- Ну ещё раз, третий, решающий!
Разложил третий, решающий. Снова карты легли к беде.
И вот приехали декабристы. Поселились. Прожили совсем недолго. От местных жителей жалоб наслушались. Сами увидели многое. Взятки берут чиновники, местных жителей притесняют, о нуждах края совсем не думают. Знал Горчаков, конечно, об этом. Мог бы к ответу привлечь виновных. Да дело всё в том, что и сам Горчаков был в тех же грехах замешан.
Написали декабристы обо всём в Петербург.
Пронюхали чиновники, что письмо декабристов пошло в Петербург, побежали скорей к Горчакову.
- Отобьёмся, отобьёмся, - успокоил их Горчаков. А сам про себя о картах: "Нагадали, паршивцы, неужто пророчество?!"
Однако не стал он тратить напрасно время. Садится и сам строчит в Петербург письмо. Пишет, конечно, о декабристах, пишет о них плохое. Получили в Петербурге оба письма. И, конечно, не декабристам, а Горчакову поверили. Даже приказ пришёл о строгом внушении декабристам.
- Ага, то-то! - торжествует Горчаков; глянул на карты: "Соврали, голубчики. А? Соврали!"
Довольны чиновники. Доволен и сам Горчаков. И всё же не удержался генерал-губернатор и вновь разложил карты. Карты снова легли к беде.
И правда. Не успокоились декабристы. Опять посылают письмо в Петербург. Письмо большое, подробное.
Узнал Горчаков о письме. Погнал в Петербург курьера:
- Птицей лети! Галопом!
Отбился Горчаков и на этот раз. Снова пришло внушение декабристам.
- Мы - сила, стена, гранит! Смиритесь. Смиритесь, - шипят чиновники.
Но не смирились декабристы. В третий раз посылают они письмо. Писали затем и в четвёртый, и в пятый. Доняли всё же в Петербурге они начальство. Пришлось назначить в Сибирь ревизию.
Только не стал Горчаков дожидаться ревизии. Тут же в отставку подал.
ЗАДАЧИ
Многими добрыми делами оставили декабристы в Сибири о себе благодарную память. Особенно тем, что создавали для местных детей школы.
С ребятами занимались и Матвей Муравьёв-Апостол, и братья Бестужевы, и братья Беляевы, Александр Якубович, Пётр Борисов, Пётр Муханов, моряк Торсон. Занимались и другие.
Учил детей и Иван Якушкин.
Начал вначале про "а", про "б". А когда освоили дети чтение, с цифрами их познакомил. Прошёл сложение и вычитание, умножение и деление. Про половинки и четвертинки им рассказал, ребята были смышлёными - освоили даже дроби.
Но больше всего любили ребята решать задачи.
- Сегодня задача на сложение, - начинает Якушкин.
Замрут ребята, слушают.
- Было у барина две деревеньки. Прикупил барин ещё одну. Сколько всего стало?
- Три, - голосят ребята.
- Правильно. А теперь давайте на умножение. Срубил крестьянин в барском лесу три осинки. Узнал барин, приказал за каждое дерево всыпать крестьянину по пять плетей. Сколько плетей получил крестьянин?
- Пятнадцать! Пятнадцать! - кричат ребята.
- Молодцы. Правильно. А теперь давайте на вычитание.
Притихли опять ребята. Начал Якушкин:
Собрал крестьянин с поля десять мешков зерна. Три из них за землю отдал помещику. Четыре мешка вернул тому же помещику за долги. За крестины сына один мешок оттащил попу. Два пришлось отвезти купцу - задолжал крестьянин купцу за ситец. А ну, кто живее из вас сосчитает, сколько мешков зерна у крестьянской семьи осталось?
- Ничего не осталось! - кричат ребята. - Ничего! Пусто!
- Молодцы, - говорит Якушкин. - Ну, дело у вас пойдёт.
МЯТЕЖНЫЙ ДУХ
Жандармы искали мятежный дух.
Унтер Уклейка примчал к исправнику:
- Нашёл!
- Ну, ну.
- Пушки видел! Ядра видел!
Исправник недоверчиво посмотрел на жандарма.
Ты - того... А? Снова пьян?!
- Никак-с нет.
- Ступай-ка сюда.
Уклейка шагнул.
- Дыхни!
Дыхнул жандарм. Видит исправник - верно, не пьян Уклейка.
- Ну, ну, так что ты видел?
- Пушки видел. Ядра видел, - твердил Уклейка. Порох в мешках. Фитили для запала.
Исправник всё ещё с недоверием смотрел на жандарма, однако спросил:
- Где? У кого?
- У него, - зашептал Уклейка. - Рядом с домом, в амбаре.
Всё было ясно. Речь шла о декабристе, бывшем подполковнике Андрее Васильевиче Ентальцеве. Отбыв каторгу, Ентальцев жил на поселении в городе Ялуторовске.
- Да-с, протянул исправник, а сам подумал: "Молодец Уклейка. Всё совпадает. Не зря и начальство о том говорило".
