— Вы сами подали хозяевам эту мысль, — ответил Володя. — Помните? «Я сам в отделение звоню, проверяю... »
Грязнов лишь рукой махнул и зашагал навстречу вылезшим из щегольского «форда» милиционерам. Протянул им свое удостоверение, потом обменялся рукопожатием.
— Все в порядке, Вячеслав Иванович? — спросил старший. — Помощи не надо?
— Помоги, если можешь, материально, — пошутил Грязнов.
Молодые милиционеры заулыбались и посмотрели наверх, откуда их окликали хозяева.
— Все в порядке! — крикнули они снизу.
Когда Грязнов и Фрязин поднялись наверх,
дверь им открыли сразу.
— Ну наконец-то! — расплылась в улыбке хозяйка. — Устали, поди, голодные. А я чай поставила, жду вас.
— Чай — это всегда хорошо, — сказал Грязнов, — и, пожалуй, мы не откажемся.
Но Володя отказался, заспешил, и Вячеславу Ивановичу пришлось одному выпить чашку чая, потому что хозяева засмущались, отказались: вы пейте, пейте, а мы дома, мы всегда успеем.
К себе в управление он вернулся около восьми вечера. И сразу раздался звонок.
— Весь вечер не могу дозвониться! — бушевал Турецкий. — Где тебя носит?
— А еще интеллигентный человек, — упрекнул его Грязнов. — И такие выражения — где носит... Вот тебя где носило все это время? Тут такие дела разворачиваются. Да тебе, поди, неинтересно уже, что происходит в родном отечестве. Вы там все больше международным терроризмом пробавляетесь, вам наши дела да случаи неинтересны.
— Мне звонил этот господин из посольства — Самед Асланович, — сказал Турецкий. — Говорит, будто у вас там есть гражданин Азербайджана некто Мансуров. Мол, человек известный, а сидит в СИЗО.
— Отпустить, что ли? — нахмурился Грязнов.
— Наоборот, просит подержать подольше.
— Вот так да! — удивился Грязнов. — Обычно из этого посольства другое требуют. Вас там, в Баку, еще не задерживают на улицах как лиц славянской национальности? Документов не требуют?
— Сюда эта мода еще не дошла, — ответил Турецкий.
— Мансуров... — стал припоминать Грязнов. — Наглый такой, в Бутырке... Да я этого негодяя вообще никуда не выпущу.
— Ты уверен, что мы говорим об одном и том же лице? — спросил Турецкий.
— Я уверен только в том, что разговариваю сейчас с тобой.
— И то хорошо, — не желая раздражать друга, примирительно сказал Турецкий.
— Вряд ли этот подонок известная фигура в солнечном Азербайджане, как тебе кажется, — сказал Грязнов, остывая. — Вот только брат его... Будто бы тот подкупает должностных лиц. Есть сведения, что купил двоих наших пленных, чтобы обменять их на своего братца. Если не вмешаемся, то обменяет.
— Вот-вот, — сказал Турецкий, — значит, не зря я тебе позвонил.
— Не зря. Значит, этот мерзавец, для которого скупают в Чечне наших пацанов, теперь сидит здесь... Постой, никак не укладывается... Ты понимаешь, что происходит?
Турецкий молчал.
— Да он у меня отсюда вообще теперь не выйдет! — заорал Грязнов.
— Ну ты там полегче, — сказал Турецкий. — Он гражданин иностранного государства. Не вздумай устраивать там бучу, а то знаю я тебя.
— Да ничего ты, Сашка, не знаешь! — в сердцах воскликнул Грязнов. — Тебя не было со мной в камере, где только что они изнасиловали пацана и нагло смеялись мне в лицо! Мой брат, говорит, купит мне прокурора, и я отвечу только в его присутствии... Ты представляешь?
— До этого, значит, дошло? — серьезно спросил Турецкий.
— Поэтому, Александр Борисыч, ты мне ничего не говорил, а я ничего от тебя не слыхал. Тут дело моей чести. Что еще?
— Да вот... — неуверенно произнес Турецкий. — Не знаю, право. Так все совпало. У нас есть запись разговора жены этого Мансурова с одним бельгийским дипломатом, если тебе это интересно... Совсем молодая особа, игривая, смазливая, словом, время не теряла.
— Ну? — поторопил его Грязнов.
