— Даже себе самой.
Это прозвучало не как вопрос, и Кид кивнул, довольный тем, что Джек все так быстро схватывает.
— Особенно себе самой.
— Да, это очень печально, — отметил Джек.
— Печальнее не бывает, — согласился Кид, и Джек вдруг с удивлением понял, что сейчас Кид говорит не с ним, а скорее с самим собой. Но вот он устремил взгляд на Джека и добавил еще один двухфунтовый «блинчик» на стержень с противовесами. — Но знаешь, из-за этого с ней интереснее. С ней просто здорово, но привязываться к ней не стоит — она слишком дикая.
Миновало еще несколько недель. Теперь у Джека постоянно болело все тело. Но эта боль его приятно волновала. Он чувствовал, как тело откликается на разные воздействия, как оно крепнет. Казалось, каждый день в него вливаются новые силы. Этот заставляло его прикладывать больше стараний к тренировкам, вынуждать тело терпеть более тяжкие мучения. Он начал понимать свои возможности, начал испытывать голод по тому, что ему удалось пока только попробовать.
Во время одной особенно изнурительной тренировки, когда Джек работал с рекордным для себя весом, в комнату вошла Мэтти.
— Извините, что отрываю вас от дела, — сказала она, — но я ухожу в магазин. Не хотите, чтобы я вам купила что-нибудь особенное? — спросила она у Джека.
Он только вяло махнул рукой, благодарный Мэтти за то, что она спасла его и подарила несколько секунд перерыва в тех пытках, которым его подвергал Кид.
— Мэтти, — встрял Кид, — скажите, а как это может быть, что вы ни капельки не постарели с тех пор, как я вас в первый раз увидел?
— Хватит тебе дурачиться, — буркнула Мэтти, не удержавшись от улыбки.
Она не могла сердиться на Кида. Уже не раз она говорила Джеку, как она рада, что Кид вернулся. Насколько в доме стало веселее.
— И ты стала еще красивее, — не унимался Кид. — В чем секрет? Сделка с дьяволом?
— Я тебе покажу дьявола, — проворчала Мэтти, улыбаясь еще шире. — В последний раз спрашиваю, вам что-то нужно?
— Что бы ты ни купила, мне понравится, — сказал Джек.
Мэтти повернула голову к Киду и строго произнесла:
— А ты ничего особенного не заслуживаешь. — Она погрозила указательным пальцем, — Но я подумаю. Может быть, и тебе что-то достанется, если скажешь, чего бы ты хотел. Не обещаю, но подумаю.
— Провести с тобой романтические выходные на острове — о большем не мечтаю.
Мэтти замахала на него руками.
— Гадкий мальчишка! — сказала она, но к выходу пошла легкой, чуть танцующей походкой.
— Ты ей нравишься, — сказал Джек, когда Мэтти вышла.
— У нее хороший вкус.
— Это точно. Мэтти не всякий угодит.
— Ко мне она всегда была добра. Думаю, она меня жалела. Бывало, всегда расспрашивала меня про маму, все ли с ней в порядке. А порой она и про отца со мной говорила. Помню, как-то раз сказала, что, когда умер ее отец, она старалась забыть о нем. Она думала, что так уйдет боль. Но потом поняла, что боль становится еще сильнее. Оказалось, что легче помнить.
— Это хороший совет. Следовать ему непросто, но совет хороший.
— Наверное. Но мне забывать по-прежнему легче.
— О чем ты стараешься не помнить, Кид? Что тебе довелось пережить?
Кид уставился на лежащую на полу гантель.
— Заметно, да?
— Что-то заметно. Но вот что — не знаю.
Несколько секунд Кид молчал. Потом наклонился, чтобы добавить на гриф гантели вес, повернул голову к Джеку и спросил:
— Ты по ней тоскуешь? То есть… ты по ней непрестанно тоскуешь?
— Да, — ответил Джек и поразился тому, что сказал это не задумываясь. А думал, что скажет Киду что-нибудь вроде: «Развлекайся со своей Командой, а меня оставь в покое». Но неожиданно он поймал себя на том, что хочет говорить о Кэролайн. Может быть, до него дошел совет Мэтти. Воспоминания забурлили в его душе, и он почувствовал нестерпимую потребность с кем-то поделиться. — Просто поверить трудно, как я по ней тоскую.
— И мне ее тоже не хватает.
Джек сглотнул подступивший к горлу ком.
— Наверное, каждый, кто был знаком с Кэролайн, тоскует по ней.
Кид печально кивнул.
— Как думаешь, ты когда-нибудь… когда я говорю об этом вслух, получается какая-то дерганая песня, но…
— Думаю ли я, что сумею когда-нибудь полюбить вновь?