Как раз в это время предполагалось, что Сибирь посетит наследник русского престола, будущий царь Александр II. Наследник должен был проехать и через Ялуторовск. Предупредили об этом исправника, а заодно и о том, чтобы зорко следил за городом. Прежде всего за ссыльными декабристами. (Кроме Ентальцева, здесь жили Якушкин, Пущин и Оболенский.) Чтобы был начеку. Не убавилось, мол, у злодеев мятежного духа. Всякое может быть.
В ту же ночь, взяв отряд военного караула, исправник окружил дом и амбар Ентальцева.
Наставлял:
- Тише, чтоб взять живьём!
- Раз будет стрелять из пушек, не разбегайся. Падай на землю, ползи пластом.
Крадутся солдаты к амбару. Вдруг раздался какой-то шорох - то ли в амбаре, то ли за ним.
- Ложись! - закричал исправник.
Упали солдаты на землю.
- За мной!
Пополз исправник, за ним солдаты.
Снова раздался шорох.
- Замри!
Замерли все. Уклейка лежит, трясётся. Пролежали минуту, две, снова исправник сказал:
- Вперёд.
Поползли солдаты, как снова шорох.
- Стреляй! - закричал исправник.
Пульнули солдаты в амбар по двери. Тут же вскочили в рост. Помчались к амбару. Выбили с ходу дверь.
Осмотрели амбар - два ржавых старых лежат лафета, труба от самовара, шары от крокета, мешок с овсяной крупой. Фитилей никаких, конечно, не видно. Даже нет на них ничего похожего.
Вдруг снова в амбаре шорох.
- Ложись! - закричал исправник.
Упали на пол солдаты.
"Мяу", - раздался кошачий писк.
- Ты что же, - кричал исправник на Уклейку, - шутки шутить изволишь? Ну, где твой порох, где ядра, пушки?
- Да тут они были, тут в щёлку я видел, - уверяет жандарм. - Были, были. Вот тут стояли. Доложу вам - нюхом учуял мятежный дух.
- Нюхом, - ругнулся исправник. - Не в щёлку смотри, болван, а в душу. Вот где мятежный дух.
ДЕВЯТЫЙ ВАЛ
Стояла весна. С окрестных сопок сбежали ручьи. Загомонили, закричали криком весёлым птицы. С востока, с Тихого океана, подул ветер, понёс тепло.
Идёт Николай Бестужев по привольной сибирской степи. Небо синее-синее. Чиста и прозрачна даль.
Идёт Бестужев. Мысли его о друзьях, о России. Много минуло лет. Спят в могилах друзья боевые. Но не о прошлом, о том, что было, - о том, что будет, думает декабрист.
Россия, Россия!.. Нет крепостных в России. Равен один одному.
Идёт Бестужев по привольной сибирской степи. Ветер бьёт в щёки. Палит в лицо. Мысли его о друзьях, о России. Много минуло лет. Но не о прошлом, о том, что было, - о том, что будет, думает декабрист.
Россия, Россия!.. Нет на престоле царей в России. Да и сам-то престол в музее.
Идёт Бестужев по привольной сибирской степи. Мысли бегут, как реки. Память оковы рвёт. Но не о прошлом, о том, что было, - о том, что придёт, что непременно будет, думает декабрист.
Россия, Россия!.. Не в стонах, не в криках лежит Россия. В весеннем стоит цвету.
Царь разгромил декабристов. Сгноил в Сибири. Лишь через тридцать лет, уже после смерти царя Николая I, декабристам разрешили вернуться с каторги. Дожили до этого времени всего лишь несколько человек.
Декабристы погибли. Но не стихла борьба в России. На смену одним героям, как волны в открытом море, девятым валом пришли другие.
Всё теснее, теснее ряды борцов.
И вот уже гремит выстрел в царя в Петербурге, у Летнего сада.
И вот снова в страхе живут дворцы.
И вот уже бомба летит в царя.
Но это было другое время. И об этом другая книга.
УПРЯМАЯ ЛЬДИНА
______________________________
В 1866 году рабочие американского города Чикаго объявили
забастовку. Капиталисты жестоко расправились с её участниками:
несколько человек было казнено, многие брошены в тюрьмы.
Забастовка американских рабочих произошла первого мая. В
память об этом событии трудящиеся всех стран решили ежегодно
отмечать Первое мая как день борьбы против угнетателей. Они
договорились Первое мая объявить международным праздником
днём солидарности трудящихся всех стран.
Из рассказов, вошедших в книгу "Упрямая льдина", вы
узнаете, как отмечали Первое мая трудящиеся нашей родины до
Великой Октябрьской социалистической революции.
В ЛЕСУ У ЕМЕЛЬЯНОВКИ
Деревня Емельяновка лежала в стороне от проезжих дорог, верстах в трёх от Петербурга. За деревней - лес, сразу за лесом - берег Финского залива.
Ничем не примечательна Емельяновка: домов в ней немного, жители мирные. Никаких историй, никаких происшествий.
И лес как лес, ничего в нём особенного: сосна да берёза, кусты колючей малины, заросль орешника. Редко кто забредал сюда из прохожих.