— Что — ну? — передразнил Турецкий. — Тебе только скажи... Не нравится мне это, о чем ты сейчас подумал. Понимаешь?
— А откуда ты, Борисыч, знаешь, о чем я подумал? Может, я подумал о наших пацанах, которых этот упырь скупает в Чечне? О том, как их освободить...
— Однако хватка у тебя...
— Как у волкодава, — сказал Грязнов. — Заканчивай, не томи.
— Будешь его шантажировать? — спросил Турецкий после паузы.
— Ее как звать? — спросил Грязнов.
— Фирюза.
— Фирюза так Фирюза, мне без разницы. Значит, если я вас, Александр Борисыч, правильно понял, фотографии постельных сцен эротического содержания из бельгийского посольства вы вышлете мне в ближайшее время по телефаксу?
— Что ты собираешься с ними делать? — спросил Турецкий.
— Пока не знаю. Но что буду делать с братцами Мансуровыми — уже знаю. Про каждого в отдельности.
— Сам-то как? — Турецкий решил переменить тему.
— Устал как собака, — признался Грязнов. — Не знаю, как во всем остальном, но по концентрации идиотов на душу населения мы рискуем выйти на первое место в мире. Просто обвал, Борисыч! Ты там имеешь дело с интеллектуалами, я тебя понимаю, но вот кто мне посочувствует?
— Что предлагаешь? — спросил Турецкий.
— Давай, Сашок, отлавливай последних своих террористов и возвращайся. Без тебя — невмоготу!
— У тебя в управе столько стоящих ребят, — сказал Турецкий. — Сам говорил...
— Я и сейчас говорю. И Володя Фрязин — малый что надо. Но мы здесь как последний очаг сопротивления. Ясно тебе? Нас пока не задавили и не купили.
— Да кто тебя купит? — подначил Турецкий.
— Хочешь сказать: кому я нужен, старый хрен? — хрипло рассмеялся Грязнов. — Выпить не с кем, вот еще незадача, Борисыч. Костя Меркулов твой смотрит на меня как на врага народа, когда предлагаю... Не с кем душу отвести. А ты говоришь...
— Заканчиваем, — сказал Турецкий. — Я не для того трачу финансы ООН, чтобы выслушивать твои питейные претензии.
— Боишься, вычтут из зарплаты? Или спутник за горизонт заходит?
— Все когда-нибудь уходит за горизонт, — серьезно сказал Турецкий. — Солнце, луна, друзья, родители, ты сам...
И отключил связь.
Грязнов закурил и подошел к открытой форточке. Несмотря на позднее время, большинство окон в управлении горело, что называется, синим пламенем. Где-то там, в лабораториях экспертно- криминалистического управления, сейчас брали на анализ пробы крови и спермы, пота и прочего, что оставляла после себя преступность в своих грязных делах.
Володя Фрязин понес туда то, что удалось взять в машине. Грязнов не верил, что удастся найти какие-нибудь зацепки в этой чертовой «шестерке», в которой удирал преступник, умело наводя на версию о подгулявших подростках. И потому запутал сотрудников милиции.
Но — посмотрим. Хотя уже пора. Пока бы уже знать, почему Бригаднова, предпринимателя- нефтяника, зарезали здесь, в Москве, таким архаичным способом, оставляющим, как правило, множество следов? Тем же способом лишили жизни и его предшественника на посту руководителя той же компании в Тюмени?
А мы еще ничего не знаем о погибших, думал Грязнов. Кто они? Может, это всего лишь разборка? Месть за что-то среди своих?
У горских народов это запросто. Он про это читал и слышал. А если это не чеченцы? А если кто-то под них косит? Тогда — зачем?
В дверь постучали. Володя, кто же еще... Пора бы уже открывать дверь ногой, когда тебя начальство ждет не дождется.
Володя вошел, робко глядя на начальника.
— Ну что там? — спросил Вячеслав Иванович нетерпеливо.
— Вы были правы... — сказал Володя. — Вот бы никогда не подумал...
И сел в кресло, придерживая бланки с результатами анализов.
Грязнов резко выхватил из его рук акты биологической и криминалистической экспертизы. Так и есть, обнаружены капли крови на коврике и на педали газа угнанной машины, совпадающие по группе и прочим составляющим с образцами крови, изъятыми на лестнице дома, где был убит Бригаднов. Таким образом, заключали эксперты, в обоих случаях обнаружена кровь потерпевшего Бригаднова.
