своих произведений художественно рассказывали нам истории о людях, сильно переживающих происходящее в каждодневном труде, сквозь боли и радости, путем открытий и ошибок, силами любви и веры… Поэтому так ужасно и разоблачительно выглядят в русской литературе все эти люди в футлярах, чиновники и помещики, скряги и стяжатели, манипуляторы и идеологи, отгородившиеся ради пустого личного покоя от тягот всеобщего пути… И не находящие даже и в этом покое ничего большего тех самых 3 аршин, описанных, например, у Чехова в записных книжках таким образом: «Чиновник зажил особенной жизнью: на даче высокая труба, зеленые панталоны, синяя жилетка, выкрашенная собака, обед в полночь; через неделю все это бросил».
Все это сладостное благополучие страшно походит на смерть и делает человека живым трупом, по меткому высказыванию другого русского классика и гуманиста Льва Толстого. Ибо не этого хочет душа человека, даже если он в футляре. А хочет она того, о чем писал Толстой, говоря, что Пьер после своих военных злоключений 1812 года «потерял цель, но обрел веру». И Чехов, вторя Толстому, говорит в своих дневниках: «Во что человек верит, то и есть», поэтому, добавляет Антон Павлович, «мне хочется, чтобы на том свете я мог думать про эту жизнь так: то были прекрасные видения»…
Дневниковые записи и художественные сочинения экстраверта и интроверта, путешественника по внешним или внутренним мирам, как правило, и есть эти прекрасные видения, так или иначе отнесенные к реальности автора. Диарист ведет свои записки в поисках гармоничной жизни для себя и идущих следом, с верой и терпением повторяя вслед за восточными мудрецами: «Ни в соленом, ни в горьком, ни в сладком нет настоящего вкуса. Настоящий же вкус неощутим. Ни незаурядный ум, ни поразительный талант не есть достоинства настоящего человека. Достоинства настоящего человека неприметны… Когда человек совершенен, он велик и без выдающихся достоинств, ибо в нем действует свободно его изначальная природа».
Изначальная природа писателя — создавать истории, вдохновляющие маленьких и больших людей на следование от рабства к свободе по пути своей изначальной природы. Это задача любого автора. Ибо только тогда из-под его пера выходят такие записки и произведения, которые позволяют ему и его читателям обретать смысл и счастье в жизни. Осталось понять, как довести ваш текст до такой прекрасной формы, чтобы у вас это получилось. Давайте попробуем прямо сейчас, ладно?
10 секретов идеального текста. Технология и искусство
Распространенное заблуждение: «…не важно, КАК писать, важно ЧТО…» происходит от непонимания художественности литературы, от непонимания единства содержания и формы, в которой содержание реализуется, и это происходит от литературного невежества…
Михаил Веллер, «Технология рассказа»
Начинаешь писать, чтобы прожить, кончаешь писать, чтобы не умереть.
Карлос Фуэнтес
Итак, сдаю все карты, как старуха графиня у Пушкина. Вот вам тройка, семерка, туз — и прочие детали вашего писательского счастья:
1. Масштаб, неожиданность и яркость перемен. Кино сделало нас очень искушенными в выборе интересных историй. И вашу аудиторию куда сложней впечатлить и шокировать, чем кажется. Поэтому проверьте, так ли сильно изменились герои; чтобы стоило об этом говорить? Удивлены ли вы сами итоговым сюжетом? Если нет, то сделайте перемены более парадоксальными и стоящими. Не спешите и не притягивайте за уши конец рассказа или книги. Дайте каждой «Татьяне выйти замуж» так, как свойственно ее характеру.
2. «Ружья» истории. Проследите, чтобы все «ружья, повешенные на стенах» вашей истории, выстрелили до ее завершения. Все конфликты разрешены, начиная от второстепенных вплоть до главного. И когда все сложится, подберите для описания перемен самые сильные образы из доступных вам и понятных читателю. Кстати, вам самому интересно читать ваш шедевр? Если нет, задумайтесь, оставьте в истории только те проблемы, которые вас действительно волнуют, и начните править — например, так как предложено ниже.
3. Точность, понятность, логика. Проверьте, совпадают ли по смыслу начало и конец текста, удержали ли вы сквозную идею во всей истории. Проверьте, понятно ли описаны герои, их возраст, пол и прочие особенности, важные для сюжета. Не упустили ли вы «очевидные» детали (он огромного роста, она хромая, а Джон это вообще призрак), которые все это время так ярко были перед вашими глазами, что не попали в текст? Проверьте все «входы и выходы», чтобы переход героев и читательских эмоций из сцены в сцену был логичен рационально и эмоционально. А теперь уберите жаргон и специальную терминологию везде, где то же самое можно сказать обычными словами. Пусть обычному читателю тоже будет понятно, о чем речь.
4. Активный (действительный) залог и конфликт. Проверьте, достаточно ли остр конфликт и ярко ли он развивается в вашей истории. Сделайте антигероя равным по силе герою и заострите все, что можно. Вырежьте из текста пассивный (страдательный) залог вроде «дела были сделаны». Пишите прямо по мере сил, что и как делают герои, а не как ими вертят обстоятельства. Потому что, как мы говорили в предыдущих главах, если герой хоть в чем-то не активен, он не интересен, а если он активен, это должно выражаться в его и авторском языке тоже. Активная конструкция короче, лучше звучит и читатель легче ее воспринимает. Особенно отследите ее в началах ключевых абзацев и частей, где читательское внимание может «сорваться с крючка». Заинтригуйте, дайте почувствовать, развлеките — и читатель ваш.
