наравне с поступками, претворяющими в жизнь добрые и нужные идеи, всегда одобрялся тремя словами. «Значит, так надо им». (Им – этим высшим силам, которые нами управляют). Значит – это судьба. А Славик был полон сил и идей и хотел сам определять свою судьбу. Да и не по-ленински это. Мы материалисты, решил Славки, и отошел и от йоги, и от теории ТРТС.
.15.
Так и не успев расцвети суждениями и подпорками эта теория была им отвергнута. Он рассуждал так: «Пусть, предположим, этап теория «ТРТС» истинна. Пусть она и верна. Но сейчас мне нужна другая, чтобы обрести себя. И пусть она будет не истинной, но сейчас обезволивающая теория, если и не навредит мне, то убьет во мне все лучшее, развяжет руки моим недостаткам и порокам. А это равносильно смерти, если человек не развивается, не растет, н умнеет»! Так рассуждал Славик.
.16.
А какая тогда теория жизни ему нужна? О стал Славик искать в жизни, в людях, в книгах. И постепенно, крупица за крупицей у него сложились твердые, его Славика, убеждения. Убеждения, которыми он и будет отныне руководствоваться в жизни, и которые, он был уверен в этом, принесут ему столько источников сил, что жизнь для него станет радостью, а общение с людьми – счастьем. И сам он, Славик, обретет себя.
***
Я звоню. И жду, как в проеме распахнутой двери плавится выхваченная ярким светом Женькина тень. Давно не виделись.
– Дружище, ты ли это? – нарочито, не узнавая и разведя руки, спросит он.
Я отвечу ему:
–Э, старик, да ты окончательно ослеп. Я всегда говорил, что книги тебе вредно читать.
И уже в комнате, он отпарирует:
–А ты, кудрявая обезьяна, в своем вонючем колхозе за целый месяц не соизволил прочитать ни одной самой маленькой строчки, ни одной самой паршивой книги.
А я, подыгрывая ему, отвечу:
–Откуда ты знаешь? И правда не прочитал.
***
Славик восхищается Бальзаком, вот и сейчас, развалившись старом кресле автобуса, рядом с печкой, разморенный потоком воздуха, который приятно обдувал замерзшие за час ожидания на остановке ноги он обдумывал только что прочитанную в Герценке книгу.
Как ни минорно это, но любому наслаждению, даже самому невинному, все равно неумолимо приходит конец. Так уж жизнь устроена. Все в ней конечно. Ничего нет в ней вечного, бесконечного. Бесконечен только хаос. Движение. Броуновское.
И здесь тоже вот. Какое бы удовольствие не испытывал, читая интереснейшие поучительнейшие жизнеописание величайшего и гениальнейшего писателя и мыслителя Оноре да Бальзака, наступает момент, когда ты дочитываешь последнюю страницу, последнюю строчку, последнее слово. А душе – волнение и сердце бьется часто-часто. Переживает.
А как хотелось бы остаться в этой книге, и вместе с Бальзаком испытывать мучительную радость творчества, вместе с ним искать большой смысл и блуждать в бесконечных иллюзиях, остро ощущать жгучую радость жизни, общения, ухаживать за прекрасными дамами и пылко ярко и безудержно влюбиться. И вечно – вечно жить душой и жизнью этого гения.
А самая печально-мучительная в этой книге – последняя страница, похороны Оноре, великого сына французского народа, и прощальная речь Виктора Гюго.
Сжимаются зубы, играют желваки, комок встает в горле. И читаешь, нет, слышишь печальные прощальные слова вслед великому французскому романисту.
Человек, по-моему, должен подражать кому-то. Постоянно. Не знаю, почему подражание высмеивают и осуждают. А ведь это единственный путь перенять и попробовать на себе те или иные формы бытия. Человек, прежде чем выдумать себя, должен кому-то подражать.
После двойки.
Сел красный как рак. Громко, мне кажется, на весь касс, билось сердце. «Опять двойка, – подумалось почему-то безучастно и отстраненно, как будто не о себе. Урок продолжался своим ходом, а в голове роились растревоженные как улей мысли, ругающие, разоблачающие, советующие. И кипели они в бессильной и безадресной то ли злости, то ли обиды, то ли досады. Они, эти растревоженные мысли, знали, что это временно и позволено так открыто и громко звучать в голове хозяина. Еще немного и он беспардонно будет подавлять малейшие их шевеление и тихий ропот. Но пока громко на весь класс билось сердце и кипели, и булькали и высказывались все эти возмущенные произошедшим мысли, которые рождались, разлетались и лопались от избытка чувств.
Вскоре все прошло: и волнение, и стыд, и желание исчезнуть из мира. Все это заменилось одним твердым решением: отныне сконцентрировать все усилия, все внимание на уроках, на учебе, на приобретении знаний.
Кажется, где-то в самом нале лета я хотел изменить свою жизнь и начать жить правильно: не читать что попало, учить уроки, готовиться по графику к экзаменам, самосовершенствоваться. Убрать из головы все, что случайным образом нахватано из газет, книг, освободить свой ум от хлама ненужных знаний и плодов безвольных рассуждений. Сделать так, чтобы было просторно знаниям. Чтобы просторно было нужным знаниям, формулам, правилам, всем учебным навыкам. Надо сделать так, чтобы не только желания и эмоции (хочу-не хочу, нравится-не нравится) руководили моими действиями, а жизненная необходимость. Слово «надо». С этой математикой шутки плохи. Надо научиться мыслить математическими формулами и понятиями.
Не нужно уходить от проблем. Нужно понять все на свете, людей, друзей, учебные предметы. Нельзя забывать – на носу экзамены. Надо прекратить читать книги запоем. Не читать книг! Не философствовать бесплодно! Не обращать внимания на свои переживания, не анализировать их. Все время надо отдавать учебе. Надо стать фанатиком учебы. Только вы фанатизме я отдохну от своей безвольно философствующей и рефлексирующей личности.
Не пугайся. Временно, Сашок, временно!
Хорошая идея – изменить себя, а значит свою жизнь. Сколько у меня таких идей и начинаний было. Посмотрим, что будет с этим. Очередным.
***
Слава приходит к людям по-разному. К кому-то – при жизни, а к кому и после. Ко Льву Николаевичу Толстому слава пришла еще при жизни. Толстой принадлежит не только русской, но и мировой культуре.
Вот я прочитал недавно его роман «Война и мир». Как-то быстро и незаметно для себя. Долго собирался. Думал, не осилить такой объем. Однако несмотря на то, что автор загибает предложения на пол – страницы. Прочиталось неожиданно быстро, неожиданно легко. И читалось неожиданно интересно. Будем писать сочинение. Это еще впереди, а пока порассуждаю, выскажусь.
Спрошу себя, а почему его романами зачитываются именно ищущие, думающие, сомневающиеся люди? В чем сила и притягательность его романов? Я думаю, причина в самом Толстом, в его психологии, и вообще, во всех его противоречиях. И еще притягательная сила его романов в том, что они дают обильную пищу пытливому уму. Толстой по натуре своей философ. И поэтому герои, созданные им, так искренни, правдивы, привлекательны.
Кто из нас не задумывался о смысле жизни? Поэтому и близки нам и Пьер Безухов, и
