— Психоаналитик, — медленно повторил Ортега. — И о чем она будет с ним разговаривать?
— Она попытается выяснить, почему Себастьян хотел попасть в тюрьму.
— Он не хотел! — Ортега вскочил и драматически вскинул крупную руку. — Власти его засадили с помощью этого carbon, судебного следователя Кальдерона!
— Но Себастьян не сказал ни слова в свою защиту. Казалось, он рад наказанию. Почему, как вы думаете?
Ортега упер кулаки в свою обширную талию, набрал побольше воздуха, словно хотел закричать.
— Потому что, — вдруг очень тихо произнес актер, — он виновен… Вот в состоянии его рассудка на тот момент я сомневаюсь. Суд решил, что он вменяем, но я с этим не согласен.
— Это она и выяснит, — заверил Фалькон.
— Да что тут выяснять! — воскликнул Ортега. — У мальчика и без того хрупкая психика. Не хватало только, чтобы он вообще расхотел жить.
— Вам из тюрьмы сообщили, что такое возможно?
— Пока нет.
— Пабло, она очень хороший врач, она не может навредить пациенту, — уговаривал Фалькон. — Пока она поможет ему разобраться в себе, я проверю кое-какие подробности дела…
— Какие?
— Нужно обязательно поговорить с родителями похищенного мальчика, Маноло.
— Вы ничего не добьетесь. В их доме запрещено произносить имя Ортега. У отца был инсульт — он больше не может работать. Они распустили злобные слухи, так что весь район на меня ополчился. Поэтому я здесь, Хавьер… а не там.
— Я должен с ними поговорить, — с нажимом сказал Фалькон. — Именно на основании показаний Маноло суд назначил столь суровое наказание для Себастьяна.
— С чего он станет менять свои показания? — спросил Ортега.
— Вот это я и хочу выяснить: свои или кем-то внушенные.
— Не понимаю.
— Он совсем маленький. В таком возрасте делаешь, что говорят.
— Хавьер, вам что-то известно?
— Я знаю только, что хочу помочь.
— Как мне это не нравится! — не унимался Ортега. — Как бы не было еще хуже.
— Пабло, хуже я не сделаю.
— Опять ворошить прошлое… — сказал Ортега, вспоминая ужас, через который он прошел. Он начал зло, но затем смягчился: — Хавьер, можно я немного подумаю? Пресса только-только успокоилась. Не хочется, чтобы они снова на меня насели. Хорошо?
— Не волнуйтесь, Пабло. Не спешите.
В это время Ортега обратил внимание на фотографию, которую Хавьер положил на стол.
— Что-нибудь еще? — спросил он.
— Я запутался в ваших отношениях с Рафаэлем Вегой, — сказал Фалькон, листая свой блокнот. — Вы сказали: «Я его знаю. Он представился мне примерно через неделю после моего переезда». Это значит, что вы знали его до переезда сюда или познакомились с ним, только переехав в Санта-Клару?
Ортега смотрел на фотографию, лежавшую на столе перед Фальконом лицом вниз, как игрок в покер на карту, масть и достоинство которой он не прочь узнать.
— Я знал его раньше, — подтвердил он. — Видимо, нужно было сказать «представился заново». Мы встречались на вечеринке или где-то еще. Не могу вспомнить…
— Один раз, два, три?
— Не могу сказать с уверенностью. Я встречаю столько людей…
— Вы знали покойного мужа Консуэло Хименес? — спросил Фалькон.
— Да, да, Рауля. Должно быть, это он нас познакомил. Они занимались одним делом. Я ходил в ресторан в квартале Порвенир. Вот где это было!
— Я предполагал, что Вегу представил ваш брат.
— Ах, ну да. Теперь вспомнил. Конечно. Фалькон протянул Ортеге фотографию, наблюдая за выражением его лица.
— С кем вы здесь разговариваете? — помедлив, задал вопрос Фалькон.
— Кто его знает, — ответил Ортега. — Тот, кого не видно, мой брат. Узнаю его лысину. А этот парень… не знаю.
— Фотография сделана на приеме Рауля Хименеса.
— Это вряд ли поможет. Я был на десятках приемов, встречал сотни… Могу только сказать, что он не из моих коллег. Должно быть, занимается строительством.
— Рауль делил своих знакомых на знаменитостей и людей, полезных для дела, — заметил Фалькон. — Странно, что вас нет на его фотографиях знаменитостей.
— Рауль Хименес думал, что Лорка — сорт хереса. Он в жизни не был в театре. Он хотел бы считать себя другом Антонио Бандераса и Аны Росы Кинтаны — ну знаете, эта красотка — ведущая канала «Антенна», но это не так. Это все рекламный трюк. Я иногда помогал брату, появляясь на приемах. Я был знаком с Раулем, встречал Рафаэля, но другом не был.