— Да. Я об этом и пытался тебя спросить.
— Кид, несколько недель назад я не верил, что смогу еще хоть раз выйти из квартиры. У меня пока не было времени подумать про любовь.
— Но теперь, когда ты пошел на поправку и приходишь в норму…
— Погоди. Ничего еще не известно. Я способен поднять десять фунтов и при этом не потерять сознание, но это не значит, что я близок к норме.
— Джек, ты все понимаешь. Это процесс, но он происходит. Вижу по твоим глазам, что ты начинаешь понимать. Я обещал, что верну тебя к жизни, так что воспринимай это как факт.
— Ладно, — сказал Джек. — В данном разговоре я приму это как факт.
— Вот и хорошо. Итак, ты знаешь, что твое тело постепенно придет в порядок. В норму. Оно станет еще лучше. А как с остальным?
Джек не ответил, но не потому, что у него не было ответа. Просто его сразили собственные мысли.
— Думаю, ты можешь вылечить мое тело, — наконец проговорил он. — Но не сердце. Во многом мы с ней были единым целым. И когда она умерла, во мне тоже многое умерло, так что эти куски уже не склеишь.
— Я сделаю тебя целым, Джек. — Слова прозвучали негромко, но в них прозвенела страсть и убежденность. — Я сделаю это. А потом, быть может, получится так, что и умершее оживет. Я хочу, чтобы это ожило в тебе, — в жизни ничего так не хотел.
— О ком мы сейчас говорим? — спросил Джек. — О тебе или обо мне?
На этот раз Кид промолчал. Он только спокойно указал на гантели, и Джек потянулся к ним. Ему предстояло сделать еще один шаг к тому, чтобы стать целым.
17
Опять. Все сначала. Он ничего не понял.
Что же нужно Джеку Келлеру, чтобы он понял?
Что нужно, чтобы он понял, что нельзя красть принадлежащее другим? Сколько нужно смертей и несчастных случаев, чтобы он это уразумел?
Еще одна смерть, по меньшей мере.
Еще одна.
А потом еще один шанс.
Тогда, может быть, если допустить такую возможность, все это закончится. А если нет…
Что ж.
Больше шансов не будет.
Но умрет еще много людей.
18
Конец года был морозным и снежным. Начало зимы заставило Нью-Йорк играть главную роль в пьесе самых ярких городских противоречий. Дома сверкали огнями и озаряли небо, будто живые. Город стал чистым, свежим, он просто пульсировал от избытка энергии; он словно бы умолял, чтобы его исследовали, осматривали и оценивали, вот только туристы и покупатели ужасно затрудняли передвижение. Приходилось вертеться во все стороны, чтобы полюбоваться необычайной красотой вокруг, однако стоило зазеваться — и ты рисковал поскользнуться, наступив на горку грязно-коричневого подтаявшего льда у края тротуара.
Встречать Рождество Джеку было нелегко, но он принял близко к сердцу совет Мэтти. Неделю между двадцать пятым декабря и первым января Джек пил прекрасное вино, вкусно ел, допоздна засиживался с Домом, Кидом и редкими гостями, напоминавшими о Кэролайн и добрых старых временах. Джек все чаще ловил себя на том, что надеется на добрые времена и в будущем. Это его и радовало, и пугало. Его охватывало сильное чувство вины, и с этим чувством он то боролся, то уступал ему.
«А что, если бы…»
В канун Нового года Джек и Дом отправились в «Дэниэл», лучший ресторан Нью-Йорка. Дом угощал. Пригласили и Кида, но он встречал Новый год с кем-то из своей Команды. С кем конкретно, он сначала не хотел говорить, но в конце концов все-таки признался, что встречается с двумя женщинами. Вечером — с Гробовщицей, а после полуночи — с Затейницей, когда та освободится после работы. Джек только покачал головой и сказал Киду: «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь». Впервые за все время Кид не ответил, как прожженный донжуан. Он пожал плечами, словно был не очень уверен в этом.
Второго января состоялось другое празднество. Пришел Дом, пришли Кид и Мэтти. В три часа они дружно встали и прокричали «ура», когда посыльный из «Доброй воли»[15] забрал инвалидное кресло, в котором Джек больше не нуждался.
— Заходите через месяц, — сказал посыльному Кид. — У нас есть еще парочка костылей, они нам тоже не понадобятся.
Через пару недель после этого Кид вышел из кабины лифта и увидел Джека, который встретил его взволнованным взглядом. Кид направился было, как обычно, в тренажерную комнату, но Джек остановил его и указал на гостиную. Кид не понял, в чем дело, однако вошел в комнату, повинуясь взгляду Джека.
