— Я тут между делом порасспрашивал соседей, учительницу, одноклассницу бывшую. И они, знаете, для разнообразия с мамашей согласны: Серёжка, говорят, всегда умный был. ЕГЭ, вон, на девяносто баллов сдал и притом тихий, спокойный, со старшими вежливый, к мамке со всем почтением. А тут глядит так свысока. Говорит, как будто он тут хозяин, а вокруг одни подай-принеси. Я подумал-подумал и решил: надо вам сообщить. Вдруг правда секта какая? Или не секта, но кто-то же пацана обработал, верно?
— А в город не рвётся?
— Вот, кстати, нет. Заперся у себя и сидит в комнате целый день. Я с утра к Ерохиным заходил: сидит. Нервничает ещё почище, чем в пятницу, когда приехал.
— С телефоном сидит? — спросила Вика. — Виктория Ежова, Б-четыре.
— Очень приятно, девушка. Что вы спрашивали? А, про телефон! Вроде и нет. Первые дни, мать говорила, не вылезал из своего телефона, а сейчас забросил его. Книжки читает из домашней библиотеки. Русских классиков. Я, признаться, сам их со школы не читал, а тут надо же.
Вика глянула в распечатанный документ и спросила:
— А его мать, Елена Ивановна, не заметила незнакомых татуировок? Шрамов?
— Шрамов вроде нет. Ну, там, где видно, по крайней мере: на руках, на шее, на лице. Про татуировки не говорила: значит, тоже нет. Но ясное дело, может, там сделаны, куда взрослому парню и не заглянешь?
— А фото защитного амулета можно будет сделать?
— Без проблем, я уже сделал. Ясное дело, вам посмотреть захочется. Но там всё обычное… хотя смотрите сами, конечно. На этот номер пришлю?
Егор уточнил у Жиркова, в каком из двух городских университетов учится Ерохин, на каком факультете и в какой группе. А заодно, где живёт в городе — снимает квартиру с двумя приятелями, чем занимается его мать — продавец в местном магазине и ещё кое-какие детали.
Когда разговор с Жирковым закончился, районный коллега прислал фото амулета. С виду действительно совершенно обычная защита.
Когда с разглядываением фото было покончено, Егор сказал:
— Макс, Эд, езжайте на квартиру Ерохина. Аз, Вика, проверьте не было ли чего странного за последние месяцы в университете. После адского потрошителя там, конечно, систему защиты усовершенствовали, но лучше перестраховаться. Я проверю соцсети парня.
Соседи Ерохина визитёрам с официальными «корочками» не удивились, но ничем помочь не смогли.
— Серёга реально какой-то мутный стал в этом году, — заявил один сосед. — Мы с прошлого учебного года квартиру снимаем. Тогда он был норм, ботаник малость, но норм.
— А осенью стал такой важный, — подхватил второй. — И глаза закатывает, и говорит так, будто резко богатый и крутой стал. Фу.
Однако странные гости к Ерохину не приходили, сам он тоже не стал чаще ночевать где-то в другом месте.
— Увлёкся этим… самосовершенствованием! — поморщившись, подытожил первый сосед. — И пропал. Был человек — а стал… кхм…
Он выразительно приподнял брови.
Ерохин не возводил алтари, не стал иначе одеваться, не начал рисовать странные символы. То есть в целом, по словам соседей, вёл себя почти нормально. Если не считать брезгливой гримасы и нескрываемого презрения.
Максим позвонил Егору и отчитался. Старший рассказал, что соцсети Сергей Ерохин забросил ещё летом, а в университете не было никаких драк, неожиданных смертей или несчастных случаев.
— Раз новых друзей у него вроде как не было, в соцсетях он не зависал, то давайте одногруппников проверим. Возвращайтесь в отдел, будем проверять его группу: там двадцать человек — работы всем хватит.
Работы и правда хватило всем. Егор велел искать пристально и внимательно, не был ли кто-то внезапно отчислен? Или наоборот, не появился ли новичок? Не получил ли кто наследство? Не имел ли проблем с полицией? В общем, всё-всё, что можно выудить из более-менее открытых источников.
Минут сорок в кабинете стояла тишина, прерываемая только стуком клавиш.
