лучше!
Мы падаем на диван и пьём.
— Крутая вечеринка. Ладно, давай теперь рассказывай всё как есть.
— В смысле, что рассказывать?
— Лиз, не морочь голову, я же вижу, что у тебя что-то не так. Давай, выкладывай.
И я выкладываю. Я рассказываю про бассейн, про Марко, про Крюкова, про Ингу, про Фабио, про Николу, снова про Марко. Рассказываю всё, что разрывает моё сердце и наполняет горечью каждый день. По моим щекам текут горячие слезы, они капают на мои голые бедра и прожигают дыры, которым не суждено затянуться. Кажется, я уже совсем пьяная. Жалкая… Несчастная…
— Бедная ты моя, бедная, — Юлька обнимает меня одной рукой и притягивает к себе. Я податливо наклоняюсь к ней. Другой рукой она гладит меня по плечу и по спине, шепчет что-то ласковое и тихое. Я утыкаюсь ей в шею и лью слёзы, точно так же, как тогда, в девятом классе.
22. К истокам моих страданий
Тогда в мае мы поехали к Коте на дачу, отмечать её день рождения. В школе её все так звали. Нас было пятеро — я, Юлька, Верка Трошина, Женька Попов и Сашка Зайцев. А там весна, пробуждение, взросление, томление, ожидание и любовь, растворенная в воздухе. Тот воздух, тот аромат я помню до сих пор…
Мальчишки жарили шашлык, мы делали салат — «пионерская» классика. Была какая-то шипучка, грузинское вино и коньяк. Все быстро опьянели, орали песни, танцевали, курили и смачно матерились.
Верка с Женькой были парой, а мы втроём вроде как просто друзья. Но мне Сашка очень нравился, и я ему нравилась, я это знала. Мы никогда об этом с ним не говорили, но незадолго до поездки он меня поцеловал на школьной дискотеке. И оба мы, да и все остальные понимали, что сегодня у нас что-то определится. Может быть даже будет секс. Мне было страшно, но Верка с Женькой давно уже трахались и никого это не шокировало и не пугало, а наоборот вызывало зависть.
На даче я должна была спать в одной комнате с Юлькой, Верке с Женькой досталась спальня, а Сашке — диван в гостиной. Но тут, понятное дело, могли быть варианты, в зависимости от того, какой бы получился расклад. В общем, я сказала, что мне пора и ушла первой. Минут через десять пришёл Сашка. А я эти десять минут места себе не находила, испытывала волнение и даже страх, представляя, как всё будет.
Помню страшную неловкость. Он зашёл и молча выключил свет. Я спросила зачем, но он ничего не ответил, подошёл и поцеловал, засунул мне в рот свой язык. Он начал меня мять, неуклюже расстёгивать, стягивать одежду, больно сжимать грудь. От этих медвежьих ласк я чуть не лишилась чувств. Мне стало так страшно, что я вся задеревенела думала только, хоть бы он ушёл.
Хорошо помню себя с плотно сжатыми ногами и Сашку, пытающегося разжать, развести мои ноги, вклиниться между ними. Помню и дикий ужас, и звон в ушах. И ещё помню, как заорала, а он с перепугу зажал мне рот подушкой. Идиот. Как только не задушил. От этого мне стало ещё страшнее… В общем, опыт так себе. Он долго держал меня, пока я немного не успокоилась.
Потом уже вся в соплях и слезах я ему говорила:
— Саша, пожалуйста, не надо так, я так не хочу…
— Ты что, не чувствуешь, как я к тебе отношусь? — не понимал он.
— Я тоже к тебе очень хорошо отношусь, но я не готова, прости меня…
И я снова рыдала, а если он делал хоть одно движение в моём направлении, отшатывалась от него и вжималась в стену.
— Значит я тебе безразличен?
— Нет, конечно, ты что!
Ну и все в таком духе. В итоге он психанул и выскочил, хлопнув дверью, а я лежала, не могла уснуть, не понимала, что делать, да и надо ли вообще что-то делать. Всё стихло, а Юлька не приходила. Тогда я встала, накинула её халат и пошла посмотреть, где кто. Вошла в тёмную гостиную, нашарила выключатель и включила свет.
— Лизка, блядь, выключи свет!
Сначала я услышала Юлькин голос, а потом уже поняла, что вижу её и Сашку полуголых в обнимку лежащих на диване. Я вернулась в комнату, села на постель и обхватила руками коленки. Была только боль, горечь и беззвучные рыдания. Скоро пришла Юлька, села ко мне на кровать.
— Лиз…
Я не ответила, только затряслась от слёз.
— Лизок, миленькая моя, ты что, плачешь? Лизанька, скажи что-нибудь, Лиза, пожалуйста…
Она опустилась на колени перед кроватью и стала гладить меня поверх одеяла по голове, по плечам.
— Лиза, Лизанька, ну что ты, ты из-за Зайцева? Ты же сама его прогнала, сказала, что не любишь.
— Я такого не говорила! Не говорила!
Я подняла голову и увидела лицо Юльки прямо перед собой, очень близко. По её щекам тоже текли слёзы.
— Лиза, прости меня, прости суку, я не поняла, я бы никогда… я не знала, Лиз, прости-и-и-и…
И она разрыдалась. И я разрыдалась. Она села на кровать, и мы рыдали обнявшись, глупые, несчастные. Она гладила меня по волосам и по спине, а я уткнувшись в её шею лила и лила слёзы, целые солёные реки.
С Зайцевым, разумеется, всё было кончено, а я с тех пор боялась даже думать о сексе. Не могу сказать, что у меня было много с Юлькой мы ни разу с тех пор не говорили об этом, но я всегда помнила о той ночи, и она, наверное тоже. Мы остались подругами и были не разлей вода. Я думаю, что после смерти мамы у меня и не было никого ближе Юльки.
.
Я отталкиваю её и даже как будто немного трезвею.
— Что? Что ты меня толкаешь, неблагодарная?
— А ты не помнишь!? Ну почему со мной каждый раз такая ерунда! Мы уже сидели так в обнимочку, когда ты трахнула моего парня, забыла? Разбила мне сердце, можно сказать!
Она смеётся:
— Ты мне спасибо за это должна сказать. Знаешь, чем сейчас твой Зайцев занимается? Работает водителем в городской администрации.
— Ну видишь, большой человек, в администрации работает!
И мы обе весело, пьяно и счастливо хохочем.
— Мы, кстати, тогда не трахались, просто обжимались.
— Не ври!
— Правда…
— А что ж ты мне раньше не сказала?
— Не знаю… не сказала и всё…
Мы замолкаем, вспоминаем каждая своё. Потом я говорю:
— Ладно, Юлька, пошли спать.
— Пошли
— Только пообещай, что с Марко