— Спасибо, что разъяснили, — поблагодарил Фалькон. — Простите, что отнял у вас время.
— Не пойму, что вы расследуете, Хавьер. Только что мы говорили о самоубийстве Рафаэля, тут же вы даете понять, что его убили, теперь вас интересует дело Себастьяна. И этот снимок… он был сделан несколько лет назад — с тех пор я сильно прибавил в весе.
— На нем нет даты. Могу только сказать, что он сделан до тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года.
— Откуда вы знаете?
— Мужчина, с которым вы разговариваете, умер в том году.
— То есть вы знаете, кто это?
Фалькон кивнул.
— Кажется, меня здесь в чем-то обвиняют! — встал в позу Ортега. — А моя вина, скорее беда, в том, что моя память разлетелась на куски после этого жуткого разбирательства с Себастьяном. В жизни не нуждался в суфлере, а за последний год я несколько раз стоял перед камерой или на сцене и не понимал, какого черта я там делаю. Это… да вам неинтересно. Глупости. Вряд ли это может быть важным для полицейского.
— Ну что вы! Продолжайте.
— Как будто реальность с трудом пробивается через иллюзию, которую я пытаюсь создать.
— Похоже на правду. У вас были трудные времена.
— Такого не было, даже когда меня бросила Глория. Ладно, забудьте.
— Я работаю не только затем, чтобы посадить преступника за решетку. Мы ведь и людям помогаем.
— Как вы можете мне помочь? Вы разбираетесь в снах? — усомнился Ортега, но продолжил: — Мне снится, что я стою в поле, холодный ветер дует в потное лицо. Я невероятно зол, руки болят. Ладони словно обожжены, а пальцы — как будто переломаны. Издалека слышен звук проезжающих машин, и вдруг я понимаю, что руки причиняют мне не физическую боль, а глубокие нравственные страдания. Что это значит, Хавьер?
— Похоже, вы кого-то избили.
Ортега смотрел сквозь него — он глубоко задумался. Фалькон сказал, что пойдет, пожалуй, но Ортега не отозвался. Дойдя до ворот, Фалькон понял, что забыл спросить про Сергея. Он вернулся, но на углу замер. Ортега стоял на газоне, протянув руки к небу; внезапно он упал на колени. Собаки подбежали и принялись его обнюхивать. Пабло погладил их и прижал к себе. Он плакал. Фалькон ушел.
Гараж Веги со сверкающим «ягуаром» был гораздо чище жилища Сергея. Фалькон понял, что рядом с такой машиной он никакой соляной кислоты не найдет. Он пошел в сад, к площадке для барбекю, в надежде отыскать место для садового инвентаря. В этой части сада все было тщательно продумано: ею явно занимался человек, который умел и любил жарить мясо. За площадкой начинались густые, почти тропические заросли. Фалькон обошел домик Сергея и увидел проход сквозь джунгли, скрывавшие кирпичный сарай. Он нахмурился: Перес, осматривавший сад, не указал это в отчете.
Фалькон вернулся, нашел в гараже ключ и побрел обратно сквозь вязкий зной. В сарае было полно мешков с углем и различных приспособлений для барбекю. Сергей хранил инструменты в одном углу вместе с какими-то строительными материалами. На полке сверху стояла краска, какие-то жидкости, в пластиковой бутылке оставалось на донышке немного соляной кислоты. Фалькон сходил к машине за пакетом для улик, положил туда бутылку, подцепив ее ручкой. Пока он этим занимался, в сарае вдруг стало темно.
— Вы сегодня без помощников, инспектор, — раздался голос Мэдди Крагмэн.
Фалькон от неожиданности вздрогнул.
Она стояла в дверном проеме, освещенная сзади. Фалькон видел все изгибы и линии ее тела сквозь прозрачную ткань платья. Он опустил глаза на плетеные сандалии. Она прислонилась к косяку, сложив руки на груди.
— Мне так проще, сеньора Крагмэн, — объяснил Фалькон.
— Я вас так и представляю: одиночкой, который все тщательно обдумывает, мысленно создавая картину преступления.
— Вы за мной следите?
— Мне просто скучно, — ответила она. — В такую жару я не могу пойти фотографировать. На реке все равно никого нет.
— В таком случае не добавите ли несколько штрихов к картине: ваш муж до сих пор работает на «Вега Конструксьонс»?
— Вчера вечером звонили сеньор Васкес и финансисты, просили продолжать руководить проектами. Похоже, они не собираются сворачивать работы… пока. Кофе не хотите, инспектор?
Они вышли на солнце. Мэдди рассмотрела содержимое пакета для улик. Фалькон запер сарай.
— Здесь можно срезать путь, — сказала она, направляясь к дыре в изгороди возле дома Сергея.
Фалькон вернулся, положил пакет в гараж и запер дверь. Он пролез за ней через изгородь, прошел через сад к дому, думая, как завести разговор о Резе Сангари.