— О, а я нашёл! — подал голос Максим. — Спасибо Вике! У нас тут суицид в группе Сергея Ерохина. Его одногруппник, Матвей Ванин, свёл счёты с жизнью в октябре. Записку не оставил, но у полиции сомнений нет: точно сам.
— Наши проверяли? — Аз даже телефон отложил.
— Нет, ничего же подозрительного. Но отчёт из морга всё равно запросим. Вдруг что-то всё же есть.
— И опись личных вещей обязательно! — напомнила Вика.
— Думаешь, может что-то похожее на цацку Ерохина найтись? — нахмурился Егор.
— Может и найтись, — кивнула девушка.
— Так, план такой, — объявил старший. — До конца рабочего дня всего ничего, да и воскресенье опять же, так что сверяем данные: из морга, от Жиркова, статистику продолжаем смотреть. Завтра в универ. Восьмое отделение далеко?
Егор посмотрел на Вику, и та, поправив очки, сказала:
— Самый дальний от нас район.
— Мда. Ну, если в универе ничего не найдём, придётся туда ехать. Предъявить пацану, правда, нечего. А слабые остаточные следы он мог и в транспорте подцепить, например. Так что пока новой информации нет, сидим в городе. Утром поедем в университет, посмотрим на одногруппников. А сегодня мы со стажёром к родственникам самоубийцы съездим. Разузнаем, не менялся ли парень и нет ли у них каких-то соображений.
Через час «форд» старшего остановился у пятнадцатого дома по улице Октябрьской.
— С родственниками Ванина буду говорить я, — объяснил Егор. — Ты смотри по сторонам, подмечай, если что не так. Хорошо?
Эд кивнул.
Дверь им открыла немолодая рыжеволосая женщина в пёстром домашнем платье. Из квартиры вкусно пахло блинами, и у Эда совершенно неуместно заурчало в животе.
Егор махнул «корочками» и сказал:
— Старший сотрудник Брянцев. Стажёр отдела Петров. Вы мать Матвея Ванина?
— Нет, я тётя. Щас, погодите.
Женщина пропустила их в тесную тёмную прихожую и закричала в сторону кухни:
— Нина! Это к тебе!
Из-за кухонной двери тут же появилась встревоженная женщина помоложе с круглым веснушчатым лицом.
— Ко мне? Кто?
— Из органов, — пояснила её сестра. — По поводу Моти.
— Ох… — женщина побледнела. — Вы… вы проходите сюда.
Она указала на прикрытую дверь напротив кухонной и сама поспешила туда, нервно вытирая руки переброшенным через плечо полотенцем.
В комнате, оказавшейся маленькой спальней, женщина спросила:
— Что-то узнали, да?
— Мы в связи с другим делом, гражданка…
— Нина я. Нинель Олеговна.
— Нинель Олеговна, есть основания предполагать, что случившееся с вашим сыном может быть не единичным случаем. Детали разгласить не могу, но следствие очень надеется на ваше сотрудничество.
Эд удивлялся про себя: как же обтекаемо звучат фразы Егора! И на важные обстоятельства намекнул, и тайну следствия затронул, и ничего по существу не сказал. Вот чему точно стоит научиться.
Нинель Олеговна судорожно вздохнула и прошептала:
— Значит, и другие есть… а я-то, дура, думала, что Мотенька с ума сошёл…
— Пожалуйста, расскажите нам всё, — настойчиво произнёс Егор. — Матвей говорил о ком-то перед… перед смертью?
Женщина кивнула, и из её глаз полились слёзы.
Она спрятала лицо в полотенце. Несколько секунд в комнате слышались только приглушённые рыдания.
Наконец, Нинель Олеговна опустила руки с полотенцем и, глядя в пол, сказала:
— Мотя за день до… до того, как его не стало, поругался с братом. Витька в его сумку залез, за ручкой. Мотя стал кричать, что он особенный, а его брат — отстой. Витька разревелся. Я прибежала на крики, тоже на Мотьку наорала. Ну, что нельзя брата обзывать.
Плечи женщины задрожали, но она сумела взять себя в руки.
— А потом он на меня так посмотрел, как чужой, и говорит: «Ты тоже, мама, второй сорт». У меня аж всё внутри похолодело. Я ему говорю: «А ты первый, что ли?» Он мне: мол, да, есть избранные, а есть мусор. Я ему подзатыльник отвесила.
